Софья Дубинская - Следы неизвестного
— Только запишите, Семен Семенович: я все чистосердечно…
— Зяму, кажись, повязали!
Шнобель тяжело дышал, видно, бежал. У Химика на скулах заиграли желваки.
— «Кажись» или точно?
— Не знаю. На брод не пришел.
— Ну, это еще ничего не значит. Может, не выгорело у него. А у тебя как?
— Вот.
— «Удостоверение… выдано Матвееву Ивану Ильичу, работающему мастером…» Ага, комбинат «Печенганикель» — это в Никеле? Хорошо… Паспорт… Так. Вот что: через полчаса будь здесь. Где этот Иван Ильич?
— У моей знакомой. Вдрызг. Спит.
— Хорошо. Потом отнесешь обратно.
Химик закрыл на ключ дверь, посмотрел в окно на уходящего к автобусной остановке Шнобеля, потом приподнял крышку стола. В тайнике среди груды различных паспортов, трудовых книжек, пропусков нащупал пальцами лупу и пакет фотобумаги…
Шнобель явился ровно через полчаса. Химик отдал ему документы.
— На, вези. Да не вздумай у этого мастера монеты брать. Стой-ка! — Он схватил карманника за лацканы плаща и зло посмотрел в его бегающие глазки. — Пошерстил уже? У, гад! На́ полста, а ему все до копейки верни. Понял? Завалишь — душу выну! Иди! Нет, подожди… Узнай, что с Зямой.
— Узнавал уже, только что от него. Папахен говорит — в Кировск отправил, там его дядя на работу устроит. На меня понес. Сбиваешь, говорит, его с панталыку…
— Да, сволочь ты порядочная… Ну, да ладно, иди.
— Фрэда видел. Говорит, дело есть.
— Давай, давай, чеши! С Фрэдом увижусь вечером.
Вечером Фрэд показал ему очередного клиента. Чернявый, модно одетый парень за словом в карман не лез.
— Алексей Матвеевич Захаров я. А для родных и близких — Лешечка. Понимаешь, уж очень тут не климатит мне. Вот так надо в армию, и чем скорее, тем лучше. Капитан кричит, что вернется из рейса, стоянка будет побольше — посадит меня.
— Есть за что?
— Да как тебе сказать… От этих-то грешков я отмахнусь. Хвосты кое-какие…
Лешечка, волнуясь, перебирал в пальцах ключи. Присмотревшись, Химик понял, что это отмычки для вагонных дверей.
— Не в ладах с железнодорожной милицией?
— Ах, это?.. — Лешечка смущенно сунул отмычки в карман расклешенных брюк. — Это — в том числе… Пароход придет недели через полторы, мне бы к этому времени надо трудовую с «собственным желанием» и какую ни на есть характеристику. Придет капитан, а ловить уже некого…
— Что ж, одобряю. Парень ты, видать, с головой… А платить как собираешься?
— Есть валюта, найдется покурить…
— Гашиш? Анаша? — живо заинтересовался Химик.
— Не только… В общем, на днях кое-что привезут…
Нет, Химик положительно попал в полосу везения. Только сегодня, зарядив оставшимися крохами гашиша две сигареты, он с тоской подумал, что взять больше неоткуда, — и вот счастье само в руки идет!
— Ну, считай, договорились, Алексей Матвеевич. Только одно меня смущает: не поздно ли ты в армию собрался?
— Не поздно. Гражданин прокурор раньше не пускал.
— Понятно. Так, на завтра прошу. Прихвати покурить. Там и обмозгуем детали.
На другой день Лешечка пришел с бутылкой коньяку. Поставил ее на стол, бросил рядом целлофановый пакетик с наркотиком. Химик влюбленно разглядывал через целлофан темные крупинки.
— Теперь живем… Знаешь, я не сразу сделаю тебе трудовую. Дня через два освобожусь от срочного заказа… Высший сорт! Да ты не беспокойся: за мной не пропадет. Все сделаю в лучшем виде. Трудовую принес? Ладно, я сначала закусить соображу.
Рая работала в ночную смену, ужин получился холостяцкий. Но сардины, колбаса, сыр — все в приятном изобилии.
