Леонид Млечин - Комитет-1991. Нерассказанная история КГБ России
5 октября Баранникова арестовали. Оформили протокол об административном задержании. Через день Баранникову предъявили обвинение по статье 79 Уголовного кодекса – организация общественных беспорядков, повлекших за собой тяжкие последствия. Содержали Виктора Павловича в следственном изоляторе в Лефортове. Он стал болеть, у него прихватывало сердце. В феврале 1994 года, учитывая плохое состояние здоровья Баранникова, генеральный прокурор Алексей Иванович Казанник, человек либеральный и сострадательный, изменил меру пресечения. С бывшего министра взяли подписку о невыезде и положили в больницу.
Процесс по делу об участниках событий в октябре 1993 года не состоялся. Государственная дума объявила амнистию. Всех обвиняемых освободили и уголовное дело прекратили. А против Виктора Баранникова и его бывшего заместителя Андрея Дунаева возбудили новые уголовные дела; обвинили в получении взяток и злоупотреблении властью. Одновременно уголовные дела по обвинению в контрабанде возбудили в отношении их жен.
Баранников продолжал болеть. Ему предлагали сделать операцию на сердце. Он отказался, потому что побаивался врачей, даже однажды сказал своему адвокату, что его хотят «убрать через медицину»…
Адвокат Дмитрий Штейнберг:
– Он не доверял врачам, хотя медчасть Министерства безопасности относилась к нему нормально, я знаю об этом.
22 июля 1995 года Виктор Павлович скоропостижно скончался. Читал на даче газеты и упал. Долго не могли вызвать скорую помощь. Из Москвы машины не отправляют, а областная приехала слишком поздно. Врачи констатировали смерть. Ему не было и пятидесяти пяти лет. Есть люди, которые, как и бывший адвокат Баранникова, полагают, что Виктора Павловича убрали.
Но фактов, подтверждающих эту версию, не существует. Да и непонятно, кому мог помешать бывший министр безопасности, который сам сломал себе карьеру, сделав неверный политический выбор? Просчитался в решающий момент. Это к вопросу о том, как делается большая политика и что чаще всего лежит в основе тех или иных поступков людей, которые руководят нашей страной.
А вот его адвоката Дмитрия Штейнберга через десять лет, в октябре 2005 года, убили самым гнусным образом – ему проломили голову в подъезде собственного дома.
Прощание с Лубянкой
И охранники Ельцина, и те из помощников, кто был к нему близок, говорили, что он любит напористых, даже хамоватых. Ему нравились люди инициативные, безусловно преданные, те, кому можно доверить свои тайны.
– А вот хлипких Ельцин не любил, – рассказывал мне руководитель его администрации Сергей Александрович Филатов. – И я заметил, он не любил совестливых глаз. Боялся их. Может быть, поэтому он не очень часто раскрывался, боялся показать себя.
Сергей Степашин:
– Баранников был понятен Ельцину. Большой, крупный, яркий, проявил себя смело и отважно в 1991 году. Он привел с собой всех российских омоновцев, а московской милиции тогда не доверяли. Вот такой человек и был нужен Ельцину.
А Виктор Иваненко – интеллигент, корректный человек. И не допущенный к столу. У Фазиля Искандера есть такая замечательная повесть – «Удавы и кролики». Вот оттуда эта классификация – допущенные к столу, кандидаты в допущенные и не допущенные… Витя, к сожалению, и в кандидаты не попал. Поэтому, когда создали Министерство безопасности, его просто уволили вместе со всей командой.
К сожалению, Борис Николаевич Иваненко не почувствовал. Не почувствовал и не понял. Ельцин, он же человек чувствительный. Он часто руководствовался чувствами. Не эмоциями, а чувствами. Я все-таки много лет с ним работал вместе. Встречались уже после его отставки, у нас остались хорошие человеческие отношения. Я никогда его не поливал грязью и никогда этого не сделаю, хотя основания, между нами говоря, были. Кстати, и Примаков этого никогда не сделал. Несмотря на неприличную отставку Евгения Максимовича.
Но Иваненко он не чувствовал. Не чувствовал! Для него это было главным. Когда он еще был в форме. Потом уже, когда он болел, тогда вокруг были уже шептуны, давали лекарство и наливали стакан водки, это, конечно, его убивало… Для меня Борис Николаевич до девяносто шестого года со всеми его противоречиями – яркая, сильная политическая фигура, личность. А после болезни – другой… Все на моих глазах происходило, я ж с ним близко работал. Ну, я не буду углубляться, неудобно, его уже нет…
Геннадий Бурбулис:
– У Виктора Валентиновича совершенно особый склад, и даже не ума, и даже не натуры. Это склад души. Пройти горнило КГБ… И при этом сохранить и развить в себе способность сострадать. Некоторые понятия не пишутся ни в распоряжениях, ни в уставах, ни в законах. Они пишутся нравственной традицией. На Руси это называлось честью.
