Виталий Пенской - Великая огнестрельная революция
Попытка перенять новейшие достижения европейской военной техники, тактики и стратегии без коренных перемен в остальных сферах жизни общества и государства не могла привести к позитивным конечным результатам. Столкнувшись со множеством неразрешимых на то время в рамках прежней традиции проблем, прежде всего финансовых и экономических, московские власти были вынуждены пойти на компромисс. Компромиссные же решения редко когда имеют длительный положительный эффект. Так оказалось и в этом случае. Стоило только правительству в конце 80-х – начале 90-х гг. XVII в. ослабить внимание к вопросам военного строительства, и непрочные еще основания новой военной системы стали быстро разрушаться828, а боеспособность армии, втянутой во внутриполитические интриги, стала падать829. Остановка в развитии военной сферы, особенно в последней четверти XVII в., когда перемены в военном деле шли одна за другой, была чревата серьезными неприятностями. Печальный опыт Азовских походов и сомнения в политической благонадежности старой армии, особенно усилившиеся после дела полковника Цыклера в 1697 г. и очередного стрелецкого бунта в 1698 г., побудили Петра I приступить к переформированию вооруженных сил.
Заключение
Подведем предварительные итоги нашего небольшого исследования. Историографический анализ литературы по проблеме военной революции как исторического феномена вообще и военной революции позднего Средневековья – раннего Нового времени показывает, насколько велик порой разброс мнений и точек зрения среди историков относительно этого вопроса. Это и немудрено, ибо, во-первых, сама по себе военная революция представляет собой чрезвычайно сложное, многоплановое и многоуровневое явление, заслуживающее пристального и тщательного рассмотрения и изучения. Во-вторых, многообразие позиций вокруг проблемы объясняется еще и тем, что сама историческая наука не стоит на одном месте, а, постоянно развиваясь, по мере накопления нового эмпирического материала ставит и ставит перед историками все новые и новые вопросы. Далее, мы исходили из того, что все-таки есть некие общие исторические закономерности, определяющие общий ход развития исторического процесса (и военного дела как его составной части), которые вместе с тем имеют региональные отличия, и порой весьма существенные, от «классической» модели. Тем больший интерес представляет сравнительный анализ процессов, имевших место в военном деле разных государств и обществ в одно и то же время. Без постоянного поиска наилучших форм организации военного дела выживание того или иного общества, цивилизации в условиях жесткой конкурентной борьбы за сферы влияния, неважно, политические, идеологические или экономические, было попросту невозможно. Отбор же наилучших форм его организации происходил на полях сражений, и опыт, полученный дорогой, кровавой ценой, становился основой для дальнейшего совершенствования существующей военной системы или же коренного ее пересмотра. В силу этого военное дело никогда не стояло на месте, и время от времени в различных регионах мира происходили радикальные изменения, подлинные перевороты в характере ведения войн, в вооружении, тактике, стратегии, которые радикальным образом меняли облик мира. Степень их воздействия на развитие мировой цивилизации в целом и отдельных обществ была различной. Поэтому, рассматривая проблему военной революции, мы попытались прежде всего определиться – каковы были последствия той или иной военной революции, носили ли они региональный, локальный или же глобальный характер, оказывая воздействие на судьбы всего человечества.
Руководствуясь этими соображениями, мы и приступили к работе, опираясь на критический подход к существующим направлениям в изучении проблемы. Рассматривая проблему военной революции конца Средневековья – раннего Нового времени в тесной взаимосвязи с общим направлением развития исторического процесса, нетрудно заметить – рубеж между Средневековьем и Новым временем, эпоха, которую можно датировать приблизительно 2-й половиной XV – 2-й половиной XVII в., является одним из важнейших, переломных моментов в истории человечества. Это действительно в некотором смысле «осевое время», время смены мирового лидера, общей направленности развития цивилизации. Именно в эти десятилетия доминирование Востока заменяется на преобладание Европы, и прежде всего Европы Западной. Она превратилась из захолустного уголка мировой цивилизации в динамичный, быстро развивающийся регион, опережающий по основным параметрам развития ранее имевший над ней неоспоримое преимущество Восток. И размышления над причинами этого неожиданного и столь стремительного подъема так или иначе выводят на мысль о том, что среди прочих факторов, способствовавших завоеванию ею первенства в борьбе за мировое лидерство, было обретение военного превосходства над странами Востока. Залогом же этого преимущества была военная революция.
