Александр Глазунов - Пятиконечные из созвездия Лиры
— Все уже, — он отмахнулся, — кончилась эта зона. Пора переключаться на Камчатку. Предстоящая экспедиция куда серьезнее этого турпохода. Только время потеряли..
Неля с укором взглянула на него.
— Думаю, ты не прав — все, что с нами здесь случилось, непосредственно касается Камчатки.
«Нет, это не ерунда»
Почему это непонятное сообщение неизвестно от кого пришло именно Линде?
Этот вопрос не давал мне покоя. Вновь и вновь перечитывал я ее сумбурное письмо, понимая, что иного она и написать не могла в таком состоянии. Испугалась какого-то страшного видения в окне, и ей все пригрезилось?
Да но как тогда объяснить появление среди названных в «телеграмме» людей никому не известной Валентины? К тому же Линда и о Неле никогда не слышала.
Но должна же быть какая-нибудь связь!
Я принялся листать дневник, чтобы восстановить в памяти историю Линды.
Знакомство наше началось с ее письма в редакцию, в котором она сообщала такие невероятные вещи, что встреча наша была как бы уже предопределена.
Однако, когда я впервые увидел Линду, во мне сразу же вспыхнуло чувство недоверия к тому, что она написала. И разочарование. Как мне показалось, Линда просто физически не вынесла бы тех испытаний, которые, по ее словам, обрушились на ее хрупкие, в прямом смысле, плечи, горе, людскую жестокость, несправедливость… Но вскоре я изменил о ней свое мнение.
В своем первом письме Линда писала:
«Все началось 1 января 1983 года, когда я училась на четвертом курсе ветеринарного техникума. Поздно вечером писала конспект. Подняла голову и увидела в комнате незнакомую женщину. Она стояла рядом у стола, вся в черном. Лицо спокойное, а смотрит на меня как бы с жалостью. „Бедная моя доченька, — негромко выговорила женщина, — горе тебя ожидает большое. Готовься“. „Кто вы?“ — спрашиваю. — „Твоя мать“. У меня спина аж мурашками покрылась.
Моя мать умерла при родах, я ее никогда не видела, даже фотографии не сохранилось. А женщина снимает с себя крестик и вешает мне на шею. „Носи его, никогда не снимая“, — говорит. Погладила меня по голове и исчезла.
Я вскочила, бросилась к двери — ведь помню, что запирала на ключ и засов задвинула. Так и есть — привиделось все! Но тепло ее рук я до сих пор ощущаю, и крестик на шее…
В ту ночь я уснуть уже не могла. А наутро пришла телеграмма: отец лежит в больнице в очень плохом состоянии.
В тот же день я уехала к нему. Отец давно болел, но не любил говорить об этом, не любил жаловаться. В больнице я узнала, что у него рак груди, с постели он не встает, и дни его сочтены.
В палате, где он лежал, двое умерли, и отец там находился один, никого не хотел видеть, ждал меня. Я только вошла к нему, как он расплакался. „Вылечи меня, — говорит, — ведь ты можешь“. Тогда я пропустила его слова мимо ушей, даже не удивилась — не до этого мне было…
В палате отец рассказал мне про свою мать, отца, о своей жизни и все повторял: „Я грешен, скоро уйду, на мне много крови. Кто разделит мои тяжкие грехи?..“ Я успокаивала его, говорила, что готова взять на себя его грехи, отмолить. Отец брал мою руку и плакал…»
Линда очень любила отца, правда, побаивалась тоже. Отец пил. Часто…
Одна страшная ночь особенно запомнилась Линде. Тогда ей было одиннадцать лет. И вот в ночь с 12 на 13 января пьяный отец начал все крушить в доме. Совсем рассудок потерял!
Испугавшись, Линда со страху разбила окно и в одной ночной рубашке, босая, выскочила на мороз, на улицу. Она не думала, куда и зачем бежала, как и не ощущала поначалу обжигающего снега под ногами. И сколько времени бежала, не помнила, когда увидела идущего ей навстречу седого старика.
Линда бросилась к нему.
Старик погладил ее по голове:
— Не бойся, все будет хорошо. Пойдем, я отведу тебя домой.
— Нет, — закричала Линда, — больше я домой не пойду.
— Ну что ты, все будет хорошо. Старик взял ее за руку и повел.
В тот момент Линда поразилась, что совершенно не чувствует холода. Когда они подошли к дому, отец стоял у калитки совершенно трезвый. Угрюмо посмотрел на Линду и сказал:
— С ума сошла, простудиться хочешь? Быстро в дом, я кофе сварил…
Линда нерешительно оглянулась на старика, но рядом никого не было. И улица пуста.
На кухне отец налил ей кофе, но она отказалась, с недоумением посмотрела на него — ведь знает же, что она кофе не пьет.
— Тогда выпей парного молока, — предложил отец. Линда взяла кружку, в которой действительно было парное молоко…
И это в три часа ночи!
Тогда Линда ни о чем не задумывалась. И вот спустя ровно десять лет, 13 января 1983 года, в палате, где умирал отец, она поставила маленькую елку.
Отец почти все время молчал, ему было совсем плохо. И вдруг он поднялся с постели. Это было настолько неожиданно, что Линда не заметила, как у него в руках оказались шприц и скальпель. Он протянул их дочери и с надрывом произнес:
— Ты родишь сына от второго брака. Запомни, он будет меченым и перевернет весь мир. Ты будешь лечить людей…
Глаза его погасли, он разом сник — тут, наконец, Линда опомнилась, уложила отца в постель.
Через неделю ей приснился сон: отец плывет в лодке и играет на аккордеоне. Потом появилась женщина в черном. Она только сказала:
— Крепись, дочка, тебя ждет много испытаний.
Утром Линда узнала, что отец умер.
На второй день после похорон, вечером, она была в комнате одна, когда вдруг увидела отца — он стоял, облокотившись на косяк, и молча смотрел на нее.
Ночью ей снились кошмары. Затем Линда услышала голос: «Будь проклята! Неси этот крест три года. Если выживешь, твое счастье…»
С этого момента жизнь ее вошла, как говорится, в полосу сплошного невезения.
О предсмертных пророчествах отца Линда вспомнила спустя несколько месяцев, когда оказалась в Киеве.
На улице к ней подошла цыганка, пристально взглянула на Линду — глаза у нее были крупные, черные — быстро заговорила:
— Ты, красавица, будешь дважды замужем. От первого мужа дочку родишь, но ее потеряешь. От второго — сына, ты его береги. Сама к тридцати великим человеком станешь, но в тридцать четыре умрешь, если…
Как раз какой-то шум на улице отвлек Линду, она обернулась, потом вновь глянула на цыганку, а той и след простыл. Как и не было… Однако спустя почти год цыганка вновь напомнит Линде о себе.
Произойдет это в Ленинграде. Линда как раз тогда только с поезда сошла… Смотрит, перед ней та же цыганка. Бросила мимоходом…
— В недобрый час приехала. Остерегись…
Пройдет совсем немного времени, и Линда убедится, что половина предсказанного цыганкой сбылось. Она неудачно выйдет замуж, хотя официально с мужем расписана не будет — его мать не разрешит. На пятом месяце беременности она отправит Линду к своим родственникам в Ленинград, чтобы там и родила. Но, как выяснится впоследствии, чтобы лишить Линду родившейся дочери. Чистая случайность не позволит свершиться людской жестокости. Все равно Линде придется ночью бежать из Ленинграда с грудным ребенком на руках.
Потом…
«Я с мужем расписалась, но меня гнали ото всюду, унижали, насмехались. Сначала меня называли пьяницей, хотя я совсем не пью, потом наркоманкой, а я сроду не видела наркотиков.
Когда дочери исполнилось шесть месяцев, муж ушел в армию, и меня стали называть шлюхой.
Мне никто не помогал, я до года оставляла ребенка одного, а сама уходила на работу.
Вернулся из армии муж, и к хору унижений прибавился и его голос.
А тут еще младшая сестра бросила учебу в училище. Что бы я ей ни говорила, отвечала одно: „Ты мне не мать“.
Когда же дело до милиции дошло, во всем меня обвинили, а родная мать сестры, моя мачеха, осталась в стороне.
Отец был женат дважды.
На 160 рублей в месяц я одевала и кормила троих. А дочь часто болела. По ночам я выходила на улицу и с мольбой просила у Бога помощи…
Вскоре муж уговорил меня развестись, чтобы он мог устроиться и жить в Ленинграде. Он и ребенка хотел взять с собой — отцу с ребенком, мол, это сделать гораздо легче. Он обещал вызвать меня к себе.
Полгода я ждала от него письма, но он начал писать заявления и жалобы в различные инстанции, чтобы меня лишили материнства.
Меня много раз вызывали в суд, уговаривали, чтобы я письменно дала согласие на удочерение моего ребенка другой женщиной. Куда я только ни обращалась — безрезультатно.
Предсказание цыганки, что я потеряю дочь, сбылось…»
После подобных испытаний легко озлобиться на весь мир. С Линдой ничего этого не случилось. Скоро судьба словно притормозила колесо ее несчастий. Женщине неожиданно раскрылся неведомый доселе мир, к ней стали обращаться различные голоса…
Везде, где бы я ни была, я слышала голоса родных, близких, а иногда и вовсе незнакомых людей. Меня кто-то звал, ходил за мною, но, обернувшись, я никого не замечала.