В моей терминологии – достоинство. Иваненко принес к нам этот необычный и неожиданный дух достойного отношения друг к другу. Писанные или заданные сверху правила не могут автоматически исполняться, пока не будут осознаны умом и пропущены через душу. Вот в этом суть предельных ситуаций, где выбор делается каждым человеком внутри себя.
– Так почему же его Ельцин не оценил?
– Не было у Иваненко навыка подобострастия. Он знал иерархию, правила, но… Человек может много не говорить. И даже аскетично себя проявлять. Но те, кто рядом, особенно те, кто повыше рангом, понимают, что перед ними человек с достоинством. А есть же другой личностный код, другие импульсы и другая энергетика. И вот эта скрытая дисгармония разных энергетик – она здесь замкнулась.
Председатель КГБ РСФСР Виктор Валентинович Иваненко казался президенту чужаком, да еще и слишком самостоятельным. И он, пожалуй, допустил несколько аппаратных ошибок.
Перед избранием на высокую должность Иваненко попросили негласно проверить Руслана Хасбулатова – нет ли в его прошлом чего-то компрометирующего, что создаст проблемы для российской власти. Иваненко собрал оперативные материалы.
Виктор Иваненко:
– Но вместо того, чтобы вручить лично Ельцину, отдал руководителям его аппарата, как просили. Скоро копия лежала на столе у Хасбулатова. Он злопамятный и мне не смог простить.
Газета «Известия» писала, что глава российских чекистов Иваненко передал президенту «материалы, свидетельствующие о нечистоплотности Баранникова и Дунаева. Иваненко это стоило карьеры».
Виктор Иваненко:
– В ноябре 1991 года приносят мне заявление на одного из министров российского правительства о том, что его подчиненный у другого подчиненного – понимаете, сложная схема – вымогает взятку за уничтожение компромата и продвижение по службе. Мне надо было организовывать проверку, ловить этого подчиненного за руку. А я по старой чекистской привычке пошел докладывать Борису Николаевичу.
Иваненко сказал Ельцину:
– Информация может оказаться наветом, а может стать основанием для возбуждения уголовного дела. Мы обязаны расследовать, проводить оперативные мероприятия.
Борис Николаевич мрачно заметил:
– Никому нельзя доверять. Идите проверяйте.
А потом передумал и неожиданно поручил проверку министру внутренних дел Баранникову, хотя знал, что он крепко дружит с тем министром.
Велел Иваненко:
– Передайте ему все материалы.
Но чекисты отдали милиционерам только старые оперативные материалы, где речь тоже шла о взятках. Заявление от своего источника Иваненко не отдал и фамилию его не назвал – нельзя было его подвергать смертельной угрозе.
– Сдавать заявителя? Они его убьют просто.
Виктор Павлович Баранников, довольный, через пару дней позвонил Иваненко:
– Твои оперативные материалы не подтвердились.
И Борис Николаевич на заседании правительства недовольно повторил:
– Ваша информация не подтверждается.
Виктор Иваненко:
– Таким образом получилось, что я – интриган. Это моя ошибка.
Виктору Валентиновичу Иваненко пришлось покинуть Лубянку. Ему не нашли места в системе государственной власти новой России. После образования Министерства безопасности его отозвали из отпуска. Пригласили к заместителю Баранникова по кадрам. Тот охал и ахал:
– Как же так, молодой генерал, что же с тобой делать?
Нашли решение. Уволили по сокращению штатов.
Его людям работу в новом министерстве не предложили. Валерий Ямпольский:
– Баранников, который знал, что такое оперативная работа, – все-таки он в МВД работал, мне сам сказал, что руководители подразделений Агентства федеральной безопасности выглядели гораздо выигрышнее, чем руководители союзных подразделений.
– Но приглашения на работу не последовало?
– Приглашения не последовало. А многие ждали. Или такое делали предложение, что человек, конечно, не соглашался.
Сергей Алмазов:
– Меня вызывает Анатолий Васильевич Трофимов, тот самый, чью судьбу я решал после августовского путча и проявил к нему снисхождение. А в новом министерстве его сделали начальником главка, которым руководил я. Он меня приглашает. Захожу, делаю два шага… Он сразу говорит:
