Вадим Кассис - За кулисами диверсий
На арене вновь появляется зловещая фигура бригадного генерала, теперь уже посланника при южно–корейском посольстве в Вашингтоне — Ли Сан Хо. Нити заговора с целью убийства лидера южнокорейской оппозиции ведут к нему, повзрослевшему на шесть лет «Ян Дон Вону». По разработанному сеульской охранкой графику в это самое время в Нью—Йорке оказывается закадычный друг и крестный'отец своего став–ленника Ли Сан Хо — бывший директор сеульской охранки Ким Хыун Вук, вслед за ним в Вашингтон прибывает Дук Шин Чой, тот самый южнокорейский посол в Бонне, который давал в свое время Ли Сан Хо инструкции по похищению семнадцати патриотов. И если этот последний формальным предлогом для своего вояжа избрал участие в сборище отребья из так называемой «антикоммунистической лиги», то бывший шеф ЦРУ сумел оказаться в Нью—Йорке вполне «профессионально»: о его приезде иммиграционные власти США не имели никаких сведений (!). Во всяком случае, так писала осведомленная газета «Нью-Йорк таймс».
Однако сеульской разведке так и не удалось расправиться с Ким Тэ Чжуном. Получив своевременный сигнал от эмигрантов — соратников по совместной борьбе, он успел покинуть американскую землю раньше, чем машина преследователей достигла главного нью–йоркского аэропорта.
…8 августа 1973 года. 13 часов 30 минут, Токио. Гостиница «Гранд палас». Скоростной лифт стремительно проходит световую отметку «1‑й этаж» и опускается еще ниже, в подземный гараж. Человек вздрагивает: кто–то резким коротким движением вводит ему в руку иглу шприца. Секундная боль, и перед затуманенным взором плывут, кувыркаются радужные круги. Но он еще чувствует на своей шее чьи–то холодные сильные пальцы, слышит прерывистое дыхание, обрывки слов незнакомых людей. Его обмякшее тело спешно заталкивают в машину. Он пытается оказать сопротивление, кричать. Нет, поздно — силы иссякли, рот, глаза туго–натуго перевязаны зловонной тряпкой. Мрак лабиринтов подземного гаража сменяется мраком исчезающего мироощущения.
Но вызванный инъекцией принудительный сон длится недолго. «Они не рассчитали дозу», — от одной этой мысли становится немного легче, хотя неизвестно, чего ждать в следующую секунду. Всеми порами Ким Тэ Чжун начинает ощущать скорость движения автомашины. Короткие остановки следуют через каждые две–три минуты. Это — светофоры на перекрестках. Значит, они все еще едут в черте перегруженного транспортом города. Из–за перегревшегося мотора нечем дышать. Окна плотно закрыты. Лицо придавлено к шершавой спинке сиденья. Теперь машина задержалась на месте подольше. Что это? Полицейский кордон? Нет, в Токио служба дорожной полиции на автомашинах. Тогда какая причина вынудила их остановиться и ждать? Ну конечно же, обычная пробка перед «Толл гейт»! Ворота — въезд на загородное шоссе. Здесь надо платить подорожный налог… И снова он впадает в забытье. Теперь уже от града ударов но голове, животу, спине.
Проходит, кажется, целая вечность, прежде чем к нему снова возвращается сознание и он пытается восстановить события сегодняшнего утра. Да, да, сразу после завтрака в гостинице «Гранд палас» с Ян Ир Доном и Ким Гён Ином они направились к лифту. Он собирался рассказать «коллегам» о планах организации в Токио штаб–квартиры «Национального конгресса за восстановление демократии в Южной Корее и воссоединение страны»… Ян Ир Дон и Ким Гён Ин находились рядом, когда он при выходе из ресторана сделал последний шаг. Потом его тело перестало повиноваться разуму.
В третий раз Ким Тэ Чжун очнулся на морском берегу. Он уловил соленый, пахнущий гниющими водорослями ветер, ровный шум набегающих на песок волн. Его выволокли из машины и бросили на дощатую палубу баркаса. «Спеленай его так, чтобы акула могла с ним разделаться как положено», — прорычал кто–то над самым его ухом. Ким Тэ Чжун решил, что они собираются выбросить его в море. Он почти утвердился в этой мысли, когда почувствовал, что кто–то, чертыхаясь, привязывает к его ногам и рукам увесистые железные грузила.
Затарахтел мотор. Баркас вздрогнул и, набирая ход, легко пошел от берега. Часа через два его перетащили в каюту, пнули напоследок в живот сапогом и оставили в покое. Тело ныло, голова раскалывалась от побоев. Наконец днище баркаса заскрежетало по прибрежной гальке. Его кто–то окликнул. Это был врач. Он приказал снять рубашку. Затем осмотрел руки, ноги, измерил кровяное давление и кому–то крикнул, что оно у «пациента» упало.
— Сделай ему укол или угости его чем–нибудь, — послышалось в ответ, — да так, чтобы это самое давление больше не барахлило! — Вокруг засмеялись.
Инъекция возымела почти моментальное действие: Ким Тэ Чжун погрузился в глубокий тяжелый сон, который длился сутки, а может быть и больше.
— Приказываю не двигаться и не подавать голоса ровно три минуты! Понял? Не двигаться! — кто–то надсадно прохрипел ему в самое ухо. Рядом мерно рокотала машина. Но вот мотор взвыл, рванул — и все сразу стихло. Он ощущал, как пульсирует в висках кровь, слышал тонкое пение цикад.
Изнемогая от слабости и побоев, Ким Тэ Чжун сорвал с глаз повязку, приподнялся на локте и оглянулся. Здесь все было знакомо. Каждый особнячок, каждая улица. Он лежал на земле перед своим собственным домом в пригородном районе Сеула Содэмун. Сквозь раскрытое настежь окно гостиной отчетливо донесся бой старинных настенных часов. Десять глухих ударов. Солнце уже поднялось довольно высоко. Тень от дома почти касалась его распухших связанных ног. Он взглянул на циферблат часов. На календаре было 14 августа 1973 года…
Курту Вальдхайму,
генеральному секретарю ООН,
Нью-Йорк
«В настоящее время лидер южнокорейской оппозиции Ким Тэ Чжун находится в Сеуле под домашним арестом, южнокорейские власти намерены наказать его на основании антикоммунистического закона страны. Представляется сомнительным, чтобы Сеул внес ясность в неблаговидную историю похищения Ким Тэ Чжуна 8 августа и, тем паче, чтобы он был освобожден из–под ареста. Ддя возвращения его в Японию мы просим вас оказать нажим на южнокорейские и японские власти, чтобы они предприняли серьезные и действенные шаги в этом направлении.
Токио, 31 августа 1973 года»
(Из телеграммы председателя социалистической партии Японии Нарита.)
«…Сведения, которыми мы располагаем в связи с похищением видного оппозиционного деятеля Ким Тэ Чжуна, позволяют сделать вывод о сотрудничестве в этом инциденте южнокорейской разведки и японской
службы безопасности. По существу совершение этого ркта насилия южнокорейскими властями подрывает суверенитет Японии».
(Из запроса депутата–коммуниста Ц. Хосино в юридической комиссии верхней палаты японского парламента 23 августа 1973 года.)
«Японский посол в Сеуле Т. Усироку обратился с официальной просьбой к южнокорейским властям вернуть Ким Тэ Чжуна и вместе с ним его двух коллег — оппозиционных политических деятелей Ян Ир Дона и Ким Гён Ина. Посол подчеркнул, что это необходимо для расследования, которое ведут японцы по поводу обстоятельств похищения Кима».
(Из телеграммы агентства Киодо Цусин, Сеул, 4 сентября 1973 года.)
«Самые различные круги и печать страны требуют немедленно возвратить Ким Тэ Чжуна в Японию, провести тщательное расследование дела и наказать виновных. Только так правительство может заверить нас в том, что оно не допустит повторения подобных случаев в будущем».
(Из редакционной статьи «Токио симбун». Токио, 5 сентября 1973 года.)
…День 8 августа выдался в Токио на редкость жарким и влажным. На газонах возле стадиона «Коракуэн», где пышно цвели азалии, с дерева на дерево стремительно переносились стайки юрких, пронзительно кричащих птиц. Зарывшись в темно–зеленой пышной листве гинко, они умолкали на какой–то момент, потом снова устремлялись вперед.
Мужчина среднего роста в черном тропической ткани костюме от приличного портного проводил глазами последнюю стайку птиц, посмотрел на часы и размеренным шагом направился в сторону гостиницы «Гранд палас».
С тех пор как в 1965 году Южная Корея заключила так называемый южнокорейско–японский «договор о нормализации межгосударственных отношений», по которому Япония признала сеульский режим в качестве «единственного правительства на Корейском полуострове», посланник посольства Южной Кореи в Токио Ким Чэ Квон и его коллеги чувствовали себя в этой стране на высоте. «Конечно, не так вольно, как эти перелетные птички, но мы тоже можем себе кое–что позволить!» — улыбался собственным мыслям посланник.
Когда Ким Чэ Квон вошел в вестибюль отеля «Гранд палас», электрические часы над конторкой дежурного администратора показывали 14 часов 15 минут. Обойдя погруженный в полумрак холл с напускным видом скучающего человека, он опустился в глубокое мягкое кресло и достал из кармана пиджака газету.
