Эрик Ларсон - Мертвый след. Последний вояж «Лузитании»
На этих словах раздался звук – кто-то захлопал в ладоши, медленно и громко. Сенатор Джон Шарп Уильямс, демократ из Миссисипи, аплодировал “серьезно, выразительно”65, если верить репортеру “Нью-Йорк таймс”. Через секунду мысль о том, что это – главный тезис речи Вильсона, заключающий в себе все, чего надеется достичь Америка, внезапно дошла до остальных сенаторов и представителей, и залу охватил гром оваций.
Речь Вильсона набирала силу. Предупредив, что страну “впереди ожидают долгие месяцы жертв и испытаний огнем”, он объявил, что Америка будет бороться за все народы мира. “Подобной миссии мы можем посвятить свои жизни и судьбы, всю нашу сущность и все наши богатства, действуя, как подобает гордым, понимающим, что настала пора, когда Америке выпала честь пролить кровь и отдать силы за принципы, подарившие ей жизнь, за счастье и мир, которые она свято хранила. Иного ей не дано, да поможет ей Господь”.
Началось светопреставление. Все одновременно поднялись. Люди махали флажками, кричали, свистели, ревели. Вильсон говорил тридцать шесть минут; слово “Лузитания” не прозвучало ни разу. Он быстрым шагом вышел из залы.
Прошло четыре дня, прежде чем обе палаты Конгресса приняли резолюцию о войне. За это время субмарины, словно намеренно пытаясь отрезать американцам пути к отступлению, потопили два американских торговых корабля, в результате погибло по меньшей мере одиннадцать граждан США. Конгрессу потребовалось так много времени на принятие резолюции не потому, что она стояла под вопросом, но потому, что все сенаторы и представители понимали: это момент величайшей значимости, и хотели, чтобы их высказывания навеки вошли в историю. Вильсон подписал резолюцию 6 апреля 1917 года, в 13.18.
Уинстон Черчилль считал, что давно пора было это сделать. В своих исторических мемуарах “Мировой кризис, 1911–1918” он писал о Вильсоне: “То, что он сделал в апреле 1917-го, можно было сделать в мае 1915-го. И сделай он это тогда, скольких убийств удалось бы избежать, от скольких страданий избавиться; какие разрушения, какие катастрофы удалось бы предотвратить; в скольких миллионах домов сегодня не пустовало бы место за столом; насколько иным был бы разлетевшийся на куски мир, жить в котором приговорены как победители, так и побежденные!”66
Оказалось, Америка вступила в войну как раз вовремя. Новая кампания Германии, включавшая в себя подводную войну без ограничений, шла с пугающим успехом, хотя британские официальные источники это скрывали. Американский адмирал Уильям С. Симс узнал правду, приехав в Англию познакомиться с британским командованием, чтобы составить план участия Америки в войне на море. То, что он услышал, Симса поразило. Германские субмарины топили корабли столь часто, что, по секретным прогнозам Адмиралтейства, Британии пришлось бы капитулировать к 1 ноября 1917 года. На протяжении самого тяжелого месяца, апреля, у любого корабля, покидавшего Британию, имелся один шанс из четырех, чтобы быть потопленным. В Куинстауне консул США Фрост своими глазами увидел ужасающие результаты новой кампании: за одни лишь сутки на берег сошли команды шести торпедированных кораблей67. Адмирал Симс сообщил в Вашингтон: “Выражаясь кратко, я считаю, что в настоящий момент мы войну проигрываем”68.
Всего десять дней спустя флот США выслал на помощь эскадру миноносцев. Они вышли из Бостона 24 апреля. Их было всего шесть. Однако всем было ясно, как много значит этот шаг.
Утром 4 мая 1917 года с вершины Олд-Хед-оф-Кинсейл открывалось небывалое зрелище. Сначала далеко на горизонте появились шесть струек темного дыма. Стоял необычайно ясный день, море было темно-синее, холмы – изумрудные, совсем как в известный день двумя годами раньше. Корабли вырисовывались все четче. Осиные силуэты длинных, тонких корпусов принадлежали судам, каких прежде не видывали в этих водах. Они приближались цепью, над каждым развевался большой американский флаг. Сотни наблюдателей, собравшихся на берегу, многие тоже с американскими флагами, усмотрели в этом зрелище, которое запомнилось им навсегда, огромный смысл. Потомки колонистов возвращаются в Британию в трудный для страны час – этот момент запечатлен на полотне Бернарда Гриббла “Возвращение «Мэйфлауэра»”, тут же получившем широкую известность. Американские флаги были вывешены на жилых домах и общественных зданиях. Британский миноносец “Мэри Роуз”, выйдя навстречу подходящим к берегу боевым кораблям, просигналил: “Вас приветствуют американские флаги”69. Командующий американской эскадрой ответил: “Спасибо, рад встрече”.
Восьмого мая – всего через день после второй годовщины гибели “Лузитании” – миноносцы вышли в свое первое патрульное плавание70.
Эпилог
Личные дела
Как-то жарким днем в июле 1916 года в манхэттенскую контору портовых репортеров, что в Бэттери-парк, вошел лоцман порта и пригласил группу газетчиков присоединиться к нему и совершить небольшую прогулку на буксире, вверх по реке Гуздон в Йонкерс, к северу от Манхэттена, где ему предстояло “прихватить” корабль, то есть довести его вниз по реке до более широкого, безопасного участка нью-йоркской гавани. Обычно репортеры не склонны были участвовать в подобных затеях, но день стоял удушливый, и лоцман сказал, что всем им не повредит немного свежего воздуха. Репортеры, среди которых был Джек Лоуренс из “Ивнинг мейл”, захватили с собою немало алкоголя или, как выразился Лоуренс, “жидкой провизии”. Когда их буксир приблизился к причалу в Йонкерсе, репортеры увидели, что корабль – старый лайнер “Кунарда”, “Ултония”, пришвартовавшийся тут, чтобы погрузить лошадей для отправки на войну. Корабль был маленький, с одной трубой. “Вид он имел замызганный, грязный и совершенно жалкий, так что узнать его было трудно”, – писал Лоуренс1. Черный корпус корабля кое-как покрасили в серый. “Краска во многих местах облупилась, отчего корабль сделался забавным, пятнистым”.
День был тих, река спокойна, и все-таки корабль странно раскачивался из стороны в сторону. Лоуренс, никогда не видавший ничего подобного, назвал эту картину “прямо-таки сверхъестественной”. Эта качка, как сказал лоцман, была вызвана тем, что внутри находились сотни лошадей. Почуяв движение, все лошади, привязанные с одной стороны, в тревоге внезапно подавались назад, отчего корабль слегка переваливался на один борт. Это, в свою очередь, заново пугало лошадей, и теперь назад переступали те, что на противоположной стороне. С каждым разом корабль раскачивался все сильнее, и под конец стало казаться, будто его болтает на волнах. Это, по словам лоцмана, был так называемый “лошадиный шторм”, при определенных условиях способный ударить корабль о причал и повредить поручни и шлюпки2.
Буксир подошел к “Ултонии”, двери грузового отсека корабля распахнулись навстречу лоцману. Сияло солнце. В темном трюме, в тени от двери наверху, стоял человек. Он посмотрел сверху вниз на лоцмана и репортеров. Лицо его было серьезно. Лоуренс тотчас узнал его: капитан Уильям Томас Тернер. “Его старая синяя форма была выпачкана и измята”, – писал Лоуренс3. Однако “фуражка его с эмблемой «Кунарда» была надвинута все под тем же щегольским углом. Фигура его оставалась такой же прямой и властной”.
Лоцман забрался внутрь корабля.
“Рад вас видеть на борту, сэр, – сказал ему Тернер. – Двинемся в путь без промедления. Эти лошади черт знает что устраивают”.
Тернера назначили командовать этим кораблем в ноябре 1915 года, когда его постоянный капитан заболел во время стоянки во Франции. Тернер единственный из всех капитанов способен был его заменить. Незадолго до того, как Тернер выехал из Ливерпуля, чтобы принять командование, его пригласил к себе в контору председатель “Кунарда” Альфред Бут. Бут стал извиняться за то, что назначает Тернера на столь неприглядное судно, но капитан его перебил. “Я сказал ему, что с моей стороны никаких сожалений нет, – рассказывал Тернер. – Если потребуется, я пойду в море на барже, лишь бы снова плавать, до того я устал прохлаждаться на берегу, когда все остальные там, в море”4.
В декабре 1916 года Тернер получил от “Кунарда” новое назначение и стал капитаном “Ивернии”, еще одного пассажирского корабля, переданного на военную службу, только на нем возили войска, а не лошадей. Тернер командовал им недолго. 1 января 1917 года, находясь в Средиземном море, у острова Крит, корабль был торпедирован и затонул5. При этом погибло 153 человека – солдаты и члены команды. Тернер остался жив. Во время атаки корабль шел зигзагом.
“Кунард” назначил Тернера резервным капитаном и снова поставил его командовать “Мавританией”; впрочем, это не было признаком особого доверия, поскольку корабль стоял в сухом доке.
