Александр Лобанцев - Косово 99
Парни привезли важную новость: подкрепление из России вышло и движется сюда по железной дороге через территорию Греции. Кроме того, на самолётах также уже прибыло определённое количество наших сил и вероятно нас скоро заменят. В подтверждении этих слов чуть позже к нам прибыл военный медик в каком-то большом звании. Кажется он был подполковник, точно не помню. Он сразу занялся осмотром госпиталя, видимо командование в дальнейшем планировало развёртывание на его базе нашей медицинской части. Медик держался обособленно и как правило общался с нами через нашего Командира. Наш Командир с ним мало контактировал.
К осмотру госпиталя медик относился весьма серьёзно: он тщательно инспектировал все его помещения. Однажды он продемонстрировал мне свою принципиальность. В одном из помещений было складировано огромное количество чистых белых пластиковых канистр объёмом не то пять, не то десять литров. Я подумал, что эти канистры вполне могут пригодиться мне для питьевой воды - мало ли как дальше дело пойдёт. Я взял штуки четыре и не таясь двинулся с ними через госпиталь к своему БТРу. По дороге мне встретился военный медик который увидев у меня в руках канистры приказал мне вернуть их на место. Я сказал ему, что канистры мне нужны для дела и что там где я их взял их валяется полным-полно и от того что я взял себе четыре штуки там явно не убудет. Медик надулся как индюк и стал читать лекцию о том, что нехорошо присваивать себе сербское имущество, что всё имущество в госпитале посчитано, ну и всё такое прочее. Он пафосно выступал пару минут после чего приказал отнести канистры обратно. Я отнёс. На следующий день этот принципиальнейший человек предложил мне несколько вышеупомянутых канистр если я помогу ему навести порядок в одном из помещений. Как будто не он вчера «толкал речь» о недопустимости присвоения этого имущества. Не уважаю и не люблю двуличных людей. Разумеется я не стал ему помогать, мотивировав свой отказ необходимостью нести службу по охране госпиталя. Приказать он мне не мог, я ему не был подчинён. А канистры я всё равно взял себе, но не четыре, а две. Правда они мне в дальнейшем так и не пригодились. Разрешения у «принципиального» доктора я естественно не спрашивал.
Я стоял на посту (сидел на стуле) у въезда в госпиталь когда движущаяся по дороге британская БМП круто повернув направилась в нашу сторону. От дороги до нас было пара десятков метров и английская машина благополучно подъехала прямо к воротам госпиталя. Я прекрасно видел её и понимал, что прорываться на территорию госпиталя англичане не будут. Манёвр англичанина был дерзким, возможно это была провокация на предмет того, что в этом случае будут делать русские часовые. Русский часовой, то есть я, не сделал ничего особенного. Я просто поднялся со стула и встал на пути английской машины. Подойдя к носу грохочущей БМПэшки я стал показывать знаками её водителю чтобы он отъехал назад. Водила не отъезжал, из башни показались другие члены экипажа.
Я пытался всё же заставить экипаж убрать свою машину от въезда в госпиталь, но я крайне плохо говорил по-английски, да и двигатель БМП грохотал прилично - как следствие инглезы меня вообще не понимали. Конечно они видели мои жесты и понимали чего я от них хочу, но они явно не для того так резко сюда свернули чтобы вот так сразу убраться. Сербы наблюдали эту картину, вероятно такая дерзость англичан показалась им дополнительным свидетельством того, что от русских защиты ждать не стоит. Я реально не представляю, что я стал бы делать если бы англичане просто взяли да и поехали дальше, прямиком к подъезду. Или если бы они просто остались стоять на месте перегородив своей боевой машиной въезд в госпиталь. Приказать я им не мог, стрелять по ним я бы не стал. Кстати, никаких конкретных инструкций на счёт англичан мне никто не давал.
Если с албанцами всё было предельно ясно, то возможность вторжения на территорию госпиталя инглезов мы даже ни разу не обсуждали. Тут подошёл наш Командир, видимо он услышал шум и грохот. Быстро спросив меня о том, что тут случилось и получив исчерпывающий ответ он стал объясняться со старшим инглезов. После непродолжительных переговоров проводимых в основном при помощи жестов БМП поползла назад. Чего было надо инглезам никто из нас так и не понял. Как только англичане уехали Командир непривычно нервно, в резкой форме обратился ко мне: «Ты чё их сюда пустил?!» - «Товарищ капитан, я же их остановил на въезде» - «А чё сразу, у дороги, не мог остановить!? Чё они у тебя сюда проехали?!» - «Да как я их сразу остановлю-то, мне чё под гусеницу бросится что ли?» Командир, в основном при помощи мата, высказался о том как я несу службу. По его мнению службу я несу плохо. Попросту говоря он ругался. Командиру было очевидно, что я в данной ситуации не мог поступить по иному, он просто сорвал на мне злобу. Это было нетипично для него, обычно он был спокойный и рассудительный. Сказывались вышеупомянутые накопившаяся усталость и нереализованная агрессия. В этом смысле он не отличался от всех нас, даже не смотря на свой большой экстремальный жизненный опыт.
