Владимир Хрусталев - Первая мировая. Во главе «Дикой дивизии». Записки Великого князя Михаила Романова
«Пятница, 14 января. (1 января по старому стилю. – В.Х.)
Император, по случаю русского Нового года, обратился к армии со следующими словами:
“Доблестные воины мои, шлю вам накануне 1916 года мои поздравления. Сердцем и помышлениями я с вами, в боях и в окопах… Помните наша возлюбленная Россия не может утвердить своей независимости и своих прав без решительной победы над врагом. Проникнитесь мыслью, что не может быть мира без победы. Каких бы усилий и жертв эта победа нам ни стоила, мы должны ее добыть нашей родине”»[386].
Редактор «Московских ведомостей» Л.А. Тихомиров (1852–1923) также зафиксировал по этому поводу в своем дневнике:
«Государь дал очень энергичный новогодний приказ по армии. Конечно, так и нужно говорить. Но насколько он сам верит своему оптимизму – вопрос иной. Я думаю, он получше нас знает, что наше положение весьма ненадежное.
Вот чего он, вероятно, не знает – как громко стали говорить о его Августейшей супруге. Рассказывал Н. недавно как, ехавши по траму (в Петрограде), его знакомый слыхал слова одного из публики: “А уж нашу Матушку Царицу давно бы пора заключить в монастырь”. Рассказами о Гришке полна Россия. Так, еще недавно слыхал уверения, что Хвостов назначен в министры Гришкою. Нет сомнения, что все такие слухи раздуваются врагами Самодержавия, но это не изменяет результатов. Как прежде – очень давно, в начале Царствования – общий голос был, что Царица держится в стороне от государственных дел, то теперь все и всюду говорят, что она беспрерывно и всюду мешается и проводит будто бы именно то, чего хочет Григорий Распутин. Этот злой гений Царской Фамилии сам постоянно направо и налево рассказывает о своем влиянии. Это такая язва, такая погибель, что и выразить невозможно…»[387]
Глава Британской военной миссии в России генерал-майор Джон Хэнбери-Уильямс (1859–1946) записал в этот день в дневнике:
«14 января (1 января по старому стилю. – В.Х.) 1916 года.
Русский Новый год.
У меня был долгий разговор с Алексеевым и адмиралом Русиным по поводу снабжения армии боеприпасами; здесь вроде бы наметился прогресс, несомненно, благодаря энергии, с которой Император взялся за этот важнейший вопрос.
Алексеев получил орден св. Михаила и св. Георгия, чем очень доволен, и просил меня составить черновик письма с изъявлениями благодарности.
За обедом я сидел рядом с Императором, который говорил о том, что написание истории этой кампании потребует титанических усилий. Он считал, что труд о войне должен быть результатом коллективной работы всех союзников, что упрощенный вариант с иллюстрациями нужно напечатать для гимназий, и т. п.
Мы говорили о техническом образовании. Я сказал Его Величеству о письме лорда Роузбери, написанном несколько лет назад, где подчеркивалось превосходство немцев в этой сфере. Его Величество согласился с важностью технического образования, которое, как он сказал, “почти единственная приличная вещь, которую я могу сейчас сказать о немцах”. Однако и здесь неизбежны трудности: во-первых, огромные расходы, во-вторых, старый вопрос, готовы ли русские к такому прогрессу.
Телеграмма с наилучшими пожеланиями от имени Британской армии доставила Его Величеству много удовольствия, как и другие – из Индии и со всех концов Российской Империи. “Времена меняются, – говорил он. – Представьте, Российский Император получает поздравления из Индии!”»[388].
Прошел трудный военный 1915 г. В дневнике великого князя Михаила Александровича читаем:
«31 декабря/13 января 1915 г. Четверг. – Гатчина. В 10 ч. Наташа, Вяземские, Джонсон и я поехали в Петроград. Там мы все разъехались. Я поехал к Лидвалю, затем в Аничков [дворец], где принял Жирара, а потом пошел к Мама. В 1¾ ч. поехал на Варшавский вокзал, где мы все соединились и поехали в Гатчину. Приехав домой, я прошелся по саду. (С нами приехали Шлейфера с детьми и Марией А.) и Керим. Мы до чая расставляли подарки, а в 5½ ч. зажгли елку, – еще присутствовали м-м Barlet и Мария Сер. – было очень оживленно и весело. Жирар приехал позже. После 7 ч. мы закусили. В 10¼ ч. поехали во дворец в церковь, на молебен. В 12 ч. мы сели ужинать. Разошлись поздно, около 2½ ч. Был тихий солнечный день. – 16°»[389].
