Георгий Санников - Большая Охота. Разгром УПА
Николай Иванович замолчал. Молчал и Мыкола. Наконец, он посмотрел на Николая Ивановича и сказал:
— Я хочу встретиться с Карпо. Я хочу увидеть и услышать его. Что он скажет мне, что думает он.
— Хорошо, через несколько дней мы дадим тебе встречу с твоим другом, а сейчас отправляйся в камеру, отдохни и хорошенько подумай о своем будущем. Тебе еще долго жить…
Николай Иванович сдержал свое слово. Чумак встретился с Карпо. До этой встречи где-то в глубине души у Мыколы теплилась надежда, что чекисты его обманывают, завлекают в ловушку, что Карпо не попался им в руки, он по-прежнему там, в лесу, в бункере. Мыкола не называл чекистам места укрытия Карпо, пароли, явки и связанных с ними по подполью людей. Как же они смогут захватить его? «Этого не может быть», — твердил Мыколе внутренний голос. Но вот же он, Карпо, живой и невредимый, и с целой, не разбитой тяжелым макогоном головой, сидит в кабинете у чекистского начальника и, как-то смущенно улыбаясь, смотрит на вошедшего в сопровождении оперативника Чумака.
— Поздоровайтесь друг с другом, хлопцы, — произнес Николай Иванович.
Карпо поднялся навстречу Чумаку и впервые в своей лесной жизни они не обратились один к другому принятым в подполье приветствием: «Слава Героям!», а молча и смущенно, как будто совершая что-то неестественное, непривычное и неприятное, но почему-то подчиняясь воле чекистского начальника, протянули друг другу руки…
Генерал Строкач принял их во Львове и долго беседовал в одном из оперативных чекистских особняков. Он долго и обстоятельно, со знанием дела расспрашивал Чумака и Карпо об их жизни в подполье, их товарищах живых и мертвых. Они поняли, что чекисты располагают почти всей известной им информацией, и убедились, что большевики действительно хотят взять последнего руководителя ОУН на ридных землях только живым. Их потрясла беседа с министром. Он, как и тот начальник областного управления госбезопасности в Хмельницком, усатый и степенный пожилой генерал с изуродованной рукой, был похож на простого человека, в котором однако угадывался командир. Он напоминал им руководителей провода ОУН, которых Чумак и Карпо не один раз сопровождали по линиям связи, слушали их выступления перед бойцами и командирами УПА. Генерал Строкач, как и известные хлопцам руководители оуновского подполья, так же убежденно и доказательно, доходчиво и просто говорил. Мог, как и те провидныки, не только общими словами, но яркими и образными картинами из жизни показать правдивость своих рассуждений. В общем, они оба, как загипнотизированные, слушали этого большого чекистского генерала и соглашались с его убедительными и логичными доводами. Генерал, как и работавшие с Чумаком и Карпом до этого чекисты, не вспоминал о тех людях, кого они лишили жизни по линии СБ, о тех акциях и боях с армейскими и спецчастями госбезопасности, в которых они участвовали. Они, эти чекисты и их генерал, просто говорили с ними на равных о прошлой жизни до подполья, вооруженной борьбе в оуновской партизанке и об их будущем. Они даже не допрашивали их официально, хотя и записывали все сказанное на магнитофон и делали беспрерывно какие-то отметки в блокнотах или на картах. Чумак и Карпо знали по читавшемуся у них в подполье курсу о работе советской госбезопасности, что чекисты принуждают к сотрудничеству и склоняют к предательству, прибегая к запугиванию повстанцев их кровавыми делами, связанными с ликвидацией коммунистов, совпартактива, поджогами, взрывами, с разгромом магазинов, нападением на автотранспорт или другими подобными актами диверсий или террора. Ничего этого они в беседах с оперативниками, чекистскими начальниками и самим генералом-министром не нашли. Им вообще не говорили о секретном сотрудничестве с органами госбезопасности, не требовали письменных показаний и даже, когда они дали свое согласие, подписку о секретном сотрудничестве с ГБ. От них под разными вариантами многочасовых бесед требовали одно и подводили каждый раз к этому единственному пункту — захватить Лемиша.
— Если вы, хлопцы, захватите Лемиша живым, — закончил свой разговор с ними генерал, — я гарантирую вам обоим Героев Советского Союза и квартиры на Крещатике.
И хлопцы сдались. Находясь во Львове после встречи с Т. А. Строкачом, они уже не ночевали в тюрьме. Они жили в нормальных условиях, но в помещении чекистского оперативного особняка и, разумеется, под неусыпным оком постоянной охраны. Их окончательно сразило и то, что им полностью чекисты доверяли. Им выдали их же оружие с настоящими боевыми патронами и они, Чумак и Карпо, по очереди вместе с двумя оперативниками обошли свои связи, пытаясь до зимы выйти на Васыля Кука. Но вот-вот должен был лечь снег, а место бункеровки или другого укрытия Лемиша и его жены им было неизвестно. Искать же провидныка через общие каналы, не имея на это договоренности с ним, было небезопасно. Опытный и осторожный Лемиш мог заметить неладное — они ведь имели определенные условия связи на весну — лето следующего года. Время было упущено.
Чувствовалось, что чекисты поверили Чумаку и Карпу. Их поместили в Киеве в особняк, как им казалось, без охраны. С ними постоянно находился кто-либо из оперативников, уделяя Чумаку и Карпу не только служебное, но и большое чисто человеческое внимание. Хлопцы с удовольствием посещали киевские магазины. Они в своей короткой жизни, проведенной летом в походах, рейдах, боях и лесных партизанских лагерях, а зимой в схронах, спрятанных в лесных чащобах, ни разу не видели такого обилия продуктов. Их приводило в восторг вот так просто подойти к кассе центрального гастронома на углу Крещатика и улицы имени Ленина и выбить чек на украинскую домашнюю колбасу, вкус которой так остро напоминал им свои родные места. Нравилась им и знаменитая в те годы киевская «любительская», запах которой приятно щекотал ноздри и свидетельствовал о ее исключительной свежести. А дарницкий балык, а сухая «московская», название которой сразу же вызывало желание ощутить на вкус «вражескую» колбасу. «Хороша «Московская» копченая. С такой колбасой, — думал Чумак, — можно спокойно и сытно зимовать в бункере».
Нравилось хлопцам перекусить в «Вареничной» на Крещатике. Вкусные варенички в столице Украины. Но оба они утверждали, что хозяйка особняка, где они жили, лучше и вкуснее готовит знаменитые украинские вареники. Иногда вечерами, посмотрев «чудо техники» — телевизор, выпивали под специально купленную для этого случая закуску — невиданные и не пробованные до сего времени хлопцами шпроты, сардины и, конечно же, купленное и выбранное ими же на бессарабском центральном киевском рынке сало. До чего же хороши были эти вечера! Хлопцы, выпив водки, запевали свои любимые песни. Пели тихо, душевно, вполголоса, как когда-то там, у себя в селе. Им так же тихо подпевали оперативники. Эти песни и чекистам, работавшим с Чумаком и Карпом, были такими же близкими и родными. Участвуя в этих вечерних и таких приятных мероприятиях, я, глядя на присутствующих, думал: «Ну разве отличишь вот сейчас их друг от друга. Как душевно и проникновенно поют. А ведь только вчера они были по разные стороны идеологической баррикады и были готовы стрелять друг в друга».
Чекисты проявили заботу и о их здоровье — они прошли тщательное медицинское обследование. Их подлечили, они прибавили в весе и внешне изменились, лица их округлились, глаза посветлели, добрее, что ли, стали. Хлопцы нравились мне рассудительностью, знанием не только своих теренов, но и тех огромных районов Волыни, Полесья, Львовщины и Прикарпатья, где им приходилось бывать в партизанских рейдах или работать на линии связи. Нравилось и то, что они с почтением и уважением говорили о своих оуновских командирах и провидныках. Позже, когда мои встречи с Чумаком и Карпом стали чаще и между нами установился человеческий контакт, они несколько раз подчеркивали в разговорах, что дали согласие захватить Лемиша только при одном условии — он должен остаться живым.
По привычке подпольной жизни они сразу же присвоили мне свою кличку — «опер Григорий». Я никак не мог понять, почему они именно так называли меня вначале за глаза, а потом это имя превратилось в официальное обращение не только у Чумака и Карпа, но и у других бывших оуновцев, подключавшихся в разное время к оперативной орбите чекистской группы, работавшей с Чумаком и Карпом.
Спустя много лет я тепло вспоминаю этих людей, смелых, простых и открытых сельских парней, сменивших в одночасье под страшным идеологическим прессом свою веру, честно и откровенно служивших своим новым командирам. Они в буквальном смысле слова кровью искупали свою вину перед советским государством, не подозревая, что их по капризу кого-либо из могущественных политиков Советского Союза могли в любое время расстрелять, не нарушая при этом принципов социалистической законности, ибо законных оснований для расстрела было предостаточно — руки у этих бывших эмиссаров, членов провода, провидныков разных рангов и положений, «эсбистов» любой категории, активных бойцов УПА и членов оуновского подполья, матерых пособников были по локоть в крови советских людей. Но эти бывшие, как тогда их официально называли в советских органах власти, бандиты, были нужны органам госбезопасности. Без них она была бессильна до конца ликвидировать «остатки бандоуновского подполья, искоренить дух ультраукраинского национализма. Мы всеми силами, используя мощный пропагандистский аппарат, там, где надо, применяя силу, старались как можно быстрее заставить жителей Западной Украины повернуться лицом к социализму, убедить их в правильности социалистического строительства, с полной отдачей работать в совхозах и колхозах, поддерживать на местах все начинания советской власти, отдавать свои голоса блоку коммунистов и беспартийных, укреплять здоровыми силами ряды КПСС, честно служить в Советской Армии и Флоте и быть готовыми отдать жизнь, защищая интересы социалистического Отечества.
