Андрей Кокорев - Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта в период Первой мировой войны
Февральская революция
Гарсон!.. Зажгите электричество
И дайте белого вина!..
Его величество!.. Его величество
Блестяще свергнула страна!..
Дон-Аминадо.
Пародия на И. Северянина
«Революции не было, – записал в дневнике в 1917 года москвич Н. М. Мендельсон, – самодержавие никто не свергал. А было вот что: огромный организм, сверхчеловек, именуемый Россией, заболел каким-то сверхсифилисом. Отгнила голова – говорят: “Мы свергли самодержавие!” Вранье: отгнила голова и отвалилась»[49].
Возможно, такая оценка событий весны 1917 года близка к истине, если их рассматривать с философской точки зрения. Однако Февральская революция не была бы революцией, если бы народ не вышел на улицы, если бы он силой оружия не разогнал старые органы власти и таким образом вынудил царя отказаться от власти. Иначе говоря, революция – это активные целенаправленные действия народных масс; в первую очередь в столице, затем в других стратегически важных точках страны. Одной из них, несомненно, была Москва.
Весть о народных выступлениях и переходе частей Петроградского гарнизона под власть Государственной думы пришла в Москву 27 февраля. Поскольку главноначальствующий генерал Мрозовский запретил публиковать в московской прессе телеграммы из Петрограда, газеты не вышли вообще. Тем не менее молва о восстании в столице распространилась среди москвичей с необыкновенной быстротой. В невиданном прежде количестве по городу расходились листовки, изготовленные на «ремингтонах» (пишущих машинках), гектографах и шапирографах. Вечером того же 27 февраля в здании Городской Думы на Воскресенской площади начал работу Временный революционный комитет. Позже он был преобразован в Комиссию общественной безопасности, куда вошли представители различных общественных организаций. Параллельно возник Совет рабочих депутатов.
Утром 28 февраля к Думе стали сходиться толпы москвичей. Репортер газеты «Утро России» описал увиденное так:
«11 часов утра.
На Воскресенской площади отдельные небольшие толпы народа.
Кого-то ждут…
Говорят, что со всех заводов Замоскворечья и Симоновской слободы сейчас придут рабочие.
С Моховой улицы, от университета показывается первая толпа студентов. Молодые, юношеские лица горят задором.
Студенты идут стройными рядами, взявшись за руки.
Над толпой резко вьются ярко-красные знамена…
Студенты идут на площадь с революционными песнями. Издали слышно, как дружно, под шаг они поют:
– Вперед! Вперед! Вперед!
Отдельные кучки людей быстро группируются вокруг студентов и дружной массой подходят к подъезду Городской Думы. Красные революционные флаги укрепляются в тех же стержнях, где по царским дням прежде вывешивались национальные флаги.
Первая демонстрация, направляющаяся к зданию Городской Думы
Кое-кто из юных демонстрантов взбирается на деревья у подъезда и укрепляет революционные флаги на ветвях.
С верхних ступенек думского крыльца начинают говорить ораторы.
Бурным потоком на площадь льются все новые и новые толпы народа.
Разодетые дамы, рабочие, солдаты, студенты, офицеры, масса молодежи, учащейся в средних учебных заведениях, – публика самая разношерстная.
Настроение приподнятое.
Плотной массой все группируются около крыльца Думы…
А на верхних ступенях крыльца один за другим сменяются десятки ораторов. Сначала это почти преимущественно студенты. Говорят о петроградских событиях, о необходимости единой организации и призывают к решительным действиям.
К 12 часам дня толпа уже занимает всю Воскресенскую площадь.
Масса публики, желающей видеть, что происходит в подъезде, забирается на кучи снега, сгруженные вдоль трамвайного пути и тротуара, мальчуганы залезают на фонарные столбы и крышу трамвайного павильона.
Вместе со студентами в роли ораторов выступают офицеры.
Но и они, как и студенты, призывают всех к решительным действиям, обещаясь, что армия пойдет теперь за новым правительством. Речи офицеров встречаются бурными, долго несмолкающими аплодисментами и криками “ура”.
Рядом с офицерами с речами выступают солдаты, рабочие, интеллигенты.
Некоторых из ораторов толпа поднимает на руки и с восторженными криками “ура” долго качает.
Настроение растет.
Особенно большим успехом пользуются офицеры раненые…
Среди публики циркулируют слухи, что полиция не пропускает рабочих через Москворецкий мост. Рабочие будто бы идут в обход.
Через Иверские ворота с Красной площади едет отряд конных жандармов с офицерами во главе. Толпа встречает их сдержанно, молча, и они молча проезжают через площадь на Тверскую улицу.
Вслед за жандармами едут конные городовые. Толпа встречает их криками и улюлюканьем. Городовые молча проезжают.
Никаких инцидентов, никаких столкновений с полицией на площади не было».
Возле Городской Думы
Для подавления революционного брожения генерал Мрозовский мобилизовал полицию и войска гарнизона. По его приказу полицейскими нарядами и воинскими подразделениями были перекрыты мосты. На центральных улицах и площадях были сосредоточены отряды конных жандармов и городовых, казачьи разъезды. Штаб полицейских сил обосновался в Историческом музее. Рядом, в Манеже, находились военные подразделения. Кроме того, в разных частях города были устроены так называемые «засады» – в кинотеатрах, во дворах домов и других подходящих местах скрытно разместились группы полицейских и воинские команды под началом офицеров. Но как выяснилось очень скоро, этих сил оказалось недостаточно, чтобы защитить старый строй.
Показателен эпизод, приведенный в воспоминаниях участника революции Я. И. Лебедева, вместе с товарищами прорвавшегося к Думе из Замоскворечья: «В начале Моховой нам преградили дорогу полицейские. Пристав отчаянно кричал: “Разойдись!” Полицейские врезались в толпу. Людская масса расступилась, пропустив их, а потом опять сомкнулась. Маленькая группа полицейских утонула в людском море. А демонстранты, кучками и в одиночку, переулками просачивались в центр города. Бочком, мимо Александровского сада, через Охотный ряд вышли мы к Московской городской думе (где теперь помещается Музей В. И. Ленина). Тут уже толпился народ со всех концов города».
В. Яновский рассказывал, что рабочим Военно-промышленного завода на пути к центру города пришлось миновать несколько казачьих и жандармских застав: на Земляном валу, у Лялина переулка, у Ильинских и Иверских ворот. Каждый раз участники шествия объясняли, что идут к властям заявить о своем бедственном положении, и казаки их пропускали. Однако московские пролетарии были готовы к схваткам с полицией. Например, рабочие завода Михельсона отправились к Городской Думе, вооружившись самодельными кинжалами, увесистыми болтами и гайками.
По другим свидетельствам, отряды конных городовых и жандармов пытались разгонять демонстрантов, если их количество было невелико. Когда же на улицах появлялись колонны в сотни и тысячи людей, защитники старого строя предпочитали скрываться в переулках. Точно так же поступали и казаки. Студент-медик Н. Г. Петров, который вел из Хамовников большую группу рабочих и солдат, вспоминал, что при их появлении у Пречистенских ворот казаки ускакали прочь. Он только успел заметить нескольких всадников, скрывшихся за храмом Христа Спасителя.
Самым опасным оказался момент, когда колонне под началом Н. Г. Петрова преградило путь военное подразделение:
«Приближаясь к Зубовской площади, где пересекаются Зубовская улица и Смоленский бульвар, мы еще издали увидели выстроившуюся поперек улицы, от угла до угла, цепь солдат с винтовками, обращенную лицом к нам. Позади нее были видны фигуры в офицерской форме.
Назначение военной заставы не оставляло никаких сомнений: преградить революционным массам Хамовников доступ к центру Москвы.
По-видимому, неизбежно было кровопролитие.
Самым сильным нашим оружием в этот день было слово. Может быть, мы успеем сказать солдатам те несколько слов, которые предотвратят стрельбу?
Я велел колонне остановиться, а сам скорым шагом, почти бегом, направился по середине улицы к шеренге солдат. Была слабая надежда, что раз колонна остановилась, по моей одинокой фигуре стрелять не будут.
Издали слышу, как офицеры отдают команду, солдаты выстраиваются с самым зловещим видом. Мне оставалось добежать шагов 20–30, когда я почувствовал кого-то около себя. Оказывается, один из дружинников, И. Г. Рафес, бежал, чтобы помочь мне при обращении к солдатам.
Оглядываюсь назад и с ужасом вижу, что колонна вовсе не стоит, а движется вперед, приближается.
Мы с Рафесом побежали что есть сил.
И вдруг в последнюю, самую критическую минуту, когда по приказу офицеров солдаты уже подняли винтовки, пришла помощь с самой неожиданной стороны. Позади цепи солдат, совсем недалеко от них, у магазина стояла длинная очередь женщин за хлебом. И вот вся толпа женщин бросилась на солдат сзади с криком: “Что вы делаете? В своих стреляете!” – и в одну секунду спутала все ряды, сломала всякое подобие воинского строя. В это время подошла и наша колонна, и все смешалось в одной бурлящей толпе.