Наконец нас посетило высокое начальство. На наш пост прикатил генерал Попов, главный по всей миротворческой деятельности ВДВ. Это был полный пиздец. Моё знакомство с начальством произошло при следующих обстоятельствах. Не ведая о прибытии высокопоставленного проверяющего я шёл по госпиталю в трусах, солнцезащитных очках, тапках и естественно с автоматом в руках. Я как обычно шёл загорать. Выйдя в коридор я увидел картину которая мне сразу не понравилась: капитан В. стоял поникнув головой, а над ним буквально нависал тогда ещё неизвестный мне генерал, рядом топталась генеральская свита. Генерал злобно орал на нашего командира, командир стоял потупив взор и иногда что-то тихо отвечал ему. Мне стало жалко нашего командира - я понял, что сейчас командир получает за нас, за себя и просто потому что в российской армии принят такой порядок, при котором во время проверки начальники всегда терзают своих подчинённых.
Судя по тому как высокомерно вёл себя генерал можно было сказать, что приехал он к нам исключительно для тирании и реализации своего комплекса власти. Предполагаю, что ни порядок, ни дисциплина не были главными для этого человека, для него было главным насладиться своей властью. В дальнейшем это предположение нашло подтверждение: перед своей второй поездкой в Боснию, на сборах в Рязани, я имел «счастье» понаблюдать за деятельностью этого генерала. Он имел ярко выраженную склонность к всевозможным парадам и торжественным маршам, принимать которые он любил стоя на трибуне. Поскольку я находился в строю солдат замуштрованных тренировками этих никому ненужных парадов то я естественно не слишком был рад пристрастиям нашего «главнокомандующего».
Тогда, в госпитале, он походил на киношного эсэсовского офицера-садиста: как-то уж очень белобрысый, в фуражке с высоко задранной тульей он производил отталкивающее впечатление. Для полноты картины ему надо было бы показать на нас пальцем и заорать что ни будь на подобии: «Партизанен! Ахтунг! Фоер!». Когда в дальнейшем я видел его стоящим на трибуне под которой ровными колоннами проходили солдаты в голове у меня появлялись вполне определённые ассоциации. Неприятный человек и нетипичный для ВДВ офицер.
Завидев высокопоставленного проверяющего я резко изменил курс и направился в комнату где лежали моя форма и бронежилет. Генерал всё же увидел меня и продолжая орать ткнув пальцем в мою сторону повелел мне подойти. Я подошёл, представился как положено, и на вопрос о своеобразности своей формы одежды ответил что собирался в душ поскольку мне было необходимо помыться. Генерал больше не уделял мне внимание и снова принялся словесно тиранить нашего беззащитного Командира. Я был отправлен привести себя в надлежащий вид, попросту говоря одеться в военную форму. Когда спустя несколько минут я вышел одетый и экипированный генерал уже уехал. Командир к происшествию отнёсся стоически - за свою жизнь он много всего повидал, да и годы проведённые в армии научили его не ждать от начальства ничего хорошего.
Капитан В. выглядел уставшим и немного разозлённым. Завидев меня он без большого энтузиазма высказал мне за то что я шляюсь голый в то время когда приезжают проверяющие. Командир даже не догадывался о том, что я узнал о прибытии генерала только тогда когда вышел в коридор. Меня просто никто не предупредил - мы совсем расслабились. Командир сообщил, что за нарушение дисциплины нас снимут с этого поста. Так оно и вышло.
То, что нас будут менять было известно заранее и поэтому «вламывая люлей» генерал просто решил показать на нас свою власть. Видимо ему это доставляло удовольствие. Известие о том, что нас снимут с этого поста лично меня обрадовало, поскольку я уже не мог больше общаться с сербами. Мне было стыдно перед сербами за то, что мы не защищаем их. Я не мог общаться с людьми которые ждали от нас, братьев-славян, помощи и защиты, но не получили этой самой помощи хотя мы вполне могли бы её оказать. К тому же мне очень сильно не нравилось поведение самих сербов. Многие сербы стали относиться к нам как будто ЛИЧНО мы виноваты в бездействии со стороны России. Я никогда не понимал придурков которые слишком многого хотят от обычных людей, в данном случае от простых солдат. Ну если в конце-то концов вам, разлюбезные сербы, так не нравиться бездействие России так и съездите в Москву да плюньте в лицо Ельцину. Зачем показывать свою недоброжелательность нам, простым российским парням? Парням, в большинстве своём готовым помочь, и даже в меру сил помогавшим вам. Короче, огорчало меня поведение некоторых сербов, но всё же чувство стыда перед ними превалировало над всеми другими чувствами. После отъезда из госпиталя я больше не общался ни с одним из косовских сербов.