Владимир Милов - Энергетическая политика в России
Ведущая: Но Чубайс в этом не виноват. Чубайс действительно создавал конкурентный рынок.
Милов: Я думаю, что виноват. Я говорил с ним два года назад на эту тему. Я прямо так и сказал: «Анатолий Борисович, вы же понимаете, что система, которую вы делаете, она находится под серьезным риском попасть в чужие лапы. Вы даже знаете в чьи. А они в конкуренции не заинтересованы. Они заинтересованы в монополизации и выкачивании из потребителя денег, как это они делают с газом».
Чубайс виноват в том, что не защитил систему, которую создает, от таких рисков.
Ведущая: Поди защити!
Вопрос: Екатеринбург.
Когда мы говорим об альтернативных источниках энергии, то подразумеваем, что основными являются нефть и газ. Те же автомобили ездят на бензине. Но вчера нам рассказывали о том, что в ряде стран мира происходит переход и разработка масштабных альтернативных источников энергии, которые призваны заменить бензин. Как вы относитесь к тому, что существует нефтяное лобби, которое не дает развиваться новым технологиям? Кто заинтересован и может являться источником инноваций?
Милов: Я должен сказать, что как раз нефтяные международные компании больше всего вкладывают денег в разработку альтернативных технологий. И они добились самых лучших результатов. Они же умные люди. В нефтегазовых компаниях работают умнейшие люди, которые прекрасно понимают, что если процесс нельзя остановить, то его лучше возглавить. Они понимают, что только их личное участие в разработке альтернативных технологий поможет им завоевать лидирующие позиции на тех рынках. Они понимают, что в перспективе переход на альтернативные источники неизбежен. Вопрос – сколько времени это займет.
Есть субъективная штука, связанная с тем, что использование традиционных продуктов переработки нефти на порядок дешевле, чем все эти альтернативные игрушки. Дорого переходить на водород. Дорого переходить на биотопливо. К тому же, просто земли не хватит, чтобы это выращивать. Что делают в Бразилии, которая чемпион мира по использованию этанола? Они производят не очень много биотоплива, а подмешивают его в стандартный бензин. Типа 2-10%. То есть, говорить о массовой замене при такой разнице в цене не стоит.
Очень важно понимать, что альтернативным источникам энергии предстоит пройти серьезный путь коммерциализации, чтобы они стали экономически выгодны. Это все очень дорого. Гораздо дороже традиционных. Поэтому используют традиционное, что оно намного дешевле, а не потому, что лобби есть.
Поверьте, лобби прекрасно держит нос по ветру. Лобби готово возглавить процесс перехода на альтернативное топливо, но пока это дорого. Думаю, у нас есть 20-30 лет, за которые мы можем себе позволить прорыв, чтобы стоимость этого дела резко снизить. Это возможно. Вспомните компьютеры, мобильную связь. Возможно такого прорыва добиться, и время у нас есть. Правда, если мы эти 20-30 лет упустим, то проблема с нехваткой нефти будет действительно. Но пока такой проблемы не предвидится.
Вопрос: Тамбов.
Что представляет собой ваш Институт энергетической политики? Реально ваше влияние на энергетическую политику? Привлекают ли вас в качестве экспертов при подготовке законопроектов?
Милов: Институт – очень маленькая организация, которая построена вокруг меня и моей команды людей, которые со мной работали в федеральных органах власти. Это частная консалтинговая структура. Мы консультируем крупный бизнес по поводу политических рисков.
То, что я веду общественную деятельность, делюсь своими знаниями о том, как правильно нужно строить энергетическую политику, это просто хобби. Это типа благотворительности.
Чем мы живем? Это оказание консалтинговых услуг крупному энергетическому бизнесу, но частному, а не государственному.
Участвуем ли мы в подготовке законопроектов? Мы участвовали до 2004 года включительно, когда я стал открыто выступать против. Я открыто стал выступать против нашего руководства. Во-вторых, у них пропал интерес, то есть они перестали разрабатывать серьезные стратегии, программы, законы. Все, что сейчас делается, это профанация. В начале путинского правления, когда была программа Грефа, был прорыв в сторону выработки стратегии развития, какой-то экономической политики. Все, что сейчас делается, это профанация, просто обертка для лоббистских действий и корпораций. Участвовать в этом нет никакого желания. Да они, в общем-то, и не зовут по первой причине.
