Филип Шенон - Анатомия убийства. Гибель Джона Кеннеди. Тайны расследования
Де Мореншильдт переехал в Техас, надеясь составить себе состояние на нефтяном промысле. Для начала он получил в университете Техаса образование инженера и геолога, затем работал нефтяником в разных странах, в том числе в Югославии, Франции, на Кубе и на Гаити, в Нигерии и Гане. Он признавал, что в Техасе в начале Второй мировой войны занимался кое-какой шпионской работой – по просьбе приятеля-француза и в пользу французской разведки. Официально Мореншильдт, как он утверждал, никогда не состоял на службе у французов, но «собирал сведения о людях, участвовавших в прогерманской деятельности», а также старался перебить у немецких компаний сделки по приобретению техасской нефти.
К 1962 году этот человек обосновался в Далласе со своей четвертой женой и здесь через эмигрантов из России познакомился с Освальдами, страдавшими в ту пору от «жестокой нищеты», по выражению Мореншильдта. В особенности он тревожился за Марину: «неприкаянная душа, живет в трущобах, по-английски ни слова, болезненный с виду младенец на руках, ужасное окружение». За тот год Мореншильдт, как он прикидывал, виделся с Освальдами «десять или двенадцать раз, а то и чаще». Осенью 1962 года он помог Марине на время скрыться от мужа, поскольку узнал, что Ли избил ее, поставил синяк под глазом.
Де Мореншильдту запомнился визит к Освальдам весной 1963 года: Марина показала ему винтовку, только что купленную ее мужем. Над его приобретением она посмеивалась: «Этот сумасшедший идиот только и делает, что палит по мишеням», – сказала она. Мореншильдт спросил Освальда, зачем тот купил оружие. «Люблю пострелять по мишеням», – был ответ. В ту пору техасские газеты пестрели сообщениями о безуспешных поисках стрелка, пытавшегося убить отставного генерала Эдвина Уокера. Оставшийся неопознанным снайпер засел возле дома Уокера в Далласе и выстрелил в него через окно, промахнувшись на несколько сантиметров. Позднее Марина призналась, что уже через несколько часов после этого покушения узнала: в нем виновен ее муж.
Во время того визита Мореншильдт, по его словам, вздумал пошутить насчет покушения на Уокера. «Так это ты промазал по сидячей цели – генералу Уокеру?» – спросил он. «Понимаете, я знал, что Освальд недолюбливает генерала Уокера».
Освальд промолчал, но на его лице появилось «странное» выражение. «Он как-то весь съежился, понимаете, когда я задал этот вопрос».
Дженнер месяцами тщательно изучал материалы ФБР по Пейнам и Мореншильдту, но в конце концов решил, что эти люди не имеют отношения к убийству. Позднее он говорил, что Пейны и Мореншильдты во многих отношениях жертвы Освальда – годами их преследовало подозрение о причастности к убийству, их жизнь была разрушена. Но чтобы убедиться в их невиновности, Дженнер долгими часами допрашивал Пейнов и Мореншильдта под присягой, в особенности проверяя улики, указывавшие, что они могли и догадываться о намерениях Освальда.
Рут Пейн во время ее допроса в Вашингтоне Дженнер спросил напрямую:
– Миссис Пейн, вы состоите в настоящее время или состояли когда-либо прежде в коммунистической партии?
– Я не состою и никогда не состояла в коммунистической партии, – ответила она.
Дженнер зашел с другой стороны:
– Сейчас или когда-либо прежде вы разделяли взгляды, которые мы могли бы охарактеризовать как взгляды коммунистической партии?
– Нет, – ответила она. – Напротив… Мне противен тот раздел коммунистического учения, где насилие объявляется необходимым средством для достижения цели.
Интерес к русскому языку, по словам Рут Пейн, проистекал из ее веры. «Бог призвал меня учить языки», – пояснила она. Русский она выбрала потому, что квакеры старались организовать программы обмена с Советским Союзом.
Рут предлагала Дженнеру и другим членам комиссии задавать ей самые жесткие вопросы, чтобы убедиться в ее правдивости. Она готова была отвечать даже на неприятный вопрос о том, почему ее брак распался.
– Члены комиссии выражали некоторый интерес к этой теме, – признал Дженнер. – Они, видимо, хотели бы определить, кто такая Рут Пейн и, если позволено употребить расхожее выражение, чем она дышит… Так какова же, по вашему мнению, причина вашего развода?
Женщина ответила, что причина проста: ее муж всегда был внимателен и добр, но он ее не любит. Она говорила спокойно, констатируя факт.
– Мы никогда не ссорились, не имели серьезных разногласий, но я хотела жить вместе, а он не был заинтересован в совместной жизни.
Она признала, что за несколько месяцев до убийства начала опасаться, что Освальд склонен к насилию – она знала об избиении Марины, – и также тревожилась, нет ли у него связей с советским посольством в Вашингтоне. Ей попалась на глаза копия письма Освальда в посольство, в котором он упоминал, что ФБР следило за его деятельностью в Далласе14.
Так почему же она разрешила ему бывать в доме? Почему, зная все это, помогла Освальду устроиться на работу на склад учебников в Далласе? Дженнер считал вполне приемлемыми ответы Рут Пейн на оба эти вопроса. Она вовсе не хотела пускать Освальда в свой дом каждые выходные. «Я была бы счастлива, если бы он вообще не приезжал». Но Рут пыталась помочь Марине, к тому же ухватилась за возможность усовершенствовать свои знания русского языка. Да и общество Марины было ей приятно: собственный брак распался, «я была одинока». Рут с готовностью признала, что помогла Освальду получить работу на складе учебников, и подробно объяснила, как это произошло. Она пошла выпить кофе с несколькими приятельницами, там присутствовала и Марина, и одна из женщин сказала, что ее брат работает на книжном складе и у них вроде бы появилась вакансия. Марина умоляла Рут позвонить на склад. Вакансия действительно имелась, и в октябре Ли приступил к работе. Пейн утверждала, что понятия не имела об адресе склада – Дили-Плаза.
Почти два дня у Дженнера ушло на то, чтобы выслушать показания де Мореншильдта – несколько часов понадобилось только на то, чтобы продраться сквозь историю его путешествий, начиная с детства в России. Он вроде бы понимал, почему его дружба с Освальдом вызывает наихудшие подозрения, тем более что и сам Мореншильдт вел нетрадиционный, «богемный» образ жизни. «Время от времени возникали те или иные догадки, – сказал он Дженнеру. – Я очень откровенен»15.
Но чем подробнее Мореншильдт отвечал на вопросы об Освальде, тем более по-человечески понятной становилась эта дружба. Мореншильдт отзывался об Освальде как о «симпатичном парне», который стремился к лучшему, хотя и был «необразованным дикарем». По его словам, Освальды были «несчастные, растерянные, нищие и запутавшиеся». Ему казалось смешным предположение, что Советский Союз или другое государство наняло Освальда в качестве шпиона. «Я бы никогда не поверил, что какое-то правительство может быть настолько глупо, чтобы поручить Ли сколько-нибудь важное дело, – пояснил он. – Нестабильный индивидуум, запутавшийся, необразованный, без опыта. Какое правительство дало бы ему конфиденциальное задание?»
Он сказал, что продолжал жалеть Освальда и после того, как выяснилось, что тот бьет Марину: «Я не попрекал его за синяк у бабы под глазом». Как он рассказывал, Марина высмеивала мужа в присутствии Мореншильдтов, упоминая в числе его недостатков и отсутствие интереса к сексу. Де Мореншильдт чувствовал в Освальде, как он выразился, «асексуального человека». «Марина выражалась прямо», она заявила Мореншильдтам (и ее муж это слышал): «Он спит со мной раз в месяц, и никакого удовлетворения я от этого не получаю».
Мореншильдт сказал, что и он, и его супруга испытывали большую неловкость от этих откровенных жалоб Марины на ее сексуальную жизнь, и в середине 1963 года прервали дружеские отношения с Освальдами, тем более что Мореншильдт собирался по делам на Гаити. «Мы решили, настало время их бросить, – рассказывал он. – Мы оба решили не видеться больше с ними, потому что нам стало противно подобное обсуждение супружеских отношений в присутствии фактически посторонних людей».
И хотя Мореншильдт не верил, что Освальд мог быть шпионом, время от времени, как он признался, его тревожила мысль, не задумал ли Освальд недоброе. «Он побывал в советской России – он мог оказаться кем угодно», – сказал де Мореншильдт. Он рассказал, что спрашивал другого русского эмигранта, своего приятеля в Далласе: «Как ты думаешь, мы себе не повредим, помогая Освальду?» Друг ответил, что осведомлялся в ФБР насчет Освальда и что у Бюро нет к этому человеку претензий.
Мореншильдт также сказал, что назвал имя Освальда в 1962 году другому своему приятелю, Уолтеру Муру, о котором было известно, что тот «состоит на правительственной службе – то ли в ФБР, то ли в ЦРУ», и Мур даже не намекнул, что Освальд представляет собой опасность. Позднее комиссия установила, что Мур был агентом ЦРУ в Далласе и отвечал за сбор информации от местных жителей, побывавших в коммунистических странах или работавших там16. Расследование не обнаружило доказательств контакта Мура с Освальдом, но установленный комиссией факт близкого знакомства Мура с Мореншильдтом еще многие годы будет использоваться как доказательство в пользу теории заговора.
