Корнелиус Райан - Самый длинный день. Высадка десанта союзников в Нормандии
К маю Англия напоминала огромный арсенал. В лесах были скрыты горы боеприпасов. В полях и на открытых участках земли рядами стояли танки; тягачи, джипы, бронетранспортеры, грузовики и медицинские машины – общим числом более 50 тысяч. По краям полей располагались зенитные орудия и гаубицы. Было собрано огромное количество различных материалов и конструкций – от разборных казарм до полевых аэродромов, а также землеройная техника – от бульдозеров до экскаваторов. В центре таких открытых «складов» располагались крытые помещения, где хранилось продовольствие, одежда и медицинское оборудование – от таблеток против морской болезни до 124 тысяч госпитальных коек. Но больше всего впечатляли долины, в которых рядами стояли новые паровозы (около тысячи единиц) и почти 20 тысяч вагонов и цистерн, которые должны были заменить разрушенный после вторжения парк французской железной дороги.
В ожидании скорого применения стояла новая военная техника: плавающие танки, танки, оснащенные огромными барабанами с бревнами, предназначенные для преодоления противотанковых рвов; танки с цепными минными тралами, плавающие многозарядные ракетные установки. Вероятно, самыми невероятными изделиями были две искусственные гавани, которые предстояло установить на нормандском побережье. Это было инженерное чудо. Они были едва ли не основным секретом всей операции «Оверлорд». С их помощью предполагалось обеспечивать постоянный приток живой силы и техники в течение первых критических недель боев до захвата портов. Гавани носили название «Шелковица» и начинались с наружных стальных волнорезов. За ними шел ряд из 145 гигантских бетонных конструкций разной величины, которые устанавливались на дно и образовывали второй внутренний ряд защиты от волн. Самое крупное бетонное сооружение было похоже на положенный на бок пятиэтажный дом, в котором располагались зенитные установки. Внутри этих гаваней могли разгружаться транспорты типа «либерти», чей груз затем баржами доставлялся к побережью. Более мелкие суда должны были разгружаться на металлических пирсах, откуда груз по понтонам должен был доставляться на берег. Для более надежной защиты от волнения моря перед «Шелковицами» предполагалось установить дополнительный ряд бетонных заграждений. Каждую из искусственных гаваней по размерам можно было сравнить с таким портом, как Дувр.
В течение всего мая личный состав и снаряжение перемещались в районы портов и мест погрузки. Самой главной проблемой был масштаб этого движения, но с помощью военной полиции и руководства британской железной дороги все было перевезено в заданные сроки.
Все железнодорожные узлы были забиты составами. Автомобильные колонны можно было встретить на всех дорогах. Дома в городках и деревнях были покрыты пылью от колес и гусениц. Тишину весенних ночей нарушал рев двигателей и лязг танковых гусениц. Повсюду был слышен американский говор; казалось, что солдаты задают один и тот же вопрос: «Далеко ли еще до этого чертова места?»
В течение одной ночи в местах погрузки вырастали городки из разборных казарм и палаток. Солдаты спали на койках, уставленных в три и четыре яруса. Душ и туалеты находились на значительном удалении, и перед ними выстраивались длинные очереди. В столовые очереди достигали четверти мили. Американцев было так много, что в обеспечении питания было задействовано около 54 тысяч человек, 4500 из которых были недавно обученные повара. В течение последней недели мая войска и снаряжение начали грузить на транспорты и десантные суда. Их время пришло.
Почти в течение всего 4 июня Эйзенхауэр находился один в своем трейлере. Он и его штаб сделали все, чтобы высадка прошла успешно и с наименьшими потерями. Но теперь, после многих месяцев политической и военной подготовки, успех операции «Оверлорд» зависел от стихии. Над ней Эйзенхауэр не был властен. Он мог только ждать, когда погода улучшится. Но в любом случае он должен был мгновенно отдать приказ о начале операции или отложить ее. Успех операции зависел от его решения. И никто не мог принять это решение вместо него. Вся ответственность лежала только на нем.
Перед Эйзенхауэром стояла трудная дилемма. Еще 17 мая он решил, что днем «D» должен быть один из дней июня: 5-е, 6-е или 7-е. Метеорологические исследования показали, что два благоприятных для высадки погодных явления должны быть использованы именно в эти дни: поздняя луна и сразу после рассвета малая вода.
