Николай Михайлов - Над картой Родины
А дальше на востоке Памир громоздится выше всех гор нашей страны. Там на 7 495 метров могучей пирамидой среди глетчеров и горных гребней вздымается пик Сталина — высочайшая вершина Советского Союза. Белые клинья льда и снежников одевают ее склоны от головы до подножья. Но эта седина — признак не старости, а молодости гор. Время еще не успело сточить их — раскрошить морозом и микроорганизмами, свеять ветром, смыть водой.
Современный Памир молод. Еще недавно, всего полсотни миллионов лет назад, на месте заоблачного, нагорья плескались волны. «Крыша мира» лежала под водой. После с глубин поднялись величайшие горы, вознеся с собой окаменелые остатки морских животных за линию вечного снега, — там альпинист их встретит в теле скал.
Иногда этот южный пояс гор напоминает нам о своей молодости землетрясениями. Подвижка земной коры осенью 1948 года поколебала подножье Копет-Дага и разрушила город Ашхабад. Вся Советская страна помогла туркменскому народу вновь его построить.
Да и вулканы на юге погасли недавно. Человек еще застал извержения на Кавказе: вблизи озера Севан найдена стоянка, погребенная под лавовым потоком. У вершины Эльбруса до сих пор из-под скал вырывается сернистый газ, а возле подножья бьют теплые источники.
Движения этой геосинклинали были так сильны, что по соседству затронули старые, ранее сложившиеся горы.
Тянь-Шань стар, как Урал, но выглядит он молодым, как Кавказ, — почему? Откуда эти острые гребни и высокие пики, узкие прорези долин? За долгую жизнь горы Тянь-Шаня были так же размыты и сглажены, как горы его ровесника — Урала. Там, где сейчас к югу от Алма-Аты один за другим возносятся высочайшие хребты, убеленные нетающим снегом, оставались лишь холмы: древние горы «съели свои зубы». Но вот в недавнее время вдруг приходит вторая молодость. Вблизи, в полосе южной, широтной геосинклинали, о которой сейчас говорилось, могучий напор горообразующих сил поднимает молодые хребты, он захватывает корни Тянь-Шаня и как бы гофрирует их — поднимает в одном месте выше, в другом ниже. Потом берутся за работу ледники и реки, мороз и жара, бактерии и грибки. Они обтачивают, разъедают эти каменные волны, и вот перед нами острым частоколом громоздятся вершины, возглавляемые пиком Победы (7 439 метров).
Голубовато-зеленые озера лежат в углублениях и впадинах, еловые леса зеленой щетиной покрывают северные склоны, пенистые реки с ревом мчатся по ущельям. Но если уйти в глубину гор к югу от Иссык-Куля, подняться от Пржевальска на уединенные безмолвные «сырты» — увидишь среди хребтов слегка волнистые, почти плоские пространства: память о тех временах, когда Тянь-Шань был стерт до корней.
Казахскую складчатую страну с ее округлыми увалами, невысоко поднимающимися из собственных обломков, не коснулись эти омолаживающие движения, но старик Алтай на юге Сибири испытал их. Его сглаженная поверхность была, как и на Тянь-Шане, сильно покороблена, и мы найдем здесь не только хребты с плоским верхом, но и такие отточенные водой и морозом острые вершины, как высочайшая гора на Алтае — Белуха (4 506 метров).
Горные хребты западной половины СССР выросли из двух геосинклиналей разного возраста, и часть этих хребтов с боков припаялась к Русской плите, нарастив ее, как бы загнув ей края. Но Советский Союз так велик, что в отличие от всех других стран мира включает в свои пределы не одну, а сразу две древние платформы — кроме Русской, еще Сибирскую. Она залегла к северу от Байкала на просторах между Енисеем и Алданом. Как и Русская плита, этот кусок земной коры с глубочайших времен уплотнился и уже не способен сминаться в складки. Как и Русская плита, эта жесткая глыба знает лишь медленные колебания. Как и на Русской плите, здесь расплескивались моря, укрывшие прогибы древней гранитной постели слоистым плащом отложений. И так же гранитный этот фундамент выходит наружу лишь местами — на Алдане и в верховьях далекой северной реки Анабары.
Почему же на картах Русская плита залита зеленой краской, а Сибирская — коричневой? Потому, что Сибирская плита выше поднята. Средняя высота Великой Русской равнины — 170 метров над уровнем океана, а этих мест — примерно 500. Земля здесь выше поднята и потому сильнее пропилена и размыта реками. Ее испещряют глубокие и широкие долины, а наверху лежат слабоволнистые водоразделы — остаток плоскости. Они и дают название всей местности: плоскогорье Средней Сибири.
