Лев Квин - Горький дым костров
Пришлось залечь за ними.
Двое фашистских солдат с ведрами в руках прошли по тропинке. Впереди плелась бабка, показывала, видно, где вода.
Вернулись обратно с полными ведрами. Пошли снова. Потянуло запахом жареного сала. Плакал ребенок. Солдаты смеялись, пели крикливую песню про какую-то Эрику.
По-видимому, расположились они здесь надолго. Уйти было невозможно. Фашисты расхаживали группами, курили, бегали за водой к речке, дурачились, гоняясь друг за другом.
Просто удивительно, что их так и не обнаружили.
Руководитель группы лежал, сжав в застывшей руке «ТТ». Он рассказывал потом, что всю свою жизнь перебрал за эти мучительно долгие часы. Родню вспомнил, с каждым мысленно попрощался.
И тут заметил, что у лежавшего за ним политрука закрыты глаза, Сразу забеспокоился. Что с ним? Не попала ли ненароком шальная пуля?
Окликнул едва слышным шепотом:
— Э! — и тихонько толкнул валенком в плечо. Тот открыл глаза, посмотрел удивленно:
— Что такое?
— Ничего, ничего!..
Слава богу, жив!
Они уползли с пригорка в овраг лишь с наступлением темноты. Чуть ли не полсуток пролежали без движения на снегу, под самым носом у фашистов.
По дороге на базу, едва придя в себя от пережитого, Андрей Дмитриевич спросил:
— Ты, Иван Иванович, уж не спал ли там, на снегу, когда я тебя окликнул?
— Ну что вы! — хмыкнул Фризен. — Холодно очень, никак было не уснуть. Так, подремывал малость.
— Да-а… — руководитель группы удивленно крутнул головой. — Сон у тебя, видать, хороший.
— Вообще-то не жалуюсь… — и признался: — Ночью после бани очень хотелось как следует выспаться, но из-за затянувшегося угощения не пришлось. Неудобно ведь выйти из-за стола и завалиться на койку — еще обидишь гостеприимных хозяев.
Свои и чужие
С тех пор руководитель группы стал все чаще поручать своему политруку проведение боевых операций. Он знал: срывов или нежелательных отклонений от намеченного плана Иван Иванович не допустит. На него можно смело положиться.
А дел с каждым новым днем становилось все больше и больше.
В январе сорок третьего Красная Армия перешла в наступление под Ленинградом. Затем последовали мощные удары по противнику у Старой Руссы и Невеля.
Эти районы находились в непосредственной близости зоны действия отряда. Одного только сбора разведывательных сведений стало теперь недостаточно. Для того чтобы помочь наступающим войскам, партизаны развернули свое «малое наступление» — широкую диверсионную деятельность.
На первый план вышла теперь война на рельсах. Дня не проходило без того, чтобы в воздух не взлетал эшелон с боеприпасами, техникой либо солдатами врага.
Особое место заняли боевые операции, которые партизаны окрестили «концертами». Охрана железнодорожных путей ввиду близости фронта еще более усилилась, и подрывникам стало почти невозможно незамеченными подбираться к полотну. Тогда стали применять совершенно иную тактику. Группа, разделившись на две части или взаимодействуя с другой партизанской группой, производила одновременный налет на соседние железнодорожные станции. Там завязывались бои с фашистскими гарнизонами. Патрули с участка между станциями, заслышав перестрелку, спешили на помощь к своим и оголяли путь. А этого только и ждали подрывники, укрывшиеся где-нибудь возле насыпи.
«Концерт» чаще всего длился минут пятнадцать-двадцать, редко больше получаса. Но и за это короткое время подрывники успевали уничтожить рельсы на достаточно большом протяжении. Надолго прерывалось движение поездов.
Пока гитлеровцы доставляли ремонтно-восстановительные поезда и чинили путь, на станциях скапливались воинские эшелоны. Оставалось только разведать, где их побольше и груз поважнее, и сообщить по рации в штаб. Прилетали самолеты. Ожесточенная бомбежка завершала боевую операцию.
Когда же наконец ценой больших усилий путь удавалось привести в порядок, следовал новый «концерт», уже совсем в другом месте, с таким расчетом, чтобы движение воинских эшелонов на Варшавской дороге хоть где-нибудь да застопорилось.
Гитлеровцы долго и тщетно искали противоядия против таких молниеносных ударов. Им пришлось создавать специальные мобильные отряды — за счет пополнений, предназначенных для фронта. Но и это помогало лишь отчасти. Теперь партизаны проводили один за другим несколько мелких отвлекающих налетов, а когда гитлеровские мобильные отряды ввязывались в бой, следовал главный удар совсем в другом месте.
