Александр Осокин - Великая тайна Великой Отечественной. Глаза открыты
Однако в Москве уже знали об этом, ведь 19 июля 1941 г. (в день возвращения в Москву Деканозова) ответственный руководитель ТАСС Хавинсон направил секретарю ЦК Маленкову сообщение агентства Гавас-ОФИ о пленении сына Сталина. Из этого следует, что первое документально зафиксированное сообщение ТАСС руководству страны о пленении Якова Джугашвили появилось в тот же самый день, когда он написал записку отцу, а Деканозов доставил ее в Москву, а не 7 августа, когда Жданов передал Сталину немецкую листовку о пленении сына, как считалось до сих пор. Истинная дата первого сообщения о пленении явно скрывалась.
Значит, не в августе, а в июле, именно в тот самый день, когда Яков написал записку отцу, французское агентство Гавас (находившееся на оккупированной немцами территории) впервые сообщило о его пленении. Весьма знаменательно, что почему-то первой это сделала не немецкая пресса. Из этого следует, что 19 июля 1941 г. немцы развернули пропагандистскую кампанию по поводу пленения сына советского вождя, однако начали ее якобы с утечки информации об этом через Францию.
Первое секретное сообщение ТАСС руководству страны о пленении сына Сталина (РГАСПИ. ф. 558. оп. 11. д. 1554. л. 74). Дата «20.VII.», проставленная секретарем Сталина Поскребышевым, скорее всего, указывает, когда с этим документом был ознакомлен его шеф.
Первое сообщение в мировой печати о пленении Я. Джугашвили. Ошибочно указаны его звание и род войск, не указаны имя и фамилия (РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 1554. Л. 75)
Вполне возможно, что причиной этому могло быть наличие в условиях обмена советской колонии в Германии на немецкие посольство и консульства в СССР пункта о непубликации факта попадания в плен сына Сталина. Серьезный намек на это дает и неправильно указанное в сообщении Гавас его воинское звание, а также род войск (хотя 18 июля уже состоялся его допрос, на котором он ответил на 150 вопросов, причем сообщил все данные о своей службе в Красной Армии, ставшие впоследствии советской и российской официальной версией)[125] и отсутствие имени и настоящей фамилии сына советского вождя. Если учесть приписку в немецких листовках о передаче письма Якова Джугашвили отцу «дипломатическим путем», а также сообщение в «Правде» о прибытии Деканозова в Москву в тот же день, то вполне можно предположить, что именно с последним и было передано это письмо.
Значит, скорее всего, именно поэтому дата обмена и была засекречена, поскольку она, во-первых, подтверждает факт написания этого письма Яковом (ведь некоторые историки и исследователи до сего дня утверждают, что записка Якова отцу – фальшивка, правда, не очень понятно, чья и зачем), а во-вторых, эта дата выявляет путь и время ее доставки адресату.
Подлинность записки Якова Джугашвили подтверждает и то, что первое сообщение берлинского радио о пленении сына Сталина было передано в 12.30 по московскому времени 22 июля 1941 г., через два дня после получения Сталиным весточки от сына и через семь часов после окончания первой бомбежки Москвы, которая велась всю ночь на 22 июля. Очевидно, что оба эти события могли произойти только после обмена – ведь сообщение о пленении Якова могло прервать переговоры об обмене даже через посредников, а бомбардировку Москвы немцы могли начать лишь тогда, когда она уже не ставила под угрозу жизнь сотрудников немецкого посольства (то есть когда обмен состоялся).
Мне кажется, что причиной семи-восьмидневой задержки обмена была необходимость решить до момента его осуществления вопрос о судьбе старшего сына Сталина. По моему предположению, изложенному в книге «Великая тайна Великой Отечественной. Ключи к разгадке», Яков Джугашвили не сдался в плен и не был захвачен в бессознательном состоянии 16 июля, а был интернирован утром 22 июня 1941 г. в поезде, в котором пересек советско-германскую границу 20–21 июня, либо направляясь в служебную командировку, либо в составе советских войск, перебрасываемых согласно договоренности Сталина и Гитлера к Ла-Маншу. Не исключено, что он находился там под чужим именем, поэтому, разыскивая его, советская сторона потребовала передать ей, помимо дипломатов, всех советских граждан, командированных в Германию. И она добилась этого (за исключением экипажей задержанных в Германии советских судов, о которых И. Бунич написал, что они специально были посланы в Германию, так как Гитлеру очень не хватало тоннажа для операции «Морской лев»[126]). Однако не исключено, что именно эта настойчивость и насторожила немецкие спецслужбы, дав возможность опознать старшего сына советского вождя.
По неизвестной причине на большинстве первых снимков, сделанных в плену, Яков Джугашвили окружен офицерами и унтер-офицерами люфтваффе. А его первый допрос почему-то проводился 18 июля 1941 г. в штабе авиации 4-й Армии, хотя в первом сообщении берлинского радио о его пленении сообщалось, что он был «солдатами захвачен в плен у Сеймо[127] к востоку от Витебска…» Причина, возможно, заключалась в том, что Якова надо было срочно доставить самолетом в Свиленград в день обмена – для предъявления его бывшему советскому послу в Берлине и замнаркома иностранных дел СССР Деканозову.
Фрагмент первой страницы протокола допроса Я. Джугашвили от 18 июля 1941 г., из которого следует, что он проводился у командующего авиацией 4-й армии капитаном Ройшле и майором Холтерсом. Этот фрагмент неоднократно публиковался. Вот его дословный перевод (он был приложен к тексту):
«3 мотострелковая рота военных корреспондентов. 18.7.41
Допрос военнопленного старшего лейтенанта Сталина у командующего авиацией 4-й армии. Допросили капитан Реушле и майор Гольтерс 18.7.41 г. – Передано кодом по радио.
– Разрешите узнать Ваше имя? – Яков.
– А фамилия? – Джугашвили…»
(РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 1554. Л. 40)
Последнюю же страницу этого 33-страничного отчета не публиковали ни разу. Вот она:
А вот последняя страница перевода, прилагавшегося к немецкому тексту протокола:
«Не правда ли, трудный вопрос? Многие командиры, которые были взяты в плен, в том числе и высшие офицеры, говорили, что у них как бы завеса упала с глаз и они теперь видят, куда вела их вся система.
Капитан Реушле.
Верно: Френкина».
(РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 1554. Л. 73)
Конечно, у таких признаний было мало шансов быть опубликованными в СССР. Мне, однако, кажется, что главной причиной был не сам текст, а сделанная над подписью капитана Ройшле наискосок красным карандашом и им же подчеркнутая пометка: «23.06.». Полагаю, что пометка эта указывает истинную дату допроса Якова Джугашвили – 23 июня 1941 г. И сделана она была отнюдь не в момент подписания протокола, а значительно позже, возможно когда Яков уже погиб, для точной датировки этого допроса как реального события, а не легенды, которой оно прикрывалось (сработала немецкая педантичность!).
А летом 1941 г. немцы готовились к тому, чтобы развернуть вокруг пленения Якова Джугашвили крупнейшую пропагандистскую кампанию, и понимали, что советские спецслужбы и пропаганда сделают все, чтобы доказать, что все заявления и публикации фашистов о пленении сына советского вождя – фальшивка. Потому наверняка и снимали его на кинопленку[128] и записывали его допросы на магнитофон. Можно даже предположить, что Якова привезли к поезду, в котором везли советских дипломатов, и показали Деканозову. Не потому ли составы стояли больше недели на границе, что советская сторона требовала подвезти недостающих советских представителей, имея в виду в первую очередь Якова Джугашвили, возможно под чужой фамилией? Перед этой встречей немцы могли сообщить Якову о выявлении его истинного имени и решении исключить его из обмена и предложили тут же написать записку отцу и передать из рук в руки Деканозову. Причем все это могло быть заснято несколькими кинокамерами и одну из пленок в непроявленном виде в запечатанной коробке могли вручить Деканозову для передачи Сталину.
Если все так и было, то можно предположить, почему на большинстве фото, сделанных летом 1941 г., Яков окружен немцами в форме люфтваффе, а не танкистами. Здесь возможны два варианта. Первый – если немецкие спецслужбы с самого начала знали, что красивый грузин-инженер – это старший сын Сталина (либо узнали об этом 22 июня, прочитав адрес его неотправленной открытки при задержании). Как могли при этом выглядеть их действия, мною подробно описано в книге «Ключи к разгадке» [62. С. 327–407]. Второй – если до 16 июля никто в Германии понятия не имел о том, что грузинский инженер в военной (а скорее в гражданской) форме – сын советского вождя. К поезду с советским посольством и другими советскими гражданами, стоящему у Свиленграда, доставляли все новых людей, пока наконец где-то в Германии среди задержанных советских людей не опознали Якова.
