Серийный убийца: портрет в интерьере (СИ) - Люксембург Александр Михайлович
(«Анти-Бухановский»)
Мы уже наблюдали, как часто Муханкин берется рассуждать о том негативном воздействии, которое оказало на его личность патологически устроенное советское общество. И это действительно так. Но когда мы анализируем тексты и высказывания Муханкина, то обнаруживаем, что самые худшие свойства образа мысли (ментальности) советского времени раскрываются в них тогда, когда наш повествователь, начав морализировать, разворачивает аргументацию, характерную для идеологического климата предшествующей эпохи. И выясняется, что рассуждения серийного убийцы по сути своей мало отличаются от тех, что характерны для иных политических наследников былого режима. В частности, это происходит тогда, когда Муханкин бросает своему врагу-«бесу» обвинения в сотрудничестве с западными спецслужбами.
Тем же американцам Бухановский нужен не как ученый какой-то, а как экспериментатор над живыми людьми. Нашим спецслужбам российским с их центрами, видно, некогда более внимательно рассмотреть и взвесить все за и против и что из чего может следовать из того, что так резко и оперативно продумывающие на много лет вперед американцы подтянули к себе Бухановского, быстренько перевелись на их язык его «труды», хотя все, о чем Бухановский в них пишет, давно известно и ценности никакой в том нет. Зато им выгодно дать Бухановскому свои установки для реализации зла через него в России, пока никто ничего не понял и не спохватился… В статье «Убийств случайных не бывает» за май или июнь месяц 1995 года Бухановский вначале говорит, что предела нет человеческой подлости и жестокости. Он сам есть то страшное, о чем говорит про других… Проработанные анонимные клиенты «Феникса» уже маловероятно, что попадут за решетку и будут изолированы и к ним примут меры по закону. Кодировка идёт такая, что из 100 % всего 1 % тех же убийц или маньяков сможет попасться на новых преступлениях, но только в том случае будет сделана ошибка преступником, хотя бы убийцей, если недостаточно он был проработан, но это почти исключается. Эти же жертвы кодированные не остановятся в своих грязных ужасах, а будут (и есть) изощреннее, аккуратнее (ни следов, ни свидетелей и никаких улик при полном алиби). Жизнь их, правда, будет лучше, уверенней, смелее, в достатке, без угрызений совести, без святости и покаяния. Они уже подобны своему врачу-бесу, принявшему вид ангела света. Прямо одна невинность! Плоды от деревьев далеко не упадут, каждый психологический срыв аукнется в потомстве — эта зараза идёт только по нарастающей. О какой психиатрии можно говорить, если человеческий мозг и психика ни одним ученым мира, никакой наукой не познаны. Масса книг по психиатрии, масса дискуссий и всего было и будет, а как был человек непредсказуем, так и останется. Самое эффективное средство — это вера и покаяние. Зло в зло, а добро в добро. Добро лечит и стирает зло. Насилие порождает еще большее насилие. Демон, бес Бухановский — авторитет и слава для бесов и слепых.
Спектакль закончен, мы свои роли сыграли, на его заключение наплевать.
(«Анти-Бухановский»)
Обратим особое внимание на последнюю фразу: свои контакты с психологами Муханкин недвусмысленно именует спектаклем и убежден, что «чудо-беса» ему удалось надуть по-крупному. Имеется, кстати, и развернутый стихотворный полемический отклик, тематически связанный с приведенным трактатом. Стихотворение это злое, путаное, скверно написанное, и мы приведем из него лишь небольшой фрагмент, иллюстрирующий доминирующую в нем тенденцию.
Справедливости ради, надо отметить, что к коллеге президента «Феникса», проведшей в общении с ним много часов и проверившей на нем немало специальных методик и тестов, Муханкин относился, скорее, с симпатией. Объяснялось это, по-видимому, тем, что этой интеллигентной дамы и кандидата психологических наук он не боялся, возможно, даже не принимал её всерьез. Во всяком случае, перед ней он представал чаще всего в обличьи галантного кавалера. С ней он вёл себя фамильярно, шутил, заигрывал, а как-то даже сделал шариковой ручкой набросок, где попытался изобразить её такой, какой она выглядела в юные годы. Муханкин адресовал ей и большое любовное стихотворение:
Часто на приходы исследовательницы Муханкин реагировал одним-двумя четверостишиями. Например:
Поэту Муханкину хочется не только признаваться в любви к исследовательнице, но и добиться от неё признания его художественной одаренности.
Иногда реакция на приход «Оленьки» не выходит за рамки конкретного комментария.
