Николай Ямской - Кто брал Рейхстаг. Герои по умолчанию...
Ревизия ноябрьского прорыва
Заключительное слово И. Климова вообще произвело сильное впечатление. Суммировав факты, которые удалось выявить и уточнить в процессе обсуждения на совещании, он подкрепил их совпадающими данными, которые удалось раздобыть военным историкам в процессе работы с архивными документами. Перед такой доказательной базой пришлось прилюдно «перестроиться» даже такому последовательному хранителю «знаменосной легенды», как генерал Лисицын. Воодушевленно поддержав почин Шатилова, он предложил ходатайствовать о присвоении звания Героя Советского Союза всем «особо отличившимся, но незаслуженно забытым», лукаво смешав в одном ряду весьма по-разному отличившихся Минина, Береста и Гусева…
Казалось, что впервые за минувшие после Победы полтора десятилетия истина вот-вот прорвется к людям. Не случайно в перерывах во время первого и, особенно, второго дня совещания Минина, Лисименко и Макова постоянно окружали приглашенные на мероприятие корреспонденты центральных газет и журналов. Они наперебой расспрашивали о действиях группы, с укором спрашивали троицу, почему так долго умалчивали правду и не выступали в защиту ее на страницах печати.
Ну что тут можно было объяснить людям, которые и представить себе не могут, как это можно годами жить с усеченной биографией, с постоянной болью за попранную правду, о которой – только намекни – сразу же прилепят ярлык «стяжателя чужой славы»…
Впрочем, и на этот раз о торжестве исторической правды говорить было рано. Не случайно уже после совещания все тот же умудренный общением с идеологическим начальством И. Климов сказал М. Минину: «Готовьтесь к длительной и трудной борьбе за истину».
Ученый, конечно, знал, что говорил. К происходящему на совещании информационному прорыву из кабинетов ЦК на Старой площади уже посматривали с опаской. Мало было сидящим там лучшим партноменклатурным умам хлопот с «неуемным» хрущевским разоблачением культа личности Сталина. Теперь их еще подталкивали и к признанию, что именно по распоряжениям из Кремля сначала потворствовали, а потом много лет закрепляли в массовом сознании фальсификацию одной из наиболее ярких страниц Победы. Понятно, что рекомендация «притормозить» из инстанции поступила даже раньше, чем разъехались удовлетворенные (или, соответственно, огорченные) участники исторической встречи. Потому что вроде бы решительно поначалу настроенный на установление истины генерал Е. Балтин в своей заключительной речи вдруг развернулся на 180 градусов. Обращаясь к присутствующим, он многозначительно предупредил, что «Егорова и Кантарию из истории мы не выбросим». А «на посошок» еще и настоятельно попросил всех, особенно журналистскую братию, до выхода в свет 5-го тома исторического шеститомника ничего про штурм Рейхстага не писать.
Журналисты и не писали. Тем более что стенограмма, которая велась на совещании, чьими-то стараниями издана не была. Отдельные ее рабочие экземпляры сразу же стали раритетами, о местонахождении которых сегодня мало что известно. Кое-какие куски использовал в своем интервью в «Правде» присутствовавший на совещании военный историк В. Сеоев. Из чего можно предположить, что он располагал по крайней мере одним из экземпляров. Но во времена развала СССР следы этого экземпляра, да и самого Сеоева затерялись где-то на постсоветском пространстве. Так что автору этих строк, например, пришлось реконструировать сказанное на совещании по воспоминаниям некоторых его участников, и, в частности, М. Минина, С. Неустроева, а также запискам И. Климова.
Последнему, следует подчеркнуть, дальнейшее написание главы о штурме Рейхстага к 5-му, из-за чего, собственно, и собирали участников события в Москве, далось очень дорогой ценой. Эта работа, можно сказать, укоротила его век. Потому что чем ближе к завершению, тем большее сопротивление ощущал И. Климов даже от своих коллег-историков. По свидетельству М. Минина, сам Климов ему как-то признался, что многие его маститые коллеги, имея в виду энциклопедическую статью, категорически возражали против какого-либо упоминания в ней группы Макова. Резон их вполне перекликался с опасениями кураторов из ЦК: ведь из-за этого рано или поздно придется пересматривать и менять в публикациях, книгах, учебниках всю картину боев за Рейхстаг. Чтобы хоть что-то отстоять, И. Климову пришлось добиваться приема у заместителя начальника Главного политуправления. И на этом уровне объяснять, доказывать, пробивать положительное решение.