Влияние, безусловно, мы оказываем очень серьезное. Во-первых, некоторые вещи, которые я говорю, они просто делают. Мысль у них бежит за нашей. Например, участие того же «Газпрома» в деятельности по контролю над газохранилищами в Европе. Когда был украинский кризис, я говорил: «У вас есть проблемная транзитная страна. Там есть риски не долгосрочного бойкота, блокады, а краткосрочных перебоев. Что надо делать? Надо запасти немножко газа в Европе, в хранилищах, а если возникнут трудности, дать его потребителям». Они сказали: «Знаете, мы нашли выход, чтобы вас эти проблемы не затронули». Это была моя идея.
Есть масса других идей. Например, сжиженный газ. Многие наши идеи становятся мейнстримом. Но есть и другой тренд. Вынужден констатировать, что делают специально наоборот. Я уверен в этом. Они очень внимательно читают все, что я говорю, но некоторые вещи делают специально наоборот. Случай с Польшей, например. Я не понимаю. Что за этим стоит. Я считаю, что это идиотский результат политики, что мы во всех смыслах потеряли Польшу. Этого не надо было делать. Это наша ближайшая опора и союзник должен быть в новой Европе. К сожалению, в энергетической сфере на ровном месте переругались с ними. Сегодня у нас просто нет отношений – ни политических, ни экономических, ни гуманитарных.
Я слышал историю. Было специальное указание, которое не афишировалось, но оно обязательно для исполнения властным структурам: сворачивать коммерческий оборот с Польшей любыми средствами. Это похоже на эмбарго Грузии и Молдавии. Я считаю, что это идиотизм.
Вопрос: Мурманск.
По Штокмановскому месторождению. Видите ли вы перспективы в его развитии? Какие сроки его освоения?
Второе. Испытают ли жители Мурманской области от этого пользу?
Третье. По мурманскому порту. Какие вы видите перспективы его эффективного использования?
Милов: Я начну с последнего, потому что это очень болезненная вещь. Я всегда был сторонником того, чтобы мурманский порт превращать в главные наши экспортные ворота. В Мурманске море не замерзает. Некоторые порты на Балтике замерзают, в частности, Приморск. Дело в том, что до Мурманска доходит Гольфстрим. Это незамерзающее и глубоководное побережье, которое позволяет крупнотоннажные танкеры принимать.
Если посмотреть, то какая разница – до Питера или до Мурманска везти? По расстоянию – никакой. Если построить инфраструктуру. Балтику развивали не только русские, но и финские, и эстонские порты. Балтика стала основным нашим экспортным направлением. Вот Мордашов везет из Череповца металлопродукцию на экспорт. Какая ему разница – делать это через Питер или через Мурманск?
В чем проблема Балтики? Это очень проблемное море. Во-первых, очень мелкое. Во-вторых, там бешеный трафик. Средняя глубина Финского залива – 10 метров. На Губе глубина около 3 метров. Если там только один танкер грохнется, а риск огромный, потому что наши до сих пор используют однокорпусные танкеры, а при таком трафике ночью капитан, выпив, заснул. И вы знаете, как это бывает.
При море с таким низким содержанием кислорода, с такой тяжело регенерируемой фауной. Ходорковский говорил: «Одна авария на Балтике – и все, можно считать трафик закрытым». И жизнь в Балтике тоже.
А насчет Мурманска я считаю, что это стратегическая ошибка.
Что касается Штокмановского месторождения. Это будет колоссальный проект. Он очень много принесет и Мурманску. Но надо понимать, что это не такое простое дело, как об этом рассказывают. Это самое сложное месторождение в мире. Тут незамерзаемость играет злую шутку, потому что это район с дрейфующими льдами, айсбергами. Там очень сложно поставить платформу. Здесь и начинается конфликт между практической реальностью и подходами и традициями, которые в нашей бюрократической системе, в госкомпаниях существуют.
Люди хотят делать платформы. Совершенно ясно, что это очень рискованное решение из-за айсбергов. У «Севморнефтегаза» на сайте написано, что мы хотим сделать такую платформу, которую в случае приближения айсберга можно будет быстро отбуксировать. Вот так и будем туда-сюда гоняться, убегая от айсбергов.
Но при этом они начали параллельный процесс принятия единоличных решений, без участия партнеров, о технических параметрах разработки месторождения. Они в прошлом году разместили заказ на производство двух платформ для разработки Штокмана, не дожидаясь привлечения партнеров, на сумму 2 млрд. долл. На Выборгском судостроительном заводе, на Балтике, который не имеет крупных заказов уже более 10 лет, но зато он принадлежит банку «Россия», владельцами которого являются друзья нашего уважаемого президента.
