Сергей Кремлев - Россия за Сталина! Вождь народа против жуликов и воров
Однако буржуазный, либеральный «гуманизм» тоже не очень-то умен! Уж кто-кто, а Сталин это понимал досконально.
Тот, кто хочет разобраться в тогдашних днях, обязан книгу Фейхтвангера прочесть, особенно — разделы «Демократия и диктатура» и «Сталин и Троцкий».
Я же приведу здесь ее конец — полностью последнюю главку «Вавилонская башня».
Библейская притча гласит, что в Вавилоне начали строить башню до неба, и Бог, дабы сорвать этот план, смешал языки строителей, и они перестали понимать друг друга.
Фейхтвангер же, написав в предыдущей главке «Нездоровый воздух западной цивилизации», что «воздух, которым дышат на Западе, — это нездоровый, отработанный воздух» и что «у западной цивилизации не осталось больше ни ясности, ни решительности», закончил книгу словами:
«Когда из этой гнетущей атмосферы изолгавшейся демократии и лицемерной гуманности попадаешь в чистый воздух Советского Союза, дышать становится легко. Здесь не прячутся за мистически пышными фразами, здесь господствует разумная этика, действительно «more geometrico constructa» («геометрически точная». — С.К.), и только этим этическим разумом определяется план, по которому строится Союз. Таким образом, и метод, по которому они там строят, и материал, который они для этой стройки употребляют, абсолютно новы, Но время экспериментирования осталось у них уже позади, Еще кругом рассыпан мусор и грязные балки, но над ними уже отчетливо и ясно высятся контуры могучего здания. Это настоящая вавилонская башня, но башня, приближающая не людей к небу, а небо к людям. И счастье благоприятствует их работе: люди, строящие ее, не смешали своих языков, они хорошо понимают друг друга.
Да, да, да!
Как приятно после несовершенства Запада увидеть такое произведение, которому от всей души можно сказать: да, да, да! И так как я считал непорядочным прятать это «да» в своей груди, я и написал эту книгу».
Сталин, напомню, тоже знал Запад. Не так чтобы очень хорошо, но все же и не как турист. Он ведь не раз жил за границей, будучи делегатом партийных съездов, приезжая к Ленину и по другим партийным делам. А для острого глаза Сталина не было нужды всматриваться во что-то годами, чтобы понять его суть.
Так что Сталин Запад и его нездоровую — для духовно здоровых людей — атмосферу знал.
А Ромен Роллан?
Ну, Ромен Роллан в марте 1937 года написал Сталину письмо…
Вот такое (даю с несущественными купюрами):
«Дорогой товарищ Сталин!
….Накануне процесса против Бухарина и никоим образом не оспаривая собранные против него улики, я обращаюсь к Вашему высокому духу гуманности и понимания высших интересов СССР.
Ум порядка бухаринского ума является некоторым богатством для его страны… Если он смог, на основе вреднейших идеологий, преступным образом проступиться, следует казнить эти идеологии, но пощадить человека научной ценности, ими сбитого с дороги…
В течение полутора веков, с тех пор как Революционный Трибунал Парижа приговорил к смерти гениального химика Лавуазье, мы, самые пламенные революционеры (Вот как! — С.К.), самые верные памяти Робеспьера и Великого Комитета Общественного Спасения, всегда горько сожалели об этой казни и угрызались ею».
Если бы не серьезность темы, то причисление Ролланом себя к «самым пламенным революционерам» могло бы позабавить. Но вот уж воистину не смешно, а грустно то, что Роллан (сам о том, конечно, не подозревая по причине полной — до самонадеянности — политической наивности и безграмотности) весьма верно провел параллель между Лавуазье и Бухариным…
Дело в том, что Конвент в 1794 году гильотинировал не гениального химика Лавуазье, а генерального откупщика Лавуазье — в числе других откупщиков.
Система откупов, то есть покупки частным лицом у государства права на сбор налогов, возникла еще в Античности и закончилась в Европе в период Великой французской буржуазной революции 1789–1894 годов.
И не зря именно тогда и именно во Франции — потому что именно там откуп был особенно развит и особенно ненавистен. Никаких сеньоров во Франции не ненавидели так, как ненавидели откупщиков, особенно за габель — соляной налог. И ненависть была вполне заслуженной: откупив налоги у короля, откупщики были в сборе налога — теперь уже в свою пользу — беспощадными и жестокими.
К слову, откупщиков не терпели и лояльные к национальным интересам имущие слои, поскольку система откупов лишала государство значительной части его доходов, зато бешено обогащала откупщиков.
