Леонид Млечин - Китай – великая держава номер один?
Душевно и убедительно говорили они об успехах реформы, хотя на сей счет меня совсем не надо было агитировать, и расстроились, когда я спросил их о Мао Цзэдуне.
— Мы всегда любили и будем любить председателя Мао, — после долгой паузы последовал ответ. — Всем, что у нас есть, мы обязаны ему.
Я позволил себе усомниться. Мне как раз казалось, что экономическая реформа, открывшая путь к рыночной экономике, отвергает и опровергает идеи Мао.
— Нет, — объяснили мне. — На самом деле реформа развивает его идеи. Все дело в том, что когда председатель Мао их провозгласил, его просто не поняли. В те времена совершались большие ошибки. Но их исправили, отстранив от власти тех, кто мешал правильному пониманию идей председателя, а среди них была и его вдова товарищ Цзян Цин.
— На сессии Всекитайского собрания народных представителей генеральный секретарь ЦК компартии Китая становится еще и председателем КНР, — добавил молодой коммунист, который ездит на «мерседесе». — Это свидетельствует о том, каким уважением пользуется партия в народе.
Мне, правда, показалось, что знакомое нам по позднесоветским временам совмещение постов — одна из последних попыток подкрепить партию авторитетом государства.
— Наша партия очень демократичная, — объяснил мне старший из начальников, — что делать определяет директор предприятия, а партком лишь обеспечивает выполнение его указаний, не вмешиваясь в процесс принятия решений.
Это уже не та, прежняя, всевластная партия. Партия пытается сохраниться и ищет свою нишу. Экономические реформы подорвали ее могущество. Ослаб даже идеологический контроль, что неминуемо при таком количестве иностранцев. Одних только тайваньцев за последнее время перебывало почти четыре миллиона. Вообще, такое ощущение, что плотина, разделяющая КНР и Тайвань, вот-вот рухнет. Союз кинематографистов КНР заявил, что пора создавать единое кино «большого Китая», то есть объединить усилия кинематографистов КНР, Гонконга и Тайваня.
Лозунгов партийных нигде нет. Китайцы могут добраться до зарубежной прессы, а если есть деньги, то и купить специальную антенну, чтобы смотреть спутниковое телевидение.
Так что же осталось от идей Мао Цзэдуна в обществе стремительно разрушающегося социализма? Парткомы? Цензура? Необходимость говорить с иностранцами только об успехах? Одинокий портрет Мао, который через площадь Тяньаньмэнь смотрит на свой мавзолей, не очень популярный даже среди туристов из провинции?..
Партийный аппарат утратил контроль над духовной жизнью общества. Вера в коммунизм даже в самом аппарате сохранилась лишь в форме ритуальных заклинаний. Социологические опросы общественного мнения в провинциях Шаньси, Хэнань, Цзянси и Гуандун еще в 1997 году показали: только 28 процентов верят в социализм, 36 процентов не верят, а 22 процента верили когда-то прежде…
С кухни принесли большого рака, который приветствовал нас слабым шевелением клешней. Он покинул нас, сидя на дне миски, зеленый и мрачный. Вернулся он на стол красным, аппетитным, уже сваренным. В сегодняшнем Китае, похоже, только раки становятся красными. Да и то не по собственной воле.
Партийное поручение
Чжу Лукунь — молодой человек в очках, очень серьезный, — преданный член коммунистической партии Китая. Его партийное поручение — привлечь в Китай как можно больше иностранного капитала.
— А вы не боитесь, что транснациональные корпорации проникают в Китай с целью превратить вашу страну в сырьевой придаток Запада? — спросил я Чжу Лукуня.
Он с трудом понял меня:
— Совсем наоборот! Они же создают на нашей земле заводы, приносят в Китай современные технологии, помогают нашему развитию.
— Разве у вас не говорят о том, что западным компаниям нужны только ваши дешевые рабочие руки и ваше сырье? Они вывезут из страны все сколько-нибудь ценное и исчезнут, а Китай останется с опустошенными недрами, — выкладывал я аргументы отечественных борцов с чуждым влиянием.
Чжу Лукунь был изумлен моими вопросами:
— Меня унижает наша бедность. Когда сюда приходит транснациональная корпорация и начинает обучать и хорошо платить людям, производит то, чего у нас нет, платит нам налоги в долларах — что же в этом плохого? Если кто и растрачивает впустую драгоценные ресурсы, природные ископаемые, так это наша собственная отсталая экономика.
В Пекине сразу определили: государство не вмешивается в дела совместных предприятий и заводов, принадлежащих иностранным компаниям. Им гарантируется вывоз прибыли и своей части капитала после окончания срока действия договора о совместной деятельности. Иностранная собственность не подлежит национализации или экспроприации…
Гордость Китая — разного рода особые экономические зоны, где создаются выгодные условия для иностранных инвесторов. Идею экспортно-перерабатывающих зон, которые смогут зарабатывать валюту, в 1979 году выдвинул первый секретарь партийного комитета провинции Гуандун Си Чжунсюнь. Это казалось невозможным. Но его поддержал Дэн Сяопин: «Когда-то Яньань была маленькой территорией и тоже особой зоной, а потом мы завоевали такую большую страну».
Яньань — район, в котором когда-то базировалось руководство компартии вместе с Красной армией…
Решением ЦК партии и правительства разрешили создавать особые зоны в провинциях Гуандун и Фуцзянь, поскольку рядом Гонконг (Сянган) и Макао (Аомэнь) и налажены связи с хуацяо — соотечественниками, постоянно проживающими за границей. Первые две зоны появились в городах Шэньчжэнь и Чжухай. Эта стратегия себя оправдала. Деньги пришли. Китай не просто накормил себя. Страна завалена товарами, причем собственного производства.
В одной из прибрежных экономических зон я видел типичное предприятие, основанное японским предпринимателем, который все показал после того, как я с ним заговорил по-японски. Он наладил совместное производство по обработке морепродуктов для своих соотечественников. Рыбу он покупает российскую или австралийскую. Рабочие у него — китайские. А есть рыбу будут японцы.
Все очень разумно. Российская рыба дешевая. Китайские рабочие — дешевые, а покупатели, наоборот, готовы платить большие деньги за хорошую еду. Порядок на японском заводе образцовый. Без белого халата и сапог в цех не пускают. Оборудование — самое современное. Повсюду контролеры, которые следят затем, чтобы никто не отлынивал. Никто и не пытается.
Каждый юань, вложенный в развитие свободной экономической зоны, приносит Китаю три с половиной доллара капиталовложений, три с небольшим доллара прибыли, а еще товаров для внутреннего рынка на сорок три юаня и почти пять юаней в качестве налогов.
— И китайцы не боятся засилья иностранного капитала?
— У нас нет страха перед иностранцами, — отвечает Чжу Лукунь. — Наоборот, мы создаем самые заманчивые условия для привлечения иностранного капитала.
В Китае почти три с половиной миллиона первичных организаций. Они везде — на производстве, в селе, в армии, научных институтах, частных компаниях, совместных предприятиях Костяк партии — партийные секретари. Частный бизнес создает большие соблазны. Теперь можно неплохо жить и вне партии. Не возникает ли желание у партийцев уйти в бизнес? Не возникает. Можно иметь партбилет и богатеть. Зачем бросать свой пост и уходить в частные компании, если и должность позволяет преуспевать. В частных компаниях тоже создаются партийные организации.
Секретари парткомов произносят речи в духе героев старых советских фильмов, но задача партии в промышленности и на селе — помочь людям разбогатеть. Даже на совместных с иностранцами предприятиях обязательно создается партийная ячейка.
В компартии Китая это самое важное поручение — привлечь в страну как можно больше иностранного капитала. Сначала иностранцев это удивляло, но потом им самим это понравилось. Иностранные владельцы даже оплачивают должность освобожденного партийного секретаря у себя в компании.
Уже год Чжу работает в международной корпорации, которая ищет инвесторов и обустраивает для них шанхайскую землю.
— У нас есть свой партком, — рассказывает Чжу Лукунь. — Если возникает необходимость, мы устраиваем собрание — в свободное время, разумеется. Корпорация относится к этому с пониманием — ведь собрания посвящены тому, как сделать нашу работу более эффективной.
Его дед был крестьянином. Чжу закончил индустриальный институт, затем финансовый, и еще ходил слушать лекции на юридический факультет университета. В прошлом году посещал курсы в Сингапуре и Канаде.
Когда я, оканчивая Московский университет, начал работать в журнале «Новое время», Чжоу Ган еще служил в армии. Я пришел в «Новое время» 15 февраля 1979 года, когда началась война между Китаем и Вьетнамом.