Этот вид боевой деятельности требовал от партизан не только высокой организованности, но и постоянного пополнения своих рядов. Налеты на сильно укрепленные станции не обходились без значительных потерь.
Разведку тоже стали вести иными методами. Хотя наблюдение за железной дорогой по-прежнему оставалось главным источником информации, оно дополнялось сведениями, полученными и от добровольных помощников партизан из числа мирных жителей, и добытыми другими путями.
Таким вот образом поступило однажды в группу сообщение, на первый взгляд, совершенно безобидное.
На одном полустанке, не на полустанке даже, а на остановочном пункте, где и фонаря-то доброго нет, внезапно притормозил, лязгнув буферами, эшелон с ранеными, следовавший из-под Ленинграда. С подножки одного из вагонов соскочил приметный здоровенный обер-лейтенант и махнул рукой машинисту. Состав, набирая скорость, двинулся дальше, а обер-лейтенант неспешно зашагал в сторону лесной деревушки вблизи полустанка.
Вроде бы рядовой, ничем не примечательный случай. Но партизанские разведчики насторожились. Что за обер-лейтенант? Почему один, без всякой охраны, да еще заявился таким необычным способом?
Запросили своего человека, работавшего на соседней большой железнодорожной станции, откуда следовал эшелон. Может быть, ему что известно?
Оказалось, известно. Обер-лейтенант этот — немецкий снабженец. Его контора занимается продовольственными делами, обеспечивает лесом строительство военных объектов. Обер-лейтенант нередко разъезжает по окрестным деревням и лесхозам на своем служебном, покрытом уродливыми желто-зелено-коричневыми пятнами «фольксвагене». Но в тот день в машине забарахлил мотор. Обер-лейтенант, передав «фольксваген» в распоряжение механика из комендатуры, явился на станцию и потребовал, чтобы его посадили на ближайший же поезд в сторону Пскова. Партизанский связник сам бегал договариваться с машинистом, чтобы тот попридержал состав на нужном офицеру полустанке.
Вот и все.
Но опять-таки оставалось много неясностей. Разведчики ломали себе голову, чтобы в них разобраться, Если обер-лейтенант снабженец, то почему он не связался со старостой деревушки, как это обычно делалось? И вообще, в деревне его никто не видел. Что же он заготавливал, этот продовольственных дел чиновник? Может быть, снабженческими делами он занимается только для маскировки, а главное для него совсем другое? Скажем, тайные встречи с предателями, помогавшими оккупантам? Поступали же из разных мест тревожные сообщения о строго законспирированных свиданиях на явочных квартирах каких-то фашистских чинов с местными жителями. Уж не создается ли гитлеровцами разветвленная агентурная сеть на случай вынужденного отступления?
Вот какой клубок размотался от замеченной наблюдательным человеком случайной остановки поезда на полустанке.
Наиболее точно ответить на беспокоившие партизан вопросы мог бы, конечно, сам обер-лейтенант. Но как до него добраться?
В снабженческой конторе, где заворачивал делами обер-лейтенант, работала девушка, помогавшая партизанам. Правда, для спесивого начальника она была нулем без палочки, мельчайшим винтиком, ничтожеством, на которое он не обращал решительно никакого внимания. Но проблеск надежды все же появился. Что если эту ниточку потянуть поэнергичнее?
И привлекательная девушка-конторщица стала все чаще улыбаться своему шефу, вздыхать, строить ему глазки…
В это же время произошла неприятность. Тот самый партизанский связник, который работал на станции, попал в поле зрения местной гитлеровской контрразведки. Он заметил за собой настойчивую слежку. Подозрительные личности, угощая конфетами его малолетних детей, расспрашивали их, с кем папка встречается, не ночуют ли у них дома чужие. Все указывало на то, что не сегодня-завтра его могут взять, и надо помочь ему быстрее исчезнуть со всей семьей из станционного поселка.
Томные вздохи молоденькой служащей сделали в конце концов свое дело. Обер-лейтенант милостиво согласился помочь ей перевезти на квартиру кое-какие вещички, которые она собиралась купить на барахолке.
Поздним вечером, когда кончалась служба в конторе, за входной дверью домика, где жила мнимая воздыхательница, к встрече долгожданного гостя приготовились двое партизан. А остальные расположились в соседнем дворе живописным деревенским табором: две повозки, оживленно беседующие безобидные мужички, бабы, детишки.
