«Окаянные дни» Ивана Бунина - Капчинский Олег Иванович
Об аресте Алехина в 1919 году Одесской ЧК упоминается в нескольких работах, посвященных знаменитому шахматисту.
Так, из книги об Алехине историков шахматного спорта отца и сына И. М. и В. И. Линдеров можно узнать следующее:
«К 1919 году относится драматический эпизод в жизни Алехина – арест и пребывание в одесской тюрьме. Его обвинили в связи с белогвардейской контрразведкой и приговорили к расстрелу. Легенды приписывают спасение Алехина одному из вождей Октябрьской революции Льву Троцкому… Много лет спустя английский журнал „Чесс“ (1937) так описывал этот эпизод из жизни чемпиона мира: „Разразилась русская революция. Как осколок старого режима, он оказался в тюрьме, приговоренный к смерти. Здесь его посетил Троцкий, сыграл с ним в шахматы и при этом был жестоко побит. Конечно же он дал санкцию на приведение приговора в исполнение?! Нет! Напротив, последовала отмена приговора!“
Но есть и другая, более реалистичная версия. За два часа до приведения приговора военного трибунала в исполнение одесский шахматный мастер Яков Вильнер (1899–1931) сумел связаться по телефону с председателем Совнаркома (правительства) Украины Христианом Раковским, которому имя Алехина было знакомо. И тот предписал немедленно освободить его» [560].
Те же авторы в вышедшей почти десятью годами позже книге, посвященной знаменитым шахматистам, пишут, что летом 1919 года в Одессе Алехин был арестован и после пребывания в тюрьме приговорен к расстрелу по обвинению в дворянском происхождении и антисоветской деятельности, но за два часа до приведения приговора в исполнение (откуда такая точность?!) в результате неожиданного вмешательства одного из крупных революционных начальников освобожден из заключения [561]. Э. Попов, опять-таки со ссылкой на Линдера-старшего, пишет, что Одесская губЧК арестовала шахматиста, допросила и заключила в тюрьму, и над ним нависла реальная угроза «быть пущенным в расход» (про два часа ничего не говорится). Однако, по мнению Попова, сохранил Алехина для мировых шахмат счастливый случай – его судьбу решил «неустановленный революционный начальник, который, вероятно, понимал, кто был перед ним» [562].
По данным биографа гроссмейстера в серии «ЖЗЛ» Ю. Н. Шабурова, арест произошел не летом, а в апреле 1919 года, что гораздо ближе к истине. Автор приводит свидетельство шахматиста Николая Сорокина, который в момент ареста Алехина в здании бывшего офицерского собрания играл за соседним столом. Вошел человек в кожанке и потребовал, чтобы Алехин отправился с ним, но тот попросил его доиграть партию, на что было получено согласие. Алехин был доставлен в губЧК на Екатерининскую площадь, дом 6, где после допроса он был водворен в камеру, провел около недели, а затем был освобожден [563].
Заметим, что Одесская ЧК начала расстреливать только в начале мая, когда было полностью закончено ее формирование, а до этого дела передавались на рассмотрение в губревтрибунал. Соответственно, большое количество арестованных в первые дни большевистской власти до суда просто не дошли, а поскольку упрощенного порядка рассмотрения дел в коллегии Губчека еще не было, в условиях продолжающейся неразберихи они были освобождены, и в их числе вполне мог быть Алехин.