Конечно, даже в середине XVII в. доминирование Европы над Востоком еще не было очевидным. Экспансия Востока, в особенности мира ислама, еще была далека от завершения. Именно на XVI – начало XVII вв. приходится образование империи Великих Моголов и стремительное расширение Османского государства, а на Дальнем Востоке, в Поднебесной империи на смену рухнувшей династии Мин приходит новая, маньчжурская династия Цин, влившая новую кровь в одряхлевшее было тело китайской государственности. Тем не менее, именно перед европейцами открылась по-настоящему широкая историческая перспектива, и выпавший на их долю шанс захватить мировое лидерство был использован ими сполна. Конец XVII в. ознаменовался серией громких побед европейцев над Востоком, которые могут служить своего рода индикаторами, точками поворота. Речь идет о победе антиосманской коалиции над армией турецкого султана под Веной в 1683 г., Чигиринских и Крымских походах русского войска в 1677–1678 и 1687 и 1689 гг. Эти победы ознаменовали конец экспансии Востока, и возможны они стали именно потому, что в странах, одержавших эти победы, успешно была завершена (или близилась к завершению) военная революция.
Почему это стало возможным? На наш взгляд, ответ на этот вопрос заключается прежде всего в том, что генеральной линией развития военного дела со времен переворота в европейском военном деле на рубеже Средневековья и Нового времени стало постоянное возрастание роли качественных показателей и относительное снижение значения количественных. Да, Восток в целом еще долго будет сохранять превосходство над Европой по количественным параметрам. Однако усовершенствование оружия и тактики привело к тому, что всякая попытка решить исход войны или сражения простым увеличением бойцов без надлежащей их подготовки, вооружения и пр. была обречена на неудачу. Качественное превосходство в конечном итоге давало победу над любым по численности неприятелем, если тот уступал своему оппоненту в технике, организации и умении использовать эти преимущества. Никакая храбрость, стойкость и индивидуальное умение сражаться уже не могли дать в конечном итоге победу. Победа доставалась тому, кто лучше вооружен, организован, дисциплинирован и обладает лучшей тактикой. Здесь в действие вступал сформулированный Наполеоном знаменитый «принцип мамелюка»: «Два мамлюка справлялись с тремя французами…. но сотня французских кавалеристов не боялась сотни мамлюков; триста французов брали верх над таким же числом мамлюков, а тысяча разбивала 1500. Так сильно влияние тактики, порядка и эволюций…»830.
Итак, ответ на вопрос найден – европейцы в результате военной революции смогли завоевать военное превосходство над Востоком, а последнее обеспечило им доминирование и во всем остальном. Однако, на первый взгляд, этот тезис имеет определенный изъян. Ведь предложенная М. Робертсом и модернизированная Дж. Паркером модель военной революции (назовем ее условно «пехотно-артиллерийской») носила ярко выраженный европоцентричный характер. По их мнению, первоначально она затронула Италию и северо-запад Европы, владения династии Габсбургов и их главного противника, короля Франции. Однако вряд ли можно согласиться со столь однозначным мнением. Безусловно, что модель новой европейской военной системы, ставшая основой современных армий, родилась на северо-западе Европы, в Голландии и в Швеции. Однако прежде чем она была выработана, доказала свою эффективность на практике и принята на вооружение ведущими государствами мира, прошло немало времени. Лучшие военные умы Европы и Азии на излете Средневековья и в начале Нового времени потратили немало усилий для того, чтобы наилучшим образом интегрировать новейшие достижения техники и технологии, и прежде всего порох и огнестрельное оружие, в повседневную военную практику.
И здесь при непредвзятом анализе особенностей развития военного дела в Евразии, особенно на ближней периферии Западной Европы, возникают интересные соображения. Западноевропейцы недолго владели монополией на владение порохом и огнестрельным оружием. Их соседи не были намерены отставать от своих потенциальных противников в столь важном вопросе и поспешили также обзавестись новинкой. Порох и пушки довольно быстро (по историческим меркам) стали достоянием не только государств Западной Европы, но и их соседей, ближних и дальних. Если европейцы стали применять артиллерию на полях сражений в 20–30-х гг. XIV в., то в середине века пушки появляются на Балканах, а во 2-й половине того же столетия пушки появляются на вооружении османских войск, в Прибалтике, Польше, Литве и на Руси. В XV в. артиллерия повсеместно используется на полях сражений и во время осад и на западе Европы, и на востоке, и на Балканах. Столь же быстро в конце XV – начале XVI в. в военную практику вводится ручное огнестрельное оружие. К середине XVI в. армии всех ведущих держав Европы и Азии уже обзавелись огнестрельным оружием, которое оказывало все возрастающее воздействие на исход отдельных битв, кампаний и даже войн. Ожесточенное межгосударственное соперничество, резко обострившееся как раз во 2-й половине XV – 1-й половине XVI в., способствовало быстрому развитию военного дела в целом и техники в частности.