В последний день 1915 г. вдовствующая императрица Мария Федоровна записала в дневнике:
«Видела Гадона, который находится в отчаянии из-за смерти своего брата. /…/ Затем Миша оставался до ужина, выглядит очень здоровым, слава Богу! После обеда еще приняла американского посла Мэри с женой, с которыми беседовала в течение часа до трех. /…/ Так закончился этот горестный год, за который мы, тем не менее, должны благодарить Господа»[390].
Как обычно, начало года великий князь Михаил Александрович провел в краткосрочном отпуске в Гатчине в кругу семьи. В дневнике часто встречаются подобные фразы: «Беби вчера получил от Лавриновских в подарок чучело маленького медвежонка, с которым он сегодня не расставался весь день»[391]. Михаил Александрович в эти дни часто встречался со своей матерью. В дневнике вдовствующей императрицы от 4 (17) января 1916 г. читаем:
«Чувствовала себя лучше, но осталась дома – нуждалась в покое. Ужасно холодно – 16 гр[адусов], да еще с ветром. Как же, наверно, сейчас страдают бедняки и наши несчастные солдаты! С фронта никаких новостей. Миша пришел к завтраку и остался до в[ечера]. Был весьма мил, нахожу, что он очень возмужал»[392].
Мария Федоровна внимательно следила за судьбой своего младшего сына и делилась наблюдениями со своими близкими. Так, в ее записке к Ксении Александровне от 11 января 1916 г. читаем:
«Душка моя Ксения. Слава Богу, наконец, я хорошо спала и бодрее. Надеюсь, что тебе тоже лучше, только грущу здесь сидеть и не видеть тебя! Вчера Миша у меня обедал и был очень мил. Он только мало ест, т. к. он vigilarion и находит, что это великолепно действует. Правда, что у него вид гораздо лучше. Что ты знаешь, что делается? Я ничего. Крепко тебя целую с детьми. Твоя Мама»[393].
Вот запись в дневнике императрицы Марии Федоровны от 15 (28) января 1916 г.:
«Чувствую себя лучше, но из дома не выхожу и официально никого не принимаю, что, признаться, очень приятно. Писала Аликс. Миша был к завтраку. Рассказал, что ночью скончался наш дорогой и любимый Воронцов! Трагическое известие! Все наши старые и верные друзья уходят от нас один за другим! Писала Аликс»[394].
Перед нами еще одна небольшая записка от 15 января вдовствующей императрицы великой княгине Ксении Александровне, говорящая о теплых семейных отношениях:
«Душка моя Ксения, как ты себя чувствуешь? Лучше ли? Миша у меня был сегодня и мне говорил, что дорогой Воронцов скончался ночью! Ужасно, как грустно и мне жаль! Несчастная Lili, для нее он был все, не могу себе представить, как она будет жить без него и бедные дети, какое sirribla loss! Странно, что никто из них мне не телеграфировали, зная, как я его любила и ценила. Получила ли ты известие? Бедный Ларька, которому воспретили видеть отца, все это так тяжело и грустно! и бедная Софка так далеко! Он был настоящий, верный друг, и я грущу, что так давно его не видела! Он последний из наших самых близких! Желаю тебе спокойной ночи. Нежно тебя целую с внуками. Твоя Мама»[395].
В отличие от младшего брата Михаила Александровича император Николай II отмечал праздники в Ставке в Могилеве среди штабных забот. Начальник штаба Царской Ставки генерал от инфантерии Михаил Васильевич Алексеев (1857–1918) сделал 2 января 1916 г. краткое сообщение Государю о положении на фронтах.
Французский посол в России Морис Палеолог в этот день отметил в своем дневнике:
«Третьего дня австрийцы заняли Цетинье: черногорцы очень любезно сдали им этот город.
Генерал Б., сообщивший мне эту новость, заметил: “Вот отступление, от которого пахнет изменой”»[396].
На следующий день еще одна неутешительная запись французского посла:
«Оставление Галлиполи английскими и французскими войсками оказывает подавляющее действие на русское общественное мнение. Со всех сторон я слышу одно: “Ну, теперь вопрос решен – нам никогда не видеть Константинополя… Из-за чего же дальше воевать?”» [397]
В этот день 3 января 1916 г. член Государственного Совета Владимир Карлович Десятовский предоставил докладную записку императору Николаю II с изложением своих соображений об административном устройстве Галиции и Буковины[398].
Император Николай II в очередном письме супруге от 3 января 1916 г. сообщал из Ставки в Могилеве:
