Владимир Шигин - АПРК «Курск». 10 лет спустя. Факты и версии
— Трагедия «Курска» является не только флотской трагедией, но и трагедией национального масштаба. Всенародное горе показало, сколь любим в Отечестве наш военно-морской флот, как остро переживают случившееся миллионы и миллионы людей. После трагедии «Курска» мы все стали немного другими, более внимательными друг к другу, сострадательными. «Курск» показал, что наше общество горячо переживает за сегодняшнее и завтрашнее флота. Люди откликнулись на беду. Только в мой адрес пришли сотни и сотни предложений по подъему подводной лодки. Все их мы рассмотрели самым внимательным образом. Вся Россия собирала средства вдовам и сиротам. Это ли не показатель всенародной поддержки моряков и их семей?
На мой взгляд, сегодня самое главное, чтобы трагедия, подобная «Курску» никогда больше не повторилась. Слишком большая цена заплачена. В этом я вижу задачу всего руководящего состава ВМФ и в первую очередь свою. Увы, я должен признать, что несмотря на то, что мы в послевоенное время теряем уже шестую лодку и погибло более четырехсот подводников, уроки из этого мы извлекали далеко не всегда. При этом по свежим следам обычно создавалось множество правильных приказов, на флоты отправлялись многочисленные инспекции и проверки, писались тонны бумаг, но проходило какое-то время, и все возвращалось на круги своя. А потому я категорически против сиюминутной директивной кампании. Необходима многолетняя напряженная работа. В «Курске» сфокусировались все наши сегодняшние беды и проблемы. Я вообще считаю, что учиться на одних трагедиях — преступно, слишком дорогая цена. Надо учиться, прежде всего, на профессионализме. Именно профессионализм во всем и должен стать основой всей нашей деятельности.
Что касается «Курска», то сейчас нам необходимо осмыслить происшедшее, кропотливо и целеустремленно трудиться над искоренением всех предпосылок происшедшей трагедии. Прежде всего мы во что бы то ни стало выясним причину катастрофы и установим истинного ее виновника. Что касается конкретных уроков, то нам необходимо посмотреть, все ли у нас сегодня обстоит нормально с живучестью подводного флота, не пора ли внедрять в этом направлении новые технологии? Почему при нашем запасе плавучести в тридцать процентов, а у американцев — в двенадцать при подводном столкновении гибнут именно наши лодки? Почему во всплывающей камере оператор, для того чтобы оторвать ее от корпуса при аварийном всплытии, должен проделать как минимум десять операций, причем для этого ему надо облазить всю камеру. Почему не сделать так, чтобы под рукой был пульт. Нажал три-четыре кнопки, и все. Ведь нажать кнопки можно успеть в самой критической ситуации, а значит — и спасти людей. Давно пора обеспечить наши аварийные буи неким аналогом авиационного «черного ящика». Для этого сегодня есть все: и талантливые ученые, и самые передовые технологии. Нет порой только творчества мысли у заказчика, то есть у нас, не хватает денег. Не промышленность, а мы должны диктовать правила игры.
Нам необходимо стать ближе к кораблям и корабельному составу. Как показывает жизнь, многие проблемы лучше видятся именно с корабельной палубы, чем из московских кабинетов. Мы должны обратить более пристальное внимание на наши военно-морские институты. Именно там создается будущее флота. Мы, наконец, должны вообще повернуться лицом к людям, к их проблемам и нуждам. Самое главное на флоте — это люди, а потому мы обязаны сделать все, чтобы максимально обезопасить их службу. Мы должны беречь наших мальчишек, чтобы не было потом больно смотреть в глаза их матерям и женам. То, что я говорю, вовсе не красивые слова, а веление времени. Мы слишком долго ставили во главу угла «железо», когда надо было заботиться о людях. Будет обеспечена безопасность людей, будет в безопасности и техника…
Бортмеханик заварил чай и, разлив его по чашкам, раздал присутствующим. А потому теперь, при попадании в воздушные ямы, ложки отчаянно позвякивали в фарфоровых чашках. Сидя в углу дивана, я едва успевал записывать за главнокомандующем.
— Так уж сложилось на нашем флоте исторически, что мы всегда имели современные корабли и хорошие экипажи, но самую примитивную инфраструктуру. Все то, что мы пожинаем сегодня, закладывалось многие и многие годы. Плоды былого «недосмотрения» обнажились сегодня повсеместно. А потому надо не искать виноватых, которых уже не найти, не заниматься болтовней, а засучив рукава исправлять положение дел.