После коньяка Химик потянулся к наркотику.
— Ну, покурим. А потом кофе сварю.
Он вытащил из двух сигарет по щепотке табаку, растер жесткими пальцами наркотик, ссыпал его в гильзу, заткнул табаком.
— Держи!
— Меня пардоньте, я лучше коньячку.
— Что ж, правильно, тебе нельзя, — Химик жадно затянулся. — Я так и думал, что ты не из мелких пернатых. И хорошо имеешь с этого дела?
— Без закуси пить не приходится. Кстати, пока не под балдой, возьми, — Лешечка отдал трудовую книжку и равнодушно отвернулся к окну. В отражении темного стекла увидел, как Химик слегка приподнял крышку стола, сунул туда документ.
До кофе дело так и не дошло. Лешечка достал из кармана еще одну бутылку. Химик еще покурил. Разговор, сначала несвязно-возбужденный, постепенно сам собой иссяк. Последнее, что помнит Химик, — это фигура привалившегося в угол дивана Лешечки. Лешечка запомнил нечто большее. Он видел, как Химик обшаривал карманы висящего на спинке стула Лешечкиного пиджака, как, повертев в руках деньги и отмычки, сунул их назад, а второй целлофановый конвертик — в тайник под крышкой стола. Потом заботливый хозяин снял со спящего Лешечки туфли и, попутно ощупав карманы брюк, положил гостя на диван. Затем сам упал на кровать.
…Еще часа через полтора Лешечка среди многочисленных документов нашел, наконец, в тайнике интересующую его фотокарточку Гагина. Положив ее на место, он лег и на этот раз уснул по-настоящему.
* * *В ближайшие три дня новые друзья были неразлучны. Неожиданная привязанность Химика объяснялась просто. У него не проходило неприятное ощущение после разговора в сквере возле «Родины». Темный дядя не внушал особого доверия. Пятьсот карбованцев он отвалил, конечно, не задумываясь. По-настоящему это и была красная цена за работу. Но так ли легко отвалит он еще два с половиной куска? Нет, надо иметь с собой надежного человека. Рослый и дюжий Лешечка годился для этой роли, как никто другой. Не интеллигешку же Фрэда или хилого Шнобеля брать с собой… А Лешечка подойдет. Правда, стоит для верности прощупать…
За день до встречи с «дядей» Химик предложил как бы между прочим:
— Знаешь, я тут примелькался уже… Ты не смог бы в ателье проката заделать магнитофон?
Лешечка и бровью не повел.
— Тебе нужны монеты? Возьми у меня.
— Мне нужен магнитофон.
— Лишний хвост, сам понимаешь, мне ни к чему… Ну, да ладно. Возьму на две недели, а там пусть ловят…
— Забито. Давай фото.
Поддельный паспорт, подготовленный, по-видимому, заранее, через два часа был у Лешечки в кармане. А еще через два магнитофон стоял у Химика.
— Вот спасибо! После реализации половина твоя. Да, еще одно дело. Может, подскочишь ко мне завтра в двенадцать?
— Давай позднее. В двенадцать я ребятам обещал…
— Нельзя позднее. — И не пожалеешь. Дело в общем несложное: побыть возле меня, а в случае чего — поддержать…
…Химик, ни на кого не глядя, прошел к буфету, стал в очередь. Изучив витрину с коржиками и бутербродами, заказал только два кофе. Поставил стаканы на столик, возле которого рослый мужчина в темных очках, плаще «болонья» и серой кепке тоже пил кофе, заглядывая в раскрытую книгу. Химик положил на стол сложенную вчетверо газету. Книга опустилась на нее, а потом мужчина начал читать с удвоенным вниманием. Видно, то, что было в книге, понравилось ему. Удовлетворенно улыбнувшись, он незаметно положил под газету плоский пакет.
— Руки на стол, — раздался знакомый голос из-за плеча Химика.
Мужчина вздрогнул, потом покорно положил на стол руки, покрытые татуировкой.
— Все в порядке, Лешечка, — улыбнулся Химик, не оборачиваясь.
— Руки на стол!
Химик резко обернулся. Сзади полукругом стояли пятеро.
— Чего крутишься! Привