Владимир Губарев - XX век. Исповеди: судьба науки и ученых в России
Обратите внимание — речь идет о мае 1986 года. Сразу после аварии в Чернобыле на всех атомных станциях СССР было проведено тщательное обследование самого опасного оборудования, и что греха таить, многое удалось найти не только на Кольской АЭС.
Но последствия Чернобыля для всех атомщиков были не только в "ревизии" их станций и объектов…
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ РАИСЫ ГОЛОВИНОЙ: "Наша работа не очень видная, но без дезактиваторщиков на АЭС не обойтись. Особенно после Чернобыля мы ощутили необходимость этой профессии. Радиация — она невидимая, но стоит пройти с прибором, сразу видно: хорошо вымыт объект или нет. В Чернобыль мы поехали добровольцами сразу же после аварии… А поначалу не обходилось без курьезов. Когда я пришла работать на станцию, в поселке еще не было ни одного 9-этажного дома, и я даже представления не имела, что такое лифт. Как-то бригадир Тамара Жукова направила меня мыть лестницу. Начала я с четвертого этажа. Вымыла лестничную клетку и кабину лифта, спускаюсь ниже и опять мою, и так — до первого этажа. Все выдраила, прихожу и отчитываюсь: "Лестницу и лифты на всех четырех этажах вымыла". И добавила: "А на нижних этажах кабины чище, на первом — даже блестит. Надо же, какие здесь люди аккуратные!" Сначала стояла гробовая" тишина, а потом девчонки из бригады Люба Смирнова, Тома Карман и остальные дружно расхохотались. Откуда мне было знать, что я мыла один и тот же лифт! Потом на станции долго ходил анекдот про это".
СЛОВО ЛЮДМИЛЕ ХУДОРНЮК: "Мы с сослуживцами часто устраивали совместный отдых — всем коллективом ходили в лес за ягодами, в походы. В одном из таких походов нам с девчатами пришлось нос к носу столкнуться с живым медведем. Мы отбились от группы, набрели на малинник и принялись собирать спелые, крупные бусины ягод. А в непролазных кустах негромкое такое потрескивание послышалось. Поднимаюсь в пол ный рост, раздвигаю колючие ветви руками, а с той стороны на меня медведь смотрит. Крику было — не передать. Медведь порычал и ушел по своим делам. Но несмотря на испуг, я не перестала любить лес, северную природу с ее белыми ночами и закатами, превращающи мися в восходы. Я помню и люблю всех, кто бок о бок со мной помогал поднимать нашу Кольскую АЭС, трудился на ней. Мне дорога память о них".
С медведями теперь труднее… Неподалеку от Полярных Зорь их уже, пожалуй, не встретишь — все-таки и автотрасса, идущая на Мурманск (или в Питер — кто как пожелает!), весьма оживленна, да и дач много настроено вокруг… Но вот тут, за Алаккурти, где мы сейчас с Коломцевым и Коноваловым отдыхаем, совсем иное дело! Здесь встреча с мишкой вполне реальна, а потому нужно поглядывать по сторонам — ведь и хозяин тайги любит побаловаться на ягодниках, да и не любит уступать дорогу.
На пограничной полосе мы видели совсем свежие медвежьи следы. Они тянулись за лосиными, видно, косолапый охотился неподалеку от нас…
И еще я видел "мышеловку" для медведя. Говорят, есть заказ из какого-то зоопарка, а потому поставлена в тайге на звериной тропе металлическая ловушка. В ней приманка (давно уже сгнившая), и эта сваренная из толстой арматуры клетка ждет свою жертву. Мне кажется, что напрасно. К счастью…
А мы продолжаем разговор с Виталием Федоровичем Коноваловым и Юрием Васильевичем Коломцевым. Правда, сейчас в основном говорит Коновалов, так как, упомянув о первой партии ядерного топлива, доставленного на Кольскую АЭС, мы невольно разговорились об "атомном огне". Ну а хозяин его — конечно же, Виталий Федорович…
— Насколько мне известно, именно на Кольской АЭС вы Виталий Федорович, удлиняете срок службы топлива?
— Кольская — одна из станций, которая охотно идет на разумные, достаточно проверенные эксперименты. А без них "тиражировать" то или иное достижение практически невозможно… Так что Кольская — в лидерах у нас!
— А почему нужно совершенствовать топливо?
