Николай Михайлов - Над картой Родины
Раз зима без морозов, значит можно поселить и заморские вечнозеленые растения, не желающие знать долгой зимней спячки.
Плоды китайского тунгового дерева более чем наполовину — из масла. Оно дает лак, защищающий металл от ржавчины. Старая Россия тунга не знала. Сейчас он занял в Закавказье тысячи гектаров. И советские корабли несут тунговый лак на своих килях.
Почти не было у нас и средиземноморского пробкового дуба. Кажется, пробка — пустяк, но она нужна не только затем, чтобы закупоривать бутылки: без нее не обойтись современной электротехнической и холодильной промышленности. По пробке Россия зависела от внешнего рынка. Известно, что дед поэта Брюсова, московский купец, разбогател на том, что захватил в свои руки весь ввоз пробки. Сейчас на берегах Черного моря пробковый дуб растет у нас целыми рощами. Посаженный лет двадцать назад, дуб подрос, кору его уже срезают.
Посевы пахучих эфироносов до революции были ничтожны. Теперь мы выращиваем десятка два эфироносных растений — крымскую розу, мяту, кориандр, ирис, анис, герань. Сами гоним мы для духов розовое, лавандовое, шалфейное масло.
Почти весь мир получает джут из Индии — там сосредоточено девяносто пять процентов его посевных площадей. Сначала, чтобы не тратить золота на покупку иноземного джута, мы научились делать мешки и канаты из кенафа, южной конопли и канатника. А потом и джут развели на собственных полях. Да еще добились того, что волокно нашего джута стало более прочным, чем у джута привозного.
В субтропических оазисах советской Средней Азии индийский джут местами достигает высоты в три человеческих роста. Уже построено несколько джутовых заводов Для работы с джутом созданы особые машины.
У бамбука полторы тысячи применений. Из бамбука можно строить дома и из бамбука можно делать острейшие патефонные иголки. Этот гигантский злак Юго-Восточной Азии теперь рощами растет у нас на Черноморском побережье. И растет с обычной своей силой — молодыми побегами при случае пробивает бетонный пол.
На Кавказе, в Крыму, в Средней Азии поселен австралийский эвкалипт Его травянистый саженец через год превращается в трехметровое дерево, через пятнадцать лет становится деревом-великаном высотою в тридцать метров. У эвкалипта серый гладкий ствол, ленты отшелушившейся коры, темно-зеленые саблевидные листья, которые всегда стоят ребром к солнцу и потому не затеняют землю. Рощи эвкалипта дают хорошую древесину и эфирное масло, сушат болотистую почву, запахом своим разгоняют малярийных комаров.
В Советском Союзе создано субтропическое хозяйство-. Плоды субтропиков везут на заводы.
Везут и в магазины. Чем выше поднимается благосостояние народа, тем сильнее спрос на южные овощи, на субтропические фрукты.
Лимоны царская Россия покупала в Сицилии, апельсины — в Палестине, оливки — во Франции, инжир — в Турции. Чужой, далекий климат оплачивали золотом. Заморские фрукты покупаем и мы, но сверх тех, что производим сами.
Мандаринов, апельсинов и лимонов — всех цитрусов дореволюционная Россия ввозила полтораста миллионов штук в год. А в 1949 году одна Грузия вырастила их более семисот миллионов — желтых, оранжевых плодов, концентрирующих благодатную силу юга и раздающих ее всей стране.
На месте малярийных болот и диких зарослей в Западной Грузии разбиты плантации, и они дают нам уже больше субтропических плодов, чем раньше покупалось за границей. А ведь еще не вся масса посадок плодоносит. За пятую пятилетку в колхозах площадь под цитрусами увеличивается в четыре с половиной раза.
Сила плодородия грузинских субтропиков необычайна. Передовики-цитрусоводы снимали осенью со взрослого дерева до тонны апельсинов. Колхозник Сулейманшвили в Аджарии собрал однажды с дерева двенадцать тысяч мандаринов. А ведь даже такому выдающемуся географу, как Петр Петрович Семенов Тян-Шанский, в 1900 году пришлось написать: «В Западном Закавказье выбор культурных растений вследствие теплого и влажного климата довольно затруднителен…»
Считается, что русский человек любит попить чаю. Любить-то любит, да статистика говорит, что не всегда мог он попить его вволю: до революции в центрально-черноземных губерниях на душу потреблялось всего лишь сто граммов чая в год.
Чай везли морем из Цейлона, верблюжьими караванами через пустыню Гоби из Китая. В Чакве под Батуми чайный куст занимал меньше тысячи гектаров. Кустарная фабрика выпускала считанные цыбики плохого «солдатского чая». А в конце пятой пятилетки в одной Грузии площадь под чаем превысит 70 тысяч гектаров. Работают десятки отлично оборудованных чайных фабрик.
Нашу страну иностранцы любили называть «северным медведем». И вот эта северная страна теперь выдвинулась в число немногих государств, которые сами выращивают кусты чая — растение крайнего юга.
Чайные плантации требуют ручного труда. Работа с чаем — самая трудоемка в субтропиках. Казалось, что без живых рук не обойтись, особенно при сборе: прежде чем листик выбрать и сорвать, нужно пощупать пальцами — созрел ли. Но чайные плантации разлеглись теперь у нас на таком пространстве, что машину для сбора чая необходимо было изобрести во что бы то ни стало. И наши конструкторы ее изобрели, придав механизму чуткость человеческих пальцев. Февральско-мартовский Пленум ЦК КПСС 1954 года в своем постановлении потребовал поднять производство чая и, в частности, осуществить механизацию сбора чайного листа в ближайшие же годы.
Перенося в годы довоенных пятилеток чайную культуру из далеких южных стран, мы не могли перенять чужой опыт — и природа другая и способы хозяйства не те. До всего нужно было доходить самим. И вот итог: передовики чайных плантаций собирают у нас, на крайнем северном пределе произрастания чая, такие высокие урожаи, о каких нет и намека в мировой литературе. Колхозница Булискерия поставила рекорд — собрала 15 тони чайного листа с гектара.
Грейпфруты, похожая с виду на томат сахаристая терпкая хурма, кисловато-сладкая мушмула, пахнущие земляникой, богатые витаминами и йодом плоды фейхоа — все это у нас теперь растет, хотя и на небольшой площади. И даже мексиканское чудо-дерево авокадо. Нежная и сладкая мякоть его плодов вкусом похожа сразу на грецкий орех, яичный желток и сливочное масло. В ней тридцать процентов масла, число витаминов достигает девяти. Сейчас у нас сотни деревьев авокадо, а двадцать лет назад было только два.
В долинах на юге Узбекистана и Таджикистана сеют сахарный тростник. О нем древние говорили: «мед без пчел». Растению тропиков у нас, на северном пределе, не легко: суше воздух, короче теплое время, суровее зима. На родине — пять тысяч миллиметров осадков, а здесь — ни капли дождя за все лето, нужен искусственный полив. Но трудовая настойчивость все преодолела. Разница климатов побеждена подбором раннеспелых сортов, подкормкой, скрещиванием дикого среднеазиатского тростника с пришлым культурным. Теперь в Узбекистане есть ромовый завод. Патоку для него дают стебли тростника, который у нас никогда не рос, да, казалось, и не мог расти.
Маслину на берегах Средиземного моря возделывали с античных времен. Серебристая оливковая ветвь была символом мира, долголетия и славы еще тысячелетия назад. У нас же недавно лишь в Новом Афоне да еще кое-где можно было увидеть небольшие рощицы маслин. В Никитском саду около Ялты экскурсанты с изумлением взирали на пятисотлетнюю маслину с суками, скрюченными от возраста, как старческие пальцы. Но сухие субтропики есть и у нас. Маслиновые рощи теперь заложены в Крыму. Маслиновый совхоз создан в Южной Туркмении, для обработки плодов построен завод. Насаждения маслины с каждым годом расширяются на Апшеронском полуострове, они должны занять там тысячи гектаров. Выведены новые сорта — они и плодоносят скорее и маслом более богаты, чем маслины Средиземноморья с их тысячелетней культурой. Скоро страна будет получать много своего прованского масла, жирных оливок, изделий из масличной древесины.
Сочный гранат, сахаристый инжир тоже перестали быть такой редкостью, как раньше. Деревьев инжира у нас в сухих субтропиках Средней Азии и Закавказья теперь около миллиона, деревьев граната — лишь немногим меньше.
На Атреке в Туркмении на высоту до семи метров подняли свою перистую крону финиковые пальмы. Их там уже около двух тысяч. Дерево далекой горячей Аравии у нас приносит плоды, хоть они не каждый год вызревают. С одной пальмы снимают до полуцентнера сахаристых фиников. Аравийский финик — самый калорийный из всех плодов.
Финиковая пальма, по выражению арабов, любит, чтобы ее «ноги были в воде, а голова в огне». Между тем на Атреке случаются и морозные зимы. Мичуринцы приучили финиковую пальму переносить морозы в минус четырнадцать градусов. Дерево в холодную зиму теряет листья, но сохраняет неповрежденной центральную почку, и из нее летом вырастает новая крона.