Как сегодня живут наши моряки, наши подводники? Будучи у Лячиных, я увидел, как в холод обогревается семья лучшего из командиров нашего флота: в отдельную батарею наливают воду и опускают включенный в розетку тэн. Можно ли так жить? Да и вообще, можно ли назвать такое существование жизнью? Ведь это наши семьи, наши жены и дети! Поразительно, но даже в этих условиях люди не зацикливаются только на бытовых трудностях. В том же Видяеве, к примеру, действует прекрасный детский танцевальный ансамбль, которому могут позавидовать и в столице. «Курск» показал, что подавляющая часть молодых офицеров и мичманов в экипаже были детьми тех, кто прошел нелегкую службу в отдаленных гарнизонах. Флот жив семейными династиями! Сегодняшние видяевские мальчишки — это наши завтрашние командиры кораблей. Неужели они всю жизнь будут вынуждены жить в таких экстремальных условиях? Именно поэтому сегодня нам надо как никогда ранее заниматься бытом, причем в самых экстремальных условиях отсутствия денег. Задача сверхсложная, но все же, я думаю, решаемая. Мы будем делать все, чтобы улучшить быт тех, кто несет нелегкую службу в удаленных гарнизонах. Порукой тому наша офицерская честь, поддержка и понимание со стороны правительства и лично президента.
Одна из важнейших наших проблем — это проблема «выращивания» высокопрофессиональных кадров. В самом деле, почему Геннадий Лячин, проведший блестящую боевую службу в Средиземном море и проявивший себя в ходе нее как прекрасный тактик, не оказался в Главном штабе ВМФ? Дело в том, что по устоявшейся традиции вот уже долгое время в центральный аппарат стремятся брать прежде всего тех, кто имеет жилье в Москве. Есть квартира — будешь в Москве, нет — не будешь. Причем даже те немногие, у кого есть возможность перевестись в столицу без жилья, становятся перед нелегкой дилеммой, как выжить с семьей в течение нескольких лет, пока подойдет очередь на жилье? Из-за этого многие перспективные, талантливые офицеры попросту отказываются от службы в ГШ ВМФ. В результате страдает дело. А потому мы изучаем и внедряем зачастую не передовой опыт, а позавчерашние разработки, плодим очередные никому не нужные бумаги. Кто проигрывает? Конечно же, флот! Я твердо убежден, что комплектовать ведущие управления мы должны сегодня, прежде всего, теми, кто сейчас ходит в океан. Именно они знают правду современной боевой деятельности, именно они держат руку на пульсе флотских реалий. К сожалению, в жизни у нас зачастую получается наоборот. Отныне мы будем стремиться собирать в ведущие управления офицеров-профессионалов, невзирая на отсутствие прописки и квадратных метров в столице. Сегодня на рубеже нового века флоту нужны не столоначальники, а мыслители, не чиновники, а энтузиасты. Для службы в руководящих органах мы будем брать лучших из лучших. В следующем году мы обеспечим подавляющую часть офицеров ГШ ВМФ и центральных управлений жильем. Это поможет снять социальную напряженность и создать условия для прихода свежих, творческих сил. Разумеется, перспективным офицерам всегда найдется место и на флоте, однако мы должны думать и о том, кто будет завтра составлять основу основ главного мозгового центра ВМФ — его Главного штаба.
Еще одна проблема в связи с этим. Есть старая пословица, что в тылу всегда больше награжденных, чем на передовой. К сожалению, у нас это тоже есть. Мы далеко не всегда отличаем тех, кто сегодня идет в океан. Почему, к примеру, тот же Геннадий Лячин, прослуживший на подводных лодках не один десяток лет, прошедший четыре боевые службы, не имел до последних событий ни одной правительственной награды? Да и во всем экипаже «Курска» награды имели буквально два-три человека. Или новейший большой противолодочный корабль Северного флота «Адмирал Чабаненко», который сегодня непрерывно находится в море и является одним из лучших. Почему за пять лет ни один из членов его экипажа не был представлен к наградам? Да, мы не можем сегодня в полной мере оплатить труд нашего корабельного звена, но мы можем и должны отмечать их наградами, каким-то образом поощрять. Давным-давно пора поднимать престиж плавсостава не на словах, а на деле!
Да, «Курск» — это наша большая беда, но ни «цусимского», ни какого-либо другого синдрома у нас нет и не будет! Скорее, наоборот, беда подхлестнула всех, заставила собраться с духом и силами. Со всех флотов просят одно и тоже: когда в море? Люди несмотря ни на что хотят плавать. Так уж устроен русский человек, что в тяжелую годину он только крепнет духом. Возможно, кто-то рассчитывал в связи с «Курском» именно на «цусимский» синдром, но он, увы, просчитался. Сегодня флот, наоборот, как никогда горит желанием вырваться на океанские просторы. Будучи в Видяеве, я побывал на АПРК «Воронеж». Весь экипаж начиная с командира и кончая самым молодым матросом рвется в море. Комдив Кузнецов мне только один вопрос при встрече задал: когда ему разрешат выход? И это после такой трагедии! Где еще есть такие офицеры и матросы? А жены наших подводников? Я поражаюсь мужеству Ирины Лячиной. Она в прямом смысле заступила на командирскую вахту вместо мужа. Сто восемнадцать семей держит в руках. Все на нее надеются, ей верят, за ней идут. Жены наших моряков — это наш надежный тыл, они так же, как и их мужья, служат Родине.