Лунный свет был необходим парашютистам и десанту на планерах; из 101-й и 82-й американских, а также 6-й британской воздушно-десантных дивизий во время их приземления. Но условием их внезапной атаки было темное небо во время их переброски. Поэтому поздний восход луны был обязательным условием.
Войскам, которые должны были десантироваться с моря, был необходим отлив, чтобы видеть прибрежные заграждения, возведенные Роммелем. От прилива зависело время, необходимое для десантирования. Требования к метеоусловиям становились еще более жесткими, если учесть, что для обеспечения высадки последующих волн десанта в тот же день уровень воды также должен быть низким.
Действия Эйзенхауэра были скованы этими двумя критическими факторами: низкой водой и наличием луны. Уровень моря сокращал число дней месяца, пригодных для десантирования, до шести, но три из них были безлунными.
Но это было не все. Генерал должен был принимать во внимание много других обстоятельств. Всем службам необходим был длинный световой день и хорошая видимость для определения места высадки, точного определения целей кораблями и авиацией, для исключения возможного столкновения, которое было весьма вероятно, когда в заливе Сены будут маневрировать 5 тысяч плавающих средств. Далее необходимо, чтобы море было спокойным. Кроме того, что шторм мог повредить суда, он мог вызвать морскую болезнь и сделать войска небоеспособными еще до того, как они высадятся на берег. В-третьих, необходимо, чтобы со стороны моря дул слабый ветер, который должен унести туман и выявить цели на берегу. И наконец, нужно было, чтобы в течение трех дней после дня «D» стояла тихая погода, позволяющая выполнить необходимые работы и закрепиться на берегу.
Никто из Верховного командования не верил, что в день высадки условия будут благоприятными, и меньше всех Эйзенхауэр. Он постоянно общался со своей метеослужбой, чтобы понять и оценить факторы, которые дали бы ему возможность принять правильное решение. Но согласно прогнозам его метеоролога шансы на то, что в Нормандии в любой из определенных ранее дней будет приемлемая погода, равнялись одному к десяти. Но в это ненастное воскресенье, когда Эйзенхауэр в одиночестве сидел в своем трейлере, вероятность прихода подходящей погоды была практически нулевой.
Из трех возможных дней июня он выбрал пятый с тем расчетом, чтобы была возможность перенести высадку на 6 июня. Если бы он назначил вторжение на 6-е число, то в случае отправки конвоев и необходимости затем их вернуть, неизбежная дозаправка могла сделать невозможной высадку 7 июня. Тогда возникало два варианта. Можно было отложить день «D» до 19 июня, когда должна быть малая вода, но тогда воздушный десант должен будет действовать в темноте – 19 июня не будет луны. Альтернативой было отложить высадку до июля, но ожидание было бы таким длительным, что, по словам Эйзенхауэра, «об этом даже страшно подумать».
Мысль о том, что вторжение нужно отложить, представлялась такой страшной, что даже самые осторожные генералы из окружения Эйзенхауэра предпочитали начать операцию 8 или 9 июня. Они не могли представить, как более 200 тысяч человек, которым уже известно об операции, могут неделями находиться на кораблях и аэродромах в изоляции без риска утечки информации о месте и времени вторжения. Даже если секрет не будет разглашен своими, самолеты-разведчики противника наверняка зафиксируют гигантское скопление флота или план станет известен германским агентам. Для всех перспектива переноса даты начала операции казалась ужасной. Но Эйзенхауэр был единственным человеком, который должен был принять решение.
Верховный главнокомандующий подошел к двери трейлера и сквозь раскачивающиеся на ветру верхушки деревьев взглянул на затянутое тучами небо. Иногда он выходил на воздух и, прогуливаясь по дорожке рядом с трейлером, непрерывно курил – высокая, слегка сутулая фигура, руки в карманах.
Во время таких прогулок он обычно никого не замечал, но сегодня ему встретился один из корреспондентов, аккредитованных при его штабе, – Мерилл Ред Мюллер из Эн-би-си.
– Пойдем пройдемся, Ред, – сказал неожиданно Эйзенхауэр и, не дожидаясь ответа, продолжал двигаться своим энергичным шагом. Ред нагнал его, когда он почти скрылся в лесу.
Это была странная прогулка. Эйзенхауэр едва ли вымолвил слово. «Он был полностью занят своими мыслями, с головой ушел в свои проблемы. Было похоже, что он забыл, что я рядом», – вспоминал Мюллер. Мюллер хотел задать Верховному много вопросов, но не задал их. Он почувствовал, что это будет неуместно.
