Коллектив авторов - Бессонный патруль
Но куда запропастился Ханзада? А, убежал почиститься. Кажется, идет. Пуговицы на форме курсанта надраены до сияния. Ботинки отглянцованы. Складки на брюках безукоризненны.
Ханзада сразу отыскал глазами свои находки: анонимку и горку пепла на газете.
— Даю на выводы пять минут, — сказал и и взглянул на часы. — Хотя нет. Обеденный перерыв. Говорят, после дождя вода, что парное молоко. Проверим? А дорогой поговорим.
Солнце пекло нещадно. С асфальта уже исчезли последние остатки ливня, и только газоны хранили влагу.
Ханзада подтянулся, привычным жестом поправил фуражку. Я в своем гражданском костюме рядом с ним выглядел мешковато.
— Уанзада, хочешь стать военным?
— Почему вы так думаете? — насторожился Ханзада.
— Да ты все с левой шагаешь.
— Вон вы о чем, — кисло протянул он. — Я эту науку побеждать, можно сказать, с детства… В общем, суворовское закончил. А потом решил двинуться на борьбу с разной нечистью. — Он помолчал. — Хочу на следствие распределиться. Не знаю только, получится ли…
— Получится, — успокоил я. — Было бы желание.
— Ну, этого мне не занимать, — бодро ответил он и снова оживился.
— Значит, так, — начал Хапзада, когда мы быстро шагали к реке по теневой стороне улицы. — Достать извещение из ящика. Войти в дом за паспортом. Пройти к почтовому отделению. Получить деньги. Вернуться и положить паспорт на место… Я прикинул. На все это надо примерно полчаса.
— Аккуратный нынче пошел вор, — заметил я. — Начали класть паспорта на место. — Это был намек и на дело с «визитной карточкой», но Ханзада даже ухом не повел.
— Допустим, кассирша права. — Ханзада развивал мысль дальше. — Перевод получила Задонская. Но этого не может быть. — Он умолк на мгновение, пока мы обошли какую-то женщину. — Далее. Допустим, кассирша лжет. Почему? Во-первых, выдала деньги в чужие руки и боится…
Этот вариант возможен? Вполне. Вопрос: кому выдали?
Тому, кто положил паспорт па место. После осмотра я сомневаюсь, чтобы это мог сделать посторонний. Вор спо;, домашний! И, чтобы не было никаких неясностей, уточним: Гуревич! — подождал, ожидая моей похвалы, (ее не было) и напомнил: — Вы же ее заподозрили… Во-вторых, допустим, кассирша денег никому не выдавала, а поделила их в сговоре с почтальоном. Возможно? Вполне. Могут спросить: а паспорт? Как лежал, так и остался и сумочке. Вопрос: получала ли переводы Задонская раньше? Ответ: получала! Все ясно. Паспорт им был не нужен.
За двухэтажным зданием пошивочной мастерской мы перебежали дорогу. До реки остался квартал.
— А хозяйка? — поинтересовался я. — Сердитая? Коромыслом не вооружилась?
— Нет, — усмехнулся Ханзада. — Одна дома. Чаю предлагала. Интересовалась: что ищу? Поговорили, а записывать не стал. Для вас оставил. Да ей все равно ничего не известно.
С берега река казалась неширокой желтоватой лентой, а купальщики муравьями.
— Одно из двух, — прокричал Ханзада, когда мы запрыгали вниз по тропинке. — Или кассирша с почтальоном, или Гуревич. Других вариантов нет. Или-или…
Он разделся первым. Подвигал по-боксерски кулаками, попрыгал. На теле ни жиринки. И подвижен Ханзада, наверное оттого, что худощав.
— Лучше сразу с разбега!
Мы побежали к воде.
КОСВЕННАЯ УЛИКА
Пока специалисты исследовали почерки, пока готовились сказать свое слово, мы с Хаизадой работали по другим делам, находившимся в моем производстве. Допрашивали, проводили очные ставки.
Но дело Задонской Хаизада держал на особой примете.
Часто листал его, о чем-то думал и хмурился. Вот и теперь он склонился над ним.
— Ну, опять! — искренне негодует Хаизада. — Читаю — и злость разбирает. Вот лежат деньги. Обязательно надо к ним подобраться! Плохо лежат? Да? Ох, ненавижу я подлых людишек!
— Ого! — удивился я. — С таким темпераментом любого дебошира обезвредишь в два счета. Мимо не пройдешь… Похвально.
— Знал бы, кто это сделал! — все еще распалялся Хаизада. — Я бы с ним поговорил! Со всей беспощадной суровостью! По душам! Я бы…
— Поговорить с одним, с другим, — решил предостеречь я. — Но вот благородное твое негодование сработает однажды вхолостую, и постараешься впредь сдерживаться.
— Почему вхолостую?
— Почему? Виновным в конце концов может оказаться нс тот, кого подозревал вначале, против кого метал громы и молнии. Или выяснится, что заявитель — дрянцо и клеветник. Ни одно его слово не подтвердилось.
— Отставить! — встрепенулся Ханзада. — Обеспечим точное попадание в носителя зла! Вы не поняли… Чье имя будет выведено здесь!.. — Он приподнял корочку дела. — По обвинению… Понимаете?
Солнце слепило его, мешало смотреть на меня, и он заслонялся рукой. Не вытерпел, схватил с тумбочки газету, стал подвешивать к окну.
— Вот тогда и поговорим! — Резко вдавил кнопку в переплет рамы. — Здесь не благотворительная контора! — Вдавил другую. — Здесь обвиняют! Воров, хулиганов… Нечисть всякую! — Теперь я видел его глаза, серые с пронзительными зрачками.
— Мы не обвиняем, а устанавливаем истину, — поправил я. — Истину. Кто? Где? Когда? Как? Почему? Кипятиться нам не положено по штату. — Я выдержал паузу. — К ходатайствам потерпевших и обвиняемых, учти, надо относиться с одинаковым вниманием. С одинаковым! И при случае не нажимать на перо. Скажем, вместо слов: «он вбежал», не писать в протоколе: «он ворвался». Вместо: «подошел и замахнулся кулаком», не писать: «набросился с кулаками». Помнишь?
Ханзада повел бровью. Не забыл значит. Случился на днях с ним такой грех: постановление о привлечении в качестве обвиняемого составил вдохновенной прозой. Пришлось переделывать, доводить смысл каждой фразы обвинения до арифметической точности.
Но меня не раздражала несдержанность практиканта: все приходит со временем.
— Короче, ты обвинитель и защитник в одном лице, — подытожил я, вовсе не обольщая себя надеждой мигом перевоспитать его. Говори, не говори — в итоге каждый набивает собственные синяки и шишки.
— Ты обвинитель и защитник, — повторил я. — Документируешь как отягчающие, так и смягчающие обстоятельства. Одинаково, во всей полноте! И от того, как смогут сосуществовать в тебе эти двое, зависит, получится ли из тебя следователь. Настоящий. Кстати, я не уверен, получился ли он из меня. Нет, серьезно… Все это, понимаешь ли, гораздо сложнее… А выражение «нечисть всякую» — вспомнил я, — слышу от тебя не впервые. Юристу, по-моему, употреблять его не гоже. Почему? Опять же-никакой определенности. Один темперамент… Больше подходит для статьи в газете как… как собирательная характеристика зла. А здесь? Преступники. Самое точное слово.
Ханзада вздыхает: до чего ему надоели эти назидания!
Ходит по кабинету, косится на мой стол и вдруг решается, хватается за телефон.
— Хотя бы предварительно, — упрашивает он эксперта. — Не можете? А если вне очереди? Только в субботу?
Утром? Жаль. А нам этот почерк Гуревич… Не можете…
— Уф! — поворачивается Ханзада ко мне. — Надо проверить и — нельзя!
Выхватил из тугой прически прядь над ухом, покрутил ее пальцами. Новая привычка Хаизады. Я уже знаю: сейчас он скажет нечто такое…
— Добыл косвенную улику, — не выдерживает Ханзада. — На следующий день почтальонша купила туфли.
После того случая. Но зарплату не выдавали. О чем это говорит?
Я пожимаю плечами:
— Ни о чем…
— Ладно, — не сдается Ханзада, — опять же анонимка…
Кроме извещения с почерком, оставленным рукой преступника, мы отправили на экспертизу и анонимку.
— Если окажется, что ее писала Гуревич… И если перевод получила она же… — рассуждает Ханзада. — Тогда анонимку приобщим к делу для характеристики ее личности.
Я улыбаюсь: так выразиться мог только следователь.
Это тебе не словечки из воинского устава. И Ханзада улыбается: почему не знаю. Может, опять видел Задонскую?
А пепел в газетке оставил для лучших времен.
Восстановить текст по пеплу может только волшебник.
А ты как думаешь, Ханзада?
— Я за! — проголосовал тот. — Но как вышло? Открываю печку. Лежит! Будто для меня нарочно. Даже вот здесь мурашки… — Он рассмеялся, показав на затылок. — Ничего не оставалось, как забрать.
В субботу и покажу Задонской на отличившегося Ханзаду.
— Его стараниями…
А она, скорая на слово и улыбку, конечно, скажет Ханзаде что-нибудь вроде:
— Вас случайно зовут не Нат? А фамилия не Пинкертон? Позвольте пожать вашу мужественную руку.
— А дальше?
Есть же на моей памяти один случай: как-то поручил практиканту допросить молоденькую свидетельницу, а через год поздравил их с законным браком.
