Игорь Ермолов - Под знаменем Гитлера
Сокращение инфраструктуры, промышленности и, соответственно, рабочих мест также способствовало активизации коллаборационистских настроений. Так, за вторую половину 1942 г. в результате действий партизан из 32 школ Мглинского района 14 закрылось, убит 1 учитель. В том же районе партизанами было разгромлено 2 больницы[100]. За первое полугодие 1943 г. партизанами на территории Калининской области уничтожено промышленных предприятий: бригадой Вараксова — 4, бригадой Лисовского — 3, бригадой Шиповалова — 1, бригадой Буторина — I[101]. Лишенный работы персонал чаще всего был поставлен перед необходимостью трудоустройства в полицию.
В партизанском донесении от 10 июля 1943 г. различные аномалии партизанского движения называются одним из основных факторов, способствующих возникновению и развитию коллаборационизма в крестьянской среде[102]. В частности, констатируется «исключительно тяжелая обстановка» во взаимоотношениях партизан и населения, а также, что «настроения населения значительно портят неправильные, по существу антипартизанские отношения к населению», «все это очень вредно отражается на настроении населения, вызывает законное недовольство»[103]. В другом донесении указывается: «Грабеж партизанами населения, слабая забота об этом командования приводят к полному произволу. Отсюда массовые случаи воровства, незаконных обысков и изъятия продуктов и др. личного имущества населения. Все это ухудшает и без того тяжелое положение населения, что вызывает законное недовольство последнего»[104]. Среди аномалий партизанского движения наиболее часто указываются случаи сожжения партизанами деревень, мародерство, изнасилования, увод женщин для сожительства, избиения и расстрелы мирных граждан[105]. Причем указывается не на единичные факты, а на их массовость и повсеместность. Командир оперировавшей в брянских лесах бригады им. Ворошилова № 2 И.А. Гудзенко относительно грабежей населения партизанами его бригады выразился следующим образом: «Если я запрещу партизанам то, что они хотят, так они все разбегутся и я останусь один»[106]. Если верить показаниям допрошенного в немецком плену представителя Ставки ГК капитана А. Русанова, «бригада им. Ворошилова № 2 под командованием Гудзенко — только пример. Но грабят и все остальные, за очень редким исключением». Подобная деятельность была присуща и партизанским отрядам Д.В. Емлютина: «Население Курской и Орловской областей хорошо знает партизан Емлютина. Это банда насильников, грабителей, мародеров, терроризирующих местных жителей. Сам Емлютин — садист, живущий только убийствами»[107]. Относительно реакции высшего партизанского руководства на подобные аномалии партизанского движения тот же А. Русанов показал: «Я неоднократно письменно и устно об этом докладывал. В последний раз Строкач мне сказал: “Оставьте это, все равно прекратить грабеж мы не сможем. Да и трудно сказать, принесет ли это пользу партизанскому движению”»[108]. Однако необходимо отметить и эпизодическую деятельность т. н. лжепартизан, которые под видом советских партизан терроризировали население с целью активизации коллаборационистских настроений. В частности, на территории Калининской, Ленинградской, Новгородской областей действовал лжепартизанский отряд А. Мартыновского и И. Решетникова, входивший в структуру истребительного соединения «Восток». В южной части Орловской области под видом красноармейцев-окруженцев и партизан действовала группа, называвшая себя «Двадцать пять»[109].
Результатом подобной деятельности партизан и лжепартизан стало то, что гражданское население было вынуждено обращаться за помощью к той власти, которая существовала на тот момент, то есть к германским оккупационным инстанциям.
Таким образом, население оккупированных областей РСФСР, по меткому выражению Д. Армстронга, оказалось «между двух огней», «между немецким молотом и партизанской наковальней»[110]. Можно отчасти согласиться с тем же автором, считающим, что население зачастую вынуждено было поддерживать партизан, так как воспринимало их как более сильную и более предсказуемую власть[111]. Но нельзя игнорировать и тот факт, что немало людей искренне воспринимали немцев как врагов, а их поддержка партизан была не вынужденной, а добровольной. На последнее указывает то, что в крупных поселках и городах, а также деревнях, находившихся на линиях коммуникаций, население было надежно защищено от партизан дислоцировавшимися здесь германскими частями и соединениями. Потребностей в многочисленных отрядах самообороны и значительных силах вспомогательной гражданской полиции здесь не было. Имевшие же место со стороны немцев реквизиции, жестокое обращение, привлечение населения к принудительному труду вынуждало местных жителей переходить к активной оппозиции[112]. Можно согласится с Д. Армстронгом, что «успех или провал партизанского движения в плане опоры на поддержку населения во многом зависел от политики, противостоящей партизанам»[113].
Оказавшееся под оккупацией население, таким образом, разделилось: часть его поддерживали советских партизан, другая часть — немцев. По крайней мере, согласно донесениям партизанских командиров, эффективной деятельности партизан мешает большое число предателей, сотрудничающих с оккупантами. Так, в одном из донесений от 23 ноября 1941 г. сообщается, что уже на тот период в районах Кингисеппа, Ораниенбаума, под Петергофом немцам помогают значительная часть населения, среди которого немало лиц, ранее репрессированных советской властью, а также бывших кулаков[114]. В течение полутора лет отношение населения оккупированной части Ленинградской области к немцам не изменилось. По крайней мере в ноябре 1942 г. комендант тылового района 18-й германской армии, в ведении которого находилась значительная часть Ленинградской области, отметил, что в результате ликвидации колхозов и создания из населения органов местного самоуправления «почти повсеместно стали выражаться воля и желание сотрудничать с нами»[115]. То есть как немецкие, так и советские оценки масштабов и мотивов коллаборационизма, хотя в большинстве случаев и не приводят конкретных цифр, тем не менее, в основном, совпадают.
Весь комплекс указанных причин правомерно связать с самим характером тоталитарной системы СССР. В истории всех предыдущих войн, которые довелось претерпеть нашему государству, добровольное сотрудничество с врагом или не отмечено вовсе или имело единичные проявления. Несмотря на тяжкое материальное положение некоторой части населения Российской империи в период монархии, российское общество было более монолитным. Будучи спаяно православной религией, верой в монарха как в помазанника Божия, население России было далеко от того, чтобы искать какие-либо иные идеалы. Ввиду всеобъемлющего влияния православия враждебные народы были для населения России прежде всего иноверцами. После 1917 г. в российском обществе произошел идейный раскол. Якобы имевшее место накануне Великой Отечественной войны единство советского народа рухнуло, когда после нападения гитлеровской Германии было поставлено под угрозу само существование государственной системы СССР. Невозможность найти положительный идеал у себя в стране привела к тому, что часть населения СССР идеализировали тех, кто шел войной против советского режима. Как вспоминал участник власовского движения профессор Ф.П. Богатырчук, «большевизм вытравил из нас всякий патриотизм, превратив когда-то столь любимую родину в страну, где возвеличивают чекистов, стреляющих в затылок нашим братьям и сестрам, и где ставят памятники павликам Морозовым, выдающим своего отца на расправу кремлевским палачам»[116].
Причины заинтересованности немцев в развитии коллаборационизма заключаются в практической необходимости для них этого явления. Уже в первые месяцы «восточной кампании» ряд офицеров вермахта понимали, что осуществлять управление занятыми областями России собственными силами невозможно — для этого необходимо привлечение местного населения[117].
Таким образом, можно выделить ряд причин, толкнувших часть населения СССР на путь коллаборации с гитлеровской Германией:
— пораженческие настроения части населения СССР, развившиеся на фоне первичных успехов германской армии и поражений РККА;
— антисоветские настроения, породившие намерения бороться против государственного строя СССР;
— насильственное привлечение к сотрудничеству с оккупантами;
— стремление получить определенные привилегии, причитавшиеся лицам, вставшим на путь коллаборации: избежать угона на работу в Германию, избавиться от необходимости платить налоги, получить земельный участок и т.д.
