Жорж Садуль - Всеобщая история кино. Том. Кино становится искусством 1914-1920
Победа приводит приговор в исполнение, и поэт, провидящий яснее, чем когда-либо, возвращается в свою деревню, он созывает матерей, носящих траур, вдов и сирот и говорит им:
„Вечером после сражения я был в карауле на поле боя. Там лежали усопшие, дорогие вам усопшие. И тут произошло чудо: при лунном свете рядом со мной медленно поднялся один солдат. В ужасе я бросился бежать, но мертвый заговорил. Я услыхал его слова:
„Друзья мои, теперь пора узнать, к чему привело самопожертвование. Пойдемте узнаем, достойна ли наша страна нашей жертвы. Вставайте! Вставайте!”
И все мертвецы повиновались. Я бегом опередил их, чтобы предупредить вас. Они маршируют. Они идут. Они сейчас будут здесь. И вам придется дать им отчет. И они вернутся радостно и найдут покой, если жертвы их не остались напрасными”.
И Жан Диаз продолжает:
„Цветочница Люси, ты сбилась с честного пути. Смотри!” Видение Жана ведет нас к Люси, и внезапно все застывают. В дверях стоит ее покойный муж. „А ведь ты лентяй, Адриен, не разжигал кузнечного горна с той поры, как умер твой отец. Смотри!” Покойный отец входит в кузницу и высекает искры на глазах у пораженного ужасом сына.
„Слушай, Данжис!” — Жан Диаз указывает на пузатого толстяка. Он директор многих предприятий и умножает свой капитал преступными путями. Появляется его убитый сын. Он хватает нечестно нажитое золото и швыряет его за окно!”
После этого вызывания духов мертвецы возвращаются на поле брани, и Жан Диаз в свою очередь умирает.
Суть своего фильма Ганс определил тогда в печати так:
„Все то, что волнует нас в этом фильме, взято из самих событий, и когда какой-нибудь солдат в нем плакал, обвинял или пел, то это были рыдания, проклятия и смех солдата в окопах. „Я обвиняю” — возглас человека, восстающего против воинственного бряцанья оружием, „объективный” клич, направленный против немецкого милитаризма, против убийства цивилизованной Европы”.
Смешная напыщенность фильма очевидна и в наши дни поражает больше всего. Но мы были бы неправы, если бы не видели, что в нем, пусть беспорядочно, смутно и напыщенно, отразились самые различные течения, волновавшие Францию той эпохи. Томас Инс, очевидно, оказавший влияние на Ганса, в не менее ходульной форме отразил в своих фильмах некоторые вопросы и течения, волновавшие вильсоновскую Америку.
„Я обвиняю” с первых же сеансов в марте 1919 года вызвал яростные протесты шовинистических кругов. Фильм обвиняли в том, что он антимилитаристский и пораженческий. Например, „Синематографи Франсэз” писала в июне 1919 года: „Не скоро затянутся раны, нанесенные пораженческим фильмом „Я обвиняю”, и появятся шрамы” — намек на фильм „Шрамы”, который Абель Ганс собирался поставить как продолжение „Я обвиняю”. Чтобы хорошо понять туманную идею, громкие фразы фильма „Я обвиняю”, нам кажется необходимым пояснить кое-какие течения во французском общественном мнении во время войны 1914–1918 годов.
В 1915 году можно было умножать число патриотических фильмов, потому что французская буржуазия успела в августе 1914 года объединить вокруг себя „в священном союзе” Морраса с социалистами Вайяном и Гедом — друзьями Жореса; Мориса Барреса, Альбера де Мюна из „Лиги патриотов” с анархистом Эрве и синдикалистом Жуо. Мобилизация рассеяла членов профсоюзных и политических организаций, прежде выступавших против войны. Неприятельское вторжение, пропаганда, изображавшая кайзера как единственного врага прогресса и демократии, рассказы о зверствах немцев, действительных и выдуманных, способствовали тому, что сопротивление войне во Франции захлебнулось: волна шовинизма захлестнула общественное мнение.
В конце 1915 года почти все кинофирмы отказались от производства „патриотических” фильмов, потому что общественное мнение их отвергало. Кровавая война затянулась, почти все французские семьи облеклись в траур, никто больше не верил в победу, в то, что французские войска скоро войдут в Берлин. Противник захватил шестую часть территории страны.
Жизнь беспрерывно дорожала. Женщины и временно освобожденные от призыва, которых упрекали в том, что они работают в тылу, а не сражаются на фронте, на заводах зарабатывали гораздо меньше, чем в 1913 году. Тем не менее в пригороде Парижа возникали гигантские предприятия, дельцы, обогащенные войной, новоиспеченные богачи посещали увеселительные заведения вместе с элегантными господами, уклонившимися от армии. Гул возмущения начал нарастать и среди солдат и среди рабочих.
В течение первых недель 1915 года первый негласный протест против войны раздался в Париже среди членов профсоюза металлургов, в Лиможе, в Эне и Лионском округе, в шахтах Луарского бассейна. В сентябре 1915 года в Швейцарии, в Циммервальде, состоялась международная конференция с участием Ленина. Францию на ней представляли синдикалисты, а именно Мерргейм от металлургов и Бурдерон от бочаров.
Французская делегация была самой умеренной на конференции, где Ленину не удалось провести лозунг о превращении войны империалистической в гражданскую. Но зато под влиянием Циммервальдской конференции во Франции оформилась борьба против войны. Вожди социалистической партии в августе 1914 года стали ярыми шовинистами. На ее конгрессе в декабре 1915 года на трибунах внезапно раздалось могучее пение „Интернационала”, хотя циммервальдцы представляли значительное меньшинство в рядах социалистов…
1916 год был годом Верденской битвы. За четыре месяца 275 тыс. французов пали на холмах Мааса. И тогда печать снова бросила клич, который был в ходу у солдат: „Мертвые, вставайте!” — придав ему шовинистический смысл. Эти слова использовал Андре Эзе при экранизации „Четырех всадников Апокалипсиса”. Метафора стала в 1917 году основой фильма Ганса „Я обвиняю”.
Характерно, что в этом фильме мертвые встают не для того, чтобы вновь пойти на фронт, а чтобы потребовать отчета у тыла…
В последние недели Вердена международная конференция в Кинтале продолжала дело Циммервальда. Три французских депутата — участники конференции, происходившей в Швейцарии, — отказались голосовать за военные кредиты и выступали с кинтальскими лозунгами с трибуны палаты… Во Франции началось брожение, и президент Пуанкаре отметил в своем личном дневнике:
„4 ноября 1916 года. Повсюду, в парижском народе и в палатах, царит волнение. „Пораженцы” всюду добиваются успеха. Возникают забастовки… В воздухе носятся подозрительные миазмы…”[277]
В августе 1916 года „Эвр”, руководимый демагогом Гюставом Тери, напечатал „Огонь, Дневник одного взвода” Анри Барбюса, который добровольцем провел всю войну в окопах как простой солдат. Вскоре, выпущенный книгой, роман получил Гонкуровскую премию и быстро разошелся более чем в ста тысячах экземпляров. Впервые со страниц книги Анри Барбюса раздался голос настоящего „пуалю”, голос его звучал совсем не так, как в шовинистических речах; „Огонь” приветствовал Карла Либкнехта, заточенного в Германии за антимилитаристскую деятельность, разоблачал ужасы бойни, призывал к борьбе против войны… Эта великая книга стала событием, далеко шагнувшим за пределы литературы. Она оказала глубокое влияние на Абеля Ганса, который к фильму „Я обвиняю” поставил три эпиграфа, взятых из произведений латинского поэта Горация и Анри Барбюса…
Почти все изобличительные кадры, рисующие ужасы войны в его фильме, созданы под прямым воздействием „Огня”, так как сам Абель Ганс не бывал в окопах.
Не один Барбюс среди интеллигентов сделал свой выбор. Ромена Роллана, который жил тогда в Швейцарии, еще раньше, чем Барбюса, публично объявили „предателем”, хотя повсюду тайно восхищались его смелой книгой „Над схваткой”, опубликованной в 1915 году. Под эгидой Роллана журнал „Завтра” в Швейцарии формировал писателей и поэтов. Пацифизм Анатоля Франса возмущал Пуанкаре…
В первые месяцы 1917 года русская революция свергла царя, и это событие потрясло французское общественное мнение. Шовинистическая печать, и в частности „Матэн”, печатая сообщения специальных корреспондентов, выставляла в смешном виде Советы рабочих и солдатских депутатов, которые организовывались повсюду в России. Цензура считала эти репортажи отличной контрреволюционной пропагандой. Французские рабочие и солдаты извлекали из них совсем другие уроки. Русская революция сыграла решительную роль в майско-июньских событиях 1917 года во Франции.
В апреле было предпринято крупное франко-английское наступление — предполагалось, что оно должно положить конец войне. 16 и 17 апреля в снегу и в грязи на Краонском плато и на Шемэн де Дам пало 25 тыс. человек. Кровавая бойня закончилась полным провалом всего наступления. Разразился острейший кризис военного руководства. Генерал Петэн сменил Нивелля на посту главнокомандующего…