Попутно – пока суть да дело – почти весь 1962 год Иван Дмитриевич продолжал работать над сбором правдивой информации от непосредственных участников штурма. Уже после смерти историка в его бумагах обнаружились очень важные записи, сделанные со слов этих свидетелей и подтвержденные их личными росписями. С этими бумагами Климов и ходил в Главпур. В одной из них, например, И. Съянов припоминал, что 30 апреля на исходный рубеж для решающей атаки Рейхстага его рота прибыла в 20.00, а сама атака началась в 22.00. Другая запись фиксировала очень важное признание М. Бондаря. Оказывается, что, когда ночью в Рейхстаге он узнал, что «маковцы» уже водрузили знамя на крыше Рейхстага, решил, что торопиться уже ни к чему. И только некоторое время спустя его бойцы приладили свое знамя «где-то на крыше».
В этих же бумагах сохранился рассказ с автографом Рахимжана Кошкарбаева. Он довольно подробно описал, как после срыва одной из дневных атак 30 апреля вместе с Григорием Булатовым до вечера укрывались сначала в воронке, а потом за какой-то трансформаторной будкой. В момент решающего штурма оба присоединились к передовой группе и у парадного входа воткнули флаг в замурованное окно.
Терпеливо собранные И. Климовым свидетельства еще более расширяли и уточняли реальную картину, сложившуюся в результате изучения материалов прошлогоднего (ноябрьского) совещания. Однако в сложившейся ситуации тотального сопротивления сверху было уже не до деталей. Публикацией в шеститомнике надо было затвердить хотя бы главные, принципиально важные для восстановления исторической правды моменты.
Отчасти после изнурительных хождений в Главпур Ивану Дмитриевичу это удалось. Например, впервые в вошедшей в 5-й том статье появилась информация о действиях бойцов группы Макова в Рейхстаге и о докладе капитана комкору.
Зато все остальное, попав под мощный пресс высокого начальства на Старой площади, было безжалостно изуродовано. Так, в качестве альтернативы совсем уж несусветной дате взятия Рейхстага в «14.25 30.04.45» в текст внесли «уточненное» «18.00».
По существу, это было почти все, чем завершился драматичный ноябрьский прорыв 1961 г . А вместе с ним гражданский и научный подвиг военного историка И. Климова.
Третий путь. Эксцессы и тупики
И все же появление данной статьи в энциклопедическом шеститомнике о Великой Отечественной войне было трудно переоценить. Да, многое так и осталось недораскрытым и недосказанным. Но даже чудом сохранившиеся и зафиксированные в статье крупицы правды серьезно ограничивали вольготную до сих пор жизнь создателей и «свидетелей» официальной версии. Новое «компромиссное» время взятия Рейхстага в «18.00» вносило большое смятение в умы. Зачем общественность так долго и так упорно вводили в заблуждение временем «14.25»? Ради чего скрывали, что не то знамя и не те, о ком говорили все эти годы, первыми водрузили его? Почему одних возвысили, а других затолкали в полную безвестность?
Получалось, что один-единственный вопрос, подобно кому снега с горы, вызывал собой целую лавину других. И тогда уже сама логика выводила на ответы, которые ставили в трудное положение не только тех, кто столько лет строил свои «свидетельства» на фальсифицированной дате, но и тех, кто эту фальсификацию благословлял из высоких кабинетов. Не случайно же, что на несколько лет после совещания 1961 г . и выхода шеститомника отцы-генералы несколько приумолкли. Они вполне обоснованно опасались, что исследователи в своих попытках восстановить действительную картину завершающего этапа Берлинской операции пойдут еще дальше. И одна из таких инициатив, кстати сказать, уже пыталась пробить себе дорогу. Исходила она от руководителя Мемуарной группы отдела печати Главного политического управления Советской Армии и Военно-Морского флота полковника А. Г. Кащеева. Именно этот человек считал, что, пока живы многие участники и очевидцы боев, самое время полностью восстановить истину и сделать строго научное описание всех эпизодов штурма Рейхстага. При этом Кащеев отнюдь не жаждал каких-то громких разоблачений. А предпочитал восстанавливать правду в мягких, почти компромиссных формулировках. Например, он совершенно не считал, что такая работа сколько-нибудь повредит авторитету Знамени Победы. «Вполне правомерно будет сказать, – подсказывал он официальной пропаганде, – что, проявляя массовый героизм, советские воины водрузили над Рейхстагом много красных знамен своих частей и подразделений. И одно из них, согласно предложению Военного совета 3-й ударной армии, было объявлено Знаменем Победы, поскольку символизировало полное завершение последнего эпизода войны, полное овладение зданием высшего органа государственной власти в Германии. При таком подходе к освещению штурма Рейхстага в новых научных трудах исчезла бы почва для продолжающихся споров о приоритете в водружении Знамени Победы. А В. М. Шатилову и некоторым другим авторам невозможно было бы упорствовать в своих прежних ошибках и повторять их в печати».
