Дэвид Бакстон - Абиссинцы. Потомки царя Соломона
Правление Зара-Якоба иллюстрирует все те экстраординарные сложности, бывшие уделом многих абиссинских царей, а также хронические проблемы с престолонаследием. В традициях того времени было держать всех царских принцев, претендующих на трон, в насильственном заключении на одной из хорошо охраняемых амба, или горных седел, с которых новый правитель и доставлялся в случае необходимости. Зара-Якоб – один из тех, кто вырос в подобной царской тюрьме, лишенный всех возможных контактов с простыми людьми и обычной жизнью. Взойдя на престол в 1434 году, не имея никакого опыта в государственных делах, он увидел царство, охваченное заговорами и восстаниями; церковь, расколотую ересями; иностранных врагов, постоянно угрожающих вторжением. В этих обстоятельствах было вряд ли возможным для нового царя показать гибкость, или толерантность, или дипломатический талант, которые являются плодом долгого опыта человеческих взаимоотношений. Столкнувшись лицом к лицу с отчаянной и хаотической ситуацией, он встретил ее с противоречивыми чувствами – суровой определенностью и неумолимой яростью. Под конец жизни, отказываясь от приязни и верности даже своих придворных и семьи, он стал одинокой фигурой, изолированной ото всех подозрением и недоверием. Но, несмотря на все это, имя великого защитника веры – одно из самых памятных в эфиопской истории.
Исламские государства, особенно Адал, который к этому времени поглотил Ифат, в XV столетии стали представлять еще большую угрозу. Иногда они глубоко вторгались в плодородные нагорья, почти полностью находившиеся в руках христиан, и не было ничего удивительного в том, что жители равнин так жаждали их заполучить. Каждый император держал их под постоянным контролем, хотя и были попытки к концу столетия достигнуть соглашения путем переговоров. Подобные мирные инициативы впервые предприняла императрица Елена – дочь приграничного мусульманского вождя в Южном Шоа. Она была одной из жен царя Байеды-Марьяма (1467–1478), пережила мужа и, постепенно набирая влияние, продержалась в течение двух последующих царствований.
В начале XVI столетия все та же самая, правда постаревшая императрица Елена, теперь уже в качестве регента при малолетнем царе Лебна-Денгхели, в конце концов оставила все попытки поддерживать мирные отношения с мусульманами. Она попросила помощи у португальцев, чтобы справиться с ними. В то время португальцы – единственные европейцы на берегах Красного моря – постоянно вели жаркие споры с турками по поводу мусульман. К тому времени португальцы уже заинтересовались и Абиссинией. Уже с XIV века они отождествляли легендарного пресвитера Иоанна с абиссинским императором и считали его потенциальным христианским союзником на востоке: теперь наконец представилась возможность вступить с ним в переговоры. После долгого откладывания, продолжавшегося годами, посольство было отправлено из Гоа и оставалось в стране до 1526 года. Первая встреча с пресвитером Иоанном спустила их с мифических высот на землю, но тем не менее впечатления и приключения миссии, записанные ее капелланом Франсиско Альваресом, представляют собой занимательнейшее чтение.
В 1528 году великий шторм, собиравшийся в тучи в течение столетий, обрушился на Абиссинию. Имам Ахмад ибн Ибрагим аль-Гази, запомнившийся в Абиссинии под прозвищем Левша, вторгся из района Харара и практически полностью уничтожил Абиссинию как христианское государство. Одаренный фанатик сплотил племена кочевников, особенно сомали восточных равнин, в ужасающую военную мощь, зажженную духом джихада. Они оставили за собой следы резни и мародерства, пройдя по всей длине и ширине христианских нагорий. Царь превратился в беженца, жертву, отступающую с горы на гору, и в конце концов безвременно скончался. Разрушительная ярость Грана и его сподвижников, направленная в особенности против церквей и всех объектов, связанных с христианством, стала поистине легендарной. Но все это также являлось и историческим фактом, и именно ему мы обязаны сегодняшней скудостью ранних картин и манускриптов и даже самих церквей – только те, что были выдолблены из скального камня, либо же глубоко спрятанные в пещерах имели некоторый шанс на выживание. Большинство населения для спасения своих жизней приняло ислам, хотя нашлись и многие желающие принять на себя роль мучеников.
Захватчики испытывали мощную поддержку со стороны оттоманских турок, заинтересованных в распространении своего влияния на Аравию и берега Красного моря. Абиссинцы же, со своей стороны, получали моральную и материальную поддержку от маленького, но героического португальского военного корпуса под руководством Кристофера да Гамы, который высадился в 1541 году. И турки и португальцы имели огнестрельное оружие – нечто новое для абиссинцев. Многие месяцы наблюдалось равновесие сил, но абиссинцы наконец взяли верх; Гран был сражен и убит близ озера Тана в 1542 году. Вторжение португальцев нарушило существовавшее равновесие, в хрониках Галавдевоса должным образом оценены подвиги этих «сильных и доблестных воинов, жаждущих войны подобно волкам и сражавшимся за добычу как львы».