— Тут много причин. Хотелось бы продлить срок "работы" кассет и уменьшить количество перегрузок. Это сразу же сказывается на резком сокращении издержек производства, на доставке топлива, на загрузке транспорта и так далее. Одно дело осуществлять перегрузку раз в три года, другое — в четыре или пять лет. Это большая разница и соответственно выгода… И само топливо улучшается, это в первую очередь связано с выгорающим поглотителем. Это уже физика реактора, его стабильная работа… Кстати, очень интересные исследования ведутся по температуре внутри твэла. Сегодня в центре топливо разогревается до двух с лишним тысяч градусов. И при "расхолаживании", при запроектных авариях — это величина весьма существенная. Достаточно вспомнить тот же Чернобыль, где топливо "раскалилось" и его приходилось охлаждать… Поэтому мы стараемся снизить температуру. Это одна из граней безопасности.
— Юрий Васильевич, почему вы идете на такие эксперименты? У вас же задача не науку "двигать вперед", а получать побольше энергии? А наука, как известно, всегда мешает…
— Да, мы промышленное предприятие, и обязаны выполнять свои планы по производству электроэнергии. Однако мы думаем о будущем, о том, что нужно повышать безопасность, продлять срок службы энергоблоков, наконец, снижать стоимость электроэнергии. А без экспериментирования, исследований нельзя! В результате мы получаем более качественное топливо, и "живет" оно в реакторе значительно дольше. И практически за те же деньги… Это раз! А во-вторых, такова уж судьба Кольской АЭС — она с самого начала работы "экспериментальная". Все время идет поиск нового, как работать экономичней, надежней, безопасней. А этого без большой науки добиться нельзя. И весь коллектив относится к этому доброжелательно, с удовольствием помогает ученым. Ведь дело это перспективное, государственное… Приведу простой пример. Скажем так: проектная нагрузка у нас "28 единиц" (не буду уточнять чего именно), а мы на одном из блоков уже работаем несколько лет на "52-х единицах"! А "48-м" уже разрешенные… Это согласовано с конструкторскими и проектными организациями, а также с заводом, откуда мы получаем топливо.
— С одной стороны, этим можно гордиться, но с другой — это опасно?
— Нет. Надо подходить к экспериментированию продуманно, расчетливо…
— Тут надо еще учитывать, что сокращается объем переработки радиоактивных отходов. А это опять-таки безопасность, так как сокращается число людей, которые работают с облученным топливом…
— Это понятно… Я имею в виду другое. Возьмем тот же пассажирский самолет. Он сделан и летает до тех пор, пока не износится. А атомные станции постоянно совершенствуются. Как будто хорошо это, но почему их так запроектировали, что они нуждаются в улучшении?
— В топливе еще неоткрытого очень много…
— Атомная промышленность, и атомная энергетика в частности, дело еще новое. Это молодая отрасль, и с точки зрения конструкций и технологий еще много можно сделать… Но я не могу согласиться с вами, что мы "все меняем". Это не так. Есть отработанные вещи, которые ставятся каждый раз без изменений — и узлы, и целые секции и так далее. Но если речь идет о топливе, то тут ясно — совершенствование приносит явную выгоду. И станции, и тем предприятиям, которые его производят. Но есть еще один очень существенный фактор: чем дольше работает топливо, чем больше выход энергии на его единицу, тем оно привлекательней на мировом рынке. Не случайно, финны, к примеру, везде подчеркивают, что советское (российское — но они еще мыслят по-старинке!) топливо — самое совершенное и выгодное. И это зависит в первую очередь от технологии его производства.
ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ АЭС: "Активная зона реактора диаметром 3 м и высотой 2,5 м размещена в цилиндрическом корпусе диаметром 4,3 м и высотой 11,8 м, изготовленном из высокопрочной стали. Масса корпуса 200 тонн. Активная зона собрана из шестигранных кассет с тепловыделяющими элемент ами (твэл). Стенки кассет изготовлены из циркониевого сплава. Количество кассет, установленных в активной зоне, — 349. Из них 312 — рабочие, остальные 37 — управляющие.
В каждой рабочей кассете находятся 126 твэлов стержневого типа с сердечником из спеченной двуокиси урана в виде таблеток".
— Наверное, постоянное совершенствование АЭС связано с тем, что станция — очень сложное предприятие. С чем в современном мире ее можно сравнить? Начнем с вас, Юрий Васильевич…
— С человеческим организмом… — Даже так?
— Человек до сих пор не изучен, но он управляем, поддерживает жизнедеятельность, и весьма надежен…Так и атомная станция. На ней все есть — от микроэлектроники до самого
громоздкого машиностроения.
— Так что логика есть в том, что АЭС "потребляет" все суперсовременные технологии, где бы они не появлялись?