Революция уничтожила откуп. В 1793 году тридцать бывших крупнейших откупщиков были преданы суду и в 1794 году казнены.
Среди них — Антуан Лоран Лавуазье (1743—8 мая 1794)…
Лавуазье был талантлив и для науки сделал много. В 1772 году, в 29 лет, он стал действительным членом Парижской академии наук, а с 1785 года был ее директором. В 1774 году Лавуазье подошел к пониманию закона сохранения вещества, к 1777 году выяснил роль кислорода в процессах окисления и дыхания, в 1785 году синтезировал воду из кислорода и водорода и нанес решающий удар теории флогистона, обосновав кислородную теорию горения. Позднее Маркс сказал о нем: «Лавуазье… впервые поставил на ноги химию, которая в своей флогистической форме стояла на голове…»
В 1783 году Лавуазье опубликовал «Мемуар о теплоте», став одним из основателей термохимии, но…
Но последние его крупные заслуги перед наукой датируются как раз первым годом французской революции, то есть — 1789 годом. В этом году он основал совместно с Монжем, Бертолле и другими журнал «Анналы химии» и опубликовал «Начальный учебник химии».
При этом с 1768 года Лавуазье был откупщиком и составил себе огромное состояние, часть которого пошла, правда, на научные исследования, но…
Но во Франции начались процессы, которые грозили состоянию Лавуазье, и ученый все больше стал уступать собственнику.
С позиций сегодняшнего дня, дней Роллана, и даже с позиций тех дней, когда Лавуазье казнили, его можно и нужно было пощадить — как совершенно уникальный случай. Но Лавуазье казнили, отклонив ходатайства за него высокомерным: «Республика не нуждается в ученых»… Во французском «великом терроре» было действительно немало черт отвратительных, хотя корни этого были вообще в национальном характере, не очень-то добродушном…
К тому же не забудем, что именно француз сказал: «Чувствительные люди, проливающие потоки слез над ужасами революции, пролейте хотя бы несколько слезинок над ужасами, их породившими».
Лавуазье казнили не за его гениальные химические теории, не за то, что он превращал кислород и водород в воду, а за то, что он почти четверть века путем отвратительной практики превращал пот и кровь французов в золото.
Превращал не как химик, а как откупщик, как кровосос…
Я готов пролить над судьбой Лавуазье потоки слез, если мои возможные критики прольют хотя бы несколько слезинок над его преступлениями против простого народа.
Они-то ведь — не выдумка ОГПУ или НКВД…
А что там у нас с Николаем Ивановичем Бухариным, за которого Ромен Роллан просил Сталина, сравнивая Бухарина с Лавуазье?
Николай Иванович тоже ведь числился одно время в блестящих теоретиках и действительно был очень, очень образован, даже латынь знал. И начинал он не как Лавуазье, который раньше, чем в Парижскую академию, был принят в возрасте двадцати пяти лет — в 1768 году — в «Компанию откупов». Бухарин же в двадцать пять лет, в 1913 году, был уже сотрудником Ленина.
В восемнадцать лет Бухарин вступил в РСДРП, вел партийную и профсоюзную работу, редактировал журнал «Голос жизни»…
В эмиграции — с двадцати трех лет, много писал на политэкономические и теоретические темы. Вот, правда, когда надо было практически наметить верную экономическую линию Советской России, ударился в «правый» уклон, но в теории был очень, очень силен… Его статьи даже в Америке в 30-е годы печатали — в журнале Госдепа «Foreign Affairs». И он даже бывал в Париже, и даже сам Ромен Роллан с ним беседовал — хотя и не в Париже, а в Москве… И был умом Бухарина очарован.
А вот Сталин Бухарина не пощадил, несмотря на заступничество Роллана. Хотя Сталин, в отличие от прокурора Конвента, со всех трибун говорил о том, что ученые Республике нужны, да еще и как нужны!
В чем дело?
Да вот как раз в том, что ко второй половине 30-х годов Бухарин из ученого и пусть и весьма «кабинетного», но революционера превратился в опасного, изворотливого заговорщика, и интеллект в нем все более уступал амбициям.
Еще более кабинетный интеллект, чем Бухарин, Ромен Роллан призывал Сталина «казнить идеологии, но пощадить человека, ими сбитого с дороги»…
Роллан, считавший себя «самым пламенным революционером», а на самом деле бывший либеральным гуманистом с виллы «Ольга» в Во, не был, во-первых, в состоянии понять, что реальные политические действия совершают не идеологии, а конкретные реальные люди.