Почти никому из них не довелось вернуться на родину. Они пользовались большим почетом, женились на дочерях местной знати и постепенно смешались с местным населением.
Самый страшный кризис в истории Абиссинии миновал, но страна оставалась разграбленной и обессиленной. В точности то же самое можно было сказать и о мусульманских государствах (рис. 5). Ни одна из сторон не могла оказывать сопротивления вторжениям кочевников галла, которые в то время устремились и утвердили себя – и, как оказалось, надолго – на огромных территориях эфиопского плато. Таким образом, после войны с мусульманами последовали войны с галла – изматывающие, бессмысленные и разрушительные для жизни.
Рис. 5. Меч галла в ножнах, длина 90 см
XVI столетие принесло еще большие проблемы, включая прибытие миссионеров Римской католической церкви, чьи подвиги коротко освещены ниже. Другая проблема была опять связана с оттоманскими турками. В 1557 году они захватили Массаву, закрепились у Дебарвы (на плато на юге от Асмэры), а также им удалось взять и осквернить Дэбрэ-Дамо, что не смог сделать в свое время даже сам Гран. Они также вступили в альянс с повстанцем Бахр-Нигашем (эфиопским правителем морского побережья и соседских эритрейских нагорий). Тяжкая ноша легла на Сартсу-Денгхели (1563–1597), последнего из великих царей-воинов Эфиопии до XIX столетия, именно он консолидировал увеличившиеся территории государства перед лицом нашествия галла и возобновленных угроз харара и турок и в конце концов принудил своего вассала Бахр-Нигаша признать свое верховенство. Но огромная империя, утвержденная Эфиопией со времен Зара-Якоба, не могла больше существовать как единое целое, и скорая дезинтеграция была неизбежна.
Что же касается культуры, то последние три четверти XVI столетия отмечались скорее тотальным разрушением, чем какой бы то ни было новой созидательной деятельностью, за исключением, пожалуй, нескольких тихих заводей, где отсутствовало проявление какой-либо творческой активности. Архитектура, находившаяся в упадке, утратила свое раннее предназначение. Но в таких областях, как искусство и литература, традиции оставались живыми, пусть и спящими, для того чтобы вновь проявиться в следующем столетии.
Гондар и влияние Запада
Эфиопская история начиная с XVI столетия лишь слегка затрагивает предмет данной книги. Он не может быть полностью исключен благодаря рассвету искусств гондарского периода, имевших свой неподражаемый местный характер; они упомянуты в главах VI и VII. Но события последних 350 лет должны быть подытожены в нескольких параграфах.
Регион озера Тана, сердца земли Амхара, был давно знаком императорам, которые и сейчас, и тогда временно там проживали. Тем не менее до начала XVII столетия ни один царь не проявлял большего (нежели, чем мимолетный) интереса к этой области как местоположению правительства: только Сусеньяс (1607–1632) первым поселился у Горгоры на северном берегу озера Тана. Его сын Фасилидас Великий (1632–1667) обустроил Гондар, до этого всего лишь деревню, как свою резиденцию. И именно он построил первый из замков-дворцов (огромный по размерам абиссинских стандартов и экзотичный по стилю), из-за которого этот город и прославился. Гондар продолжал оставаться столицей на протяжении конца XVII и, по крайней мере номинально, всего XVIII столетия. Будучи политически периодом упадка, эти столетия тем не менее были культурно насыщенными. Гондар вырос в крупную религиозную метрополию и одновременно в центр религиозного искусства и образования. Живопись и каллиграфия процветали под патронажем церквей, монастырей и двора.
Следуя за успешным вмешательством португальцев против злодейств Грана, иезуитская миссия (также включавшая в себя испанцев и итальянцев), была отправлена в Эфиопию, но с менее счастливыми последствиями. Миссии, вначале остановившейся во Фримоне, близ Адуа, не повезло с епископами, хотя в нее и входили весьма набожные и настойчивые священники. Достоин упоминания среди них испанец Паэз, после многих лет пребывания в Горгоре снискавший себе карьеру, полную удивительных достижений и приключений. Это он обратил Сусеньяса в католическую веру. Но когда царь стал оказывать публичное уважение непопулярному в народе католическому архиепископу и искать способы установления нового обряда, его разъяренные этим люди подняли восстание. Только перед своей смертью Сусеньяс почувствовал себя обязанным восстановить старую религию и отрекся в пользу своего сына. Фасилидас же провел яростную кампанию против заезжих священников и всего того, за что они боролись, даже договорился с турками, контролировавшими берег, и с правителями Йемена о том, что они должны убивать каждого католика, желающего проникнуть в государство. Несмотря на эти меры, католическое присутствие в Эфиопии имело долговременное последствие в одной достаточно неожиданной области – а именно в изобразительном искусстве.