Равнинные водоразделы сплошь покрыты тайгой, люди живут в долинах. И когда из селения или с борта речного парохода смотришь вокруг — видишь лишь высокие склоны долин и кажется, что ты в горах. Но если подняться в самолете и на пути из Енисейска в Якутск смотреть вниз на плоские водоразделы — скажешь себе: да, здесь все-таки плоскогорье, все-таки платформа.
К Сибирской платформе много хребтов приросло с востока и с юга, где третья наша, восточно-сибирская геосинклиналь постепенно отодвигалась, рождая горные цепи и припаивая их к растущей жесткой глыбе. Там огромное пространство заполнено дугами гор: Саяны, Хамар-Дабан, хребты Байкальский, Яблоновый, Становой, Буреинский, Сихотэ-Алинь, Джуг-джур, Верхоянский, Черского, Колымский…
Сглаженные временем горы эти поросли хвойным лесом. Лишь местами поднимают они над тайгой до высоты примерно в три тысячи метров над уровнем океана свои каменистые, выветрелые макушки — «гольцы». Между хребтами лежат волнистые плоскогорья, болотистые низменности и глубокие впадины; в самой глубокой из них налилось озеро Байкал.
На первый взгляд кажется, что хребты к востоку от Сибирской платформы сгрудились таким сложным сплетением, что в них невозможно разобраться. Однако смотрите — их дуги на карте обтекают окраину Сибирской платформы. Горные цепи, рождаясь из геосинклинали, прикреплялись к платформе и в основном сохраняли ее очертания.
Но есть место, где это соответствие нарушено: при взгляде на карту сразу видно, что на далеком северо-востоке хребты Черского и Колымский не идут параллельно, а расходятся углом. Круто разойтись их заставила древняя Колымская глыба — небольшой, но жесткий кусок земной коры. Он лежит вокруг той точки, где скрещиваются Полярный круг и река Колыма.
Крайние восточные цепи гор возвышаются над глубинами Тихого океана — Корякский хребет, хребты Камчатки и Сахалина, гирлянда Курил. Этот тихоокеанский пояс гор, уходящий в Японию, — совсем молодой. Тут жизнь геосинклинали еще длится, отдаваясь землетрясениями, моретрясениями и извержением огнедышащих гор.
На Камчатке — около двадцати действующих вулканов, на Курилах — еще больше. Вулканы дымятся, а время от времени изливают лаву. Настает час — под раскаты подземного гула поднимается на многокилометров черный газовый столб, освещается снизу багровым пламенем, сверкает стрелами молний, обрушивает на землю дождь пепла, град раскаленных каменных бомб, и огненные реки льются из жерла вулкана, источая запах серы, пенясь и шипя.
Вот наши горы. Они обрамляют равнины узким, но высоким барьером с юга, широким, но низким — с востока, а Уральским хребтом разрезают площадь равнин пополам.
Равнины полезны: широкие поля, гладкие пути. Но и горы нам нужны. Конечно, в горах нет простора земледелию — поля либо малы, либо круты, либо дороги, если приходится террасировать склоны. И трудно прокладывать путь — всё вниз да вверх, вгрызаясь в скалы, пробуравливая горы, повисая над бездной…
Но зато на горных склонах так сочетаются влага и тепло, что нигде не найдем мы лучших лугов для скота — все лето стоит здесь сочная трава. Она напоена нектаром — нигде нет богаче пасек, душистее меда. Горные курорты хорошо исцеляют больных — чистый легкий воздух высот будто сам льется в грудь, обогащает кровь, лечит нервы.
Когда в пору отдыха мы выбираем маршрут путешествия, нас тянут горы. Нигде не увидеть столько красоты. Мир встает перед нами в трех измерениях и меняет облик на каждом изгибе тропы. Он бросает нам в глаза то грань ледника, то глубокую тень ущелья, то брызги водопада, то вдруг раскрывает в разрезе долины туманную даль предгорной равнины, подобную морю. И если мы сильны и смелы — свернем с исхоженного пути, зацепимся концами пальцев за выщербленную бровку отвесной скалы, вонзим ледоруб в скрипучий фирн, преодолеем тяжелую крутизну и в порыве борьбы и счастья взберемся на острие высочайшей из вершин.
Любовь к горам сильна, особенно у тех, кто в них жил. Когда поэт Валерий Брюсов захотел выразить чувство жизнерадостности, он не нашел иных слов:
…как старый горец горы,
Люблю я землю…
Но важно и другое. Добычу минерального сырья мы зовем «горной промышленностью». В горах глубоко разъялись недра и обнажилось много минеральных богатств, которые мы добываем и отвозим на заводы, чтобы росла и крепла наша индустриальная мощь и приближалась та великая цель, к которой идет Советская страна.