Оказавшись на свободе, Алехин поступил на службу в губисполком (интересно, кто из руководителей исполкома: Болкун, Клименко или Фельдман его приняли?), а точнее, в его Иностранный отдел, по всей видимости, переводчиком. Однако в конце июля, как пишет Шабуров, он убывает из Одессы и в середине августа возвращается в родную Москву, где поступает учиться в 1-ю государственную школу кинематографии, руководимую известным кинорежиссером Владимиром Ростиславовичем Гардиным [564]. Как профессиональный юрист, окончивший до революции Императорское училище правоведения в Петербурге и обладающий свойственным шахматисту аналитическим складом ума, Алехин в мае 1920 года становится следователем Центророзыска Главмилиции (так же как и ранее в Одессе, по тем же основаниям ему вполне могли предложить работу в одной из нескольких белых контрразведок), а как владеющий тремя иностранными языками – в июне того же года переводчиком Коминтерна. С августа того же года он кандидат в члены РКП (б). Однако 16 ноября 1920 года чекисты, на сей раз уже из центрального аппарата, заводят на него дело, поводом для которого, впрочем, послужила телеграмма опять-таки из Одессы. Начавшееся с нее новое дознание на основе документов архивно-следственного дела за номером Р28167 из Центрального архива ФСБ освещено Шабуровым:
«Начало… положила телеграмма из Одессы „У тов. Лациса от тов. Тарасова получена была подлинная расписка шахматиста Алехина от Деникинской контрразведки в бытность его в Одессе на сумму около 100 000 рублей. Адрес Алехина полтора месяца назад – Тверская ул, гостиница „Люкс“, Москва. В прошлом году он выехал из Одессы сюда. В настоящее время в Москве – следователь уголовно-следственной комиссии. Живет на 5-6-м этаже. Приметы: выше среднего роста, худой, очень нервный, походка нервная, лет 30–34, найти можно через клуб шахматистов. Сообщил бывший председатель ГЧК Одессы“.
Возникли активная служебная переписка в стенах ВЧК и обмен депешами с Одесской губЧК. Следствие развертывалось по сценарию политического сыска с привлечением тайной агентуры. В донесениях с грифом „Совершенно секретно“ разведчик № 7, ведущий наблюдение за Алехиным, подтвердил его место жительства (уточнив лишь, что он занимает комнату № 164) и приметы, назвав возраст 27 лет. Однако председатель и секретарь Одесской губЧК на запросы ВЧК по существу содержания поступившего доноса отвечали: „Телеграмма ваша для нас непонятна. Просим пояснений“. Но дополнить запросы сотрудникам ВЧК было нечем. Они ждали подтверждений как раз оттуда, из Одессы, где находился неведомый автор провокационной телеграммы» [565].
В чем же состояла причина появления «провокационной телеграммы»? Только ли в интригах недоброжелателей и завистников таланта великого шахматиста, как предположил Шабуров? Чтобы понять это, по нашему мнению, нужно обратить внимание на лиц, фигурирующих в переписке. Если Тарасова из-за распространенности фамилии нам идентифицировать не удалось, то Лацис узнается довольно легко – это, несомненно, председатель Всеукраинской ЧК с апреля по август 1919 года Мартин Лацис. Руководителем Одесской ЧК во время переписки с Центром был Макс Дейч. С экс-руководителем одесских чекистов, сообщившим о местонахождении шахматиста в столице, дело обстоит сложнее. До Дейча в марте-августе 1920 года губЧК возглавляли Станислав Реденс и Владимир Яковлев. Яковлев в августе 1919 года в Киеве был заместителем Лациса и от последнего мог услышать о «белогвардейской» расписке, но, с другой стороны, Реденс в июле-августе 1919 года работал в Одессе и о произошедшем несколькими месяцами раньше аресте Алехина мог быть осведомлен, а кроме того, летом-осенью 1920 года, несмотря на работу на Украине, часто по делам бывал в Москве, где мог встретиться с ним и узнать его местожительство, а потому более подходит для фигуранта телеграммы.
По нашему мнению, реанимируя дело Алехина в Одессе, Дейч в первую очередь руководствовался желанием получить дополнительные доказательства некомпетентности руководства Губчека в 1919 году (так плохо работали, что даже агента белой контрразведки выпустили!) и, соответственно, лишний повод для продолжения чистки своего учреждения от местных работников. Вероятно, не было простой случайностью совпадение по времени возобновления алехинского дела с расследованием поступившего заявления экс-чекиста Михаила Каменева в отношении Бориса Северного. И обвинения чекистов-одесситов в освобождении врагов большевистской власти являлись более серьезными, нежели в отсутствии борьбы с местным криминалом в 1919 году, или даже в связях с ним. Естественно, что подобные дела отражались не только на внутренней жизни Одесской ЧК, но подчас и на подследственных, одним из которых являлся Александр Алехин. Вот как завершилось его дело:
