Ольга Кучкина - Мальчики + девочки =
Не кисни, не скучай, я люблю тебя, осталось чуть больше месяца.
Целую.
8 апреля
* * *Милый, с утра (стало быть, у вас к вечеру) огорчил твой голос. У тебя что-то случилось? Что бы ни – знай, что я люблю тебя и всегда тебя поддержу, и всегда буду на твоей стороне. Напиши, что у тебя все хорошо. Пожалуйста.
Даша не велела выходить в гостиную сколько-то времени, и я отправилась в душ. А когда вышла – на полу и на столе стояли букеты цветов, маленькие розы и еще такие нежные, похожие на лилии, которые и у нас есть, с замысловатым французким (по ощущению) названием, забыла. Позвонила Бетти, и позвонили из «Комсомолки». Я растрогалась. Даша подарила плеер и несколько СD, а Наташа прислала еще кучу вещей, которые придется отправить обратно. Я и сама-то себе ничего не могу выбрать, или не покупаю, или возвращаю, а уж кто-то другой угодить не может. Дорого то, что она ходила, искала, думала обо мне. А я о ней. Я тоже навезла ей кучу подарков, слава Богу, почти все пришлись по вкусу (кроме красивого шарфа, который я обречена носить сама).
Как ты хочешь, чтобы я описала отмечанье, – как удачу или неудачу? Расскажу, как было, а ты сам реши. Ричард Темпест приходил ко мне в прошлый раз оговорить подробности насчет моего вечера поэзии. Я предложила на выбор несколько дней – он назвал 9 апреля. Я подумала: ну и прекрасно, мне не впервой так отмечать день рожденья. Чтобы сделать приятное Бобышеву, сказала: давайте сделаем двойной вечер – мой и Бобышева. Все бы неплохо, но мы не подумали, что это страстная пятница перед Пасхой, и студенты разъедутся. Дима сказал, что сегодня дали три лишних автобуса до Чикаго – настолько много отъезжающих. В итоге вместе с поэтами и переводчиками было человек двадцать и точно походило на чтение романтической поэтессы перед ее десятью слушателями, над которым я смеялась. Хотя качество стихов другое. Я удовлетворена и составом, и чтением. Ричард сделал маленькие подстрочники, на мой слух, удачные: он хорошо чувствует и русское, и английское слово. Кстати, он посплетничал, рассказав, что был свидетелем того, как Бобышев отреагировал на новость о получении Бродским Нобелевской премии. Эту весть восхищенно пропела одна их коллега – Дима в ответ натянул шапку на лоб, сказал сквозь зубы: добился-таки , и ушел. Но следует отдать ему (Диме) справедливость: он великодушно похвалил мою «Венецию», хотя я колебалась, читать или не читать (там Бродский), а потом рассердилась на себя: конечно, читать, я же читаю стихи, посвященные Бобышеву, и не думаю, обиделся бы Бродский или нет. Даша, по собственной инициативе, испекла и привезла сладкий пирог с ревенем и клубникой и шоколадный торт. К несчастью, у нее заболело горло, она простудилась и, посидев немного, уехала домой, забыв оставить приготовленные для разрезания ножи. Когда чтение кончилось, гостей пригласили к накрытому столу, где были ломтики сыра, морковь, еще что-то сырое и стояли наши сладости. Увы, пришлось варварски щипать их плоть щипцами, положенными для овощей. Дима и Галя принесли огромный куст ярко малиновых азалий в горшке, но позабыли вручить мне в процессе вечера. Подарили просто так после. Как итог – было все же отчасти чувство метания бисера: исключительно в смысле богатств русского языка, которые не знаю кому там были внятны. Музыка, надеюсь, по крайней мере, была услышана. Я была названа в объявлении русской Барбарой Уолтерс , а Бобышев – другом и соперником Бродского . Вроде должности.
Я люблю тебя, будь здоров и счастлив.
Целую.
9 апреля
* * *Милый, читаю студенческие работы, сломала глаза и мозги, боясь в чем-то ошибиться. А поскольку Даша болеет – ни-ни пристать к ней с вопросами. У меня двадцать три студента, восемь из двадцати трех работ я оценила как отличные, поставив четырем из этих восьми не просто А, а А+. Радует уровень. Дала им на выбор две темы: сравнительный анализ Закона о средствах массовой информации (Ельцин) и Доктрины информационной безопасности (Путин) и сравнительный анализ политики Ельцина и Путина по отношению к прессе на примере войны в Чечне и других событий. Есть исследования – пальчики оближешь. Притом что спектр личных позиций весьма разнообразен: от понимания и сочувствия до серьезной критики. Я так увлечена их работами, что думаю увлечь еще кого-нибудь, скажем, Сашу Пумпянского, и опубликовать хоть что-то у нас. Разрешения у них спросила.
Вышла вчера пройтись по своим окрестностям. Соловей трещал. Белка прыгала, держа во рту большую (для нее) белую булку. Толстый цветной кролик сидел в траве и смешно таращил темные, ужасно трогательные глаза. Высокие, как дубы, магнолии бесстыдно развесили свои лиловеющие яблоки-розы. Всякий раз, когда взглядываю на это чудо, дыхание перехватывает. Бобышев говорит: напишите стих. Ах, кабы! А у Бобышева сегодня день рожденья.
Ночью плохо спала, думала о тебе и твоих печалях. Надумала что-то, что не хочу писать.
Милый, большую часть жизни я провела в страдательном залоге. С тобой – так вышло – перешла в действительный залог. Может, время подошло, а может, ты подошел.
Береги себя, мой хороший, я тебя люблю.
Христос Воскресе!
Целую.
11 апреля
* * *Милый мой, меня надо расстрелять.
А ты меня обманул. Ты так долго и упорно скрывал свои чувства, что я уверилась, будто тебе все равно, и оттого я свободна в том, что пишу. Возможно, сначала меня что-то смущало. Возможно, я даже предпочла бы твою ревность. Но ревности не было. И в конце концов я благодарна тебе за свободу. Мне только ужасно больно, что тебе больно. Наверное, я хороший писатель, если моя проза произвела на тебя такое впечатление, а ты хороший читатель. Мне надо было освободиться от прошлого, понимаешь? Я освободилась. Я люблю тебя. Тебя, а не кого-то другого. Для меня нет дороже тебя никого на свете. Ты, вместе с девочками, составляешь мою жизнь. Я писала тебе то, что писала, до того, как получила твою последнюю записочку. И то, что я места себе не находила, ощущая, что с тобой что-то не так, и мои сны, и все прочее лучше всяких слов объяснят тебе, как я тебя чувствую и как я тебя люблю. Слава Богу, что это только это. Я боялась, что-то случилось с твоей мамой, и всю ночь не спала, думая об этом.
Миленький, прости. Прости и забудь. Твой подвиг в этом. Те из моих друзей и подруг, кто в курсе моей личной жизни, знают это. Я прочла твою записку и спрятала ее подальше и даже не хочу перечитывать. Наверное, моему изнуренному сердцу больше не под силу такие вещи. Прости. Ты стал мне еще ближе. Мы ведь с тобой обвенчались, а не кто-то с кем-то. Я люблю, люблю, люблю тебя и скучаю по тебе. А если тебе необходимо литературное подтверждение – перечти рассказы в «Знамени» или стихи о защищенной и незащищенной спине, дурачок.
Если будем меня расстреливать, я встану рядом и попрошу дать мне возможность выстрелить в эту гадюку первой.
Христос Воскресе.
Целую тебя.
11 апреля
* * *А так как мне бумаги не хватило, я на твоем пишу черновике… Кажется, не переврала. В том смысле, что из экономии компьютерного места продолжаю на файле, уже отправленном тебе. Но, может быть, хочу, чтобы ты прочел еще раз и запомнил, что я тебя – понятно, да? Тебя.
Я была неправа, написав: слава Богу, что только это. Не мне, знающей силу чувств, это говорить. Просто я хотела сказать, что все иначе, чем тебе представилось. Может быть, кто-то что-то тебе сказал. Или ты вообразил чью-то реакцию, которая, возможно, была совсем не такой, как ты вообразил. Миленький, не страдай, пожалуйста, лучше люби меня изо всех сил.
Я заболела. Дашка кашляет оглушительно, и у меня засаднило горло, озноб и прочие прелести. Если я не заразилась от нее, то простудилась в гостях. Было холодно, а мы как-то легкомысленно оделись, словно жарко. Родители Дашиной подруги Хоуп пригласили нас на день рожденья дочери. Гости были: одна старушка, один старичок со старушкой, бабушка Хоуп в шляпе и с аппаратом для ходьбы, приятель Хоуп (гей) и мы с Дашей. Даша сказала, что это интеллектуальная элита. Отец Хоуп – специалист по английской литературе, читает курс в университете. Мать – без образования, но большая умница, бывшая католическая монахиня, бросила монастырь и пошла работать подавальщицей коктейлей, после чего переменила еще ряд занятий. Сейчас ей шестьдесят один, она старше мужа и выглядит на сорок. Пара очень располагает к себе. И их дочка – умница. За столом она весь вечер рассказывала про сельское хозяйство и экономику Мексики (во вторник, то есть сегодня, она защищалась и защитилась). Все внимательно слушали про желтую кукурузу и белую кукурузу, а также про субсидии. В перерывах старичок, сидевший напротив меня, рассказывал (по-русски), как он посетил Советский Союз в конце 60-х и встречался с Семичастным, Месяцевым и Аджубеем. Когда я сказала, что была знакома с Аджубеем, он пригласил меня отобедать. До этого его биографию пересказала мне его старушка (по-английски), так что я уже вошла в курс дела. Подробности узнаю за обедом (если поправлюсь). Семичастный был тогда первым секретарем ЦК комсомола, а где он работал потом, мы тоже знаем. По некоторым деталям поняла, что и мой старичок работал там же, с противоположной стороны. После первого визита его много лет не пускали в СССР и пустили лишь с началом перестройки. Вот моя возрастная группа, и нечего придуряться, что это не так. Старички все, как ни странно, знают Наташу и, как один, восклицали: о, Наташа Толстикова! Приятно улыбаясь. Из чего мы с Дашей заключили, что Наташа – celebrity (знаменитость).
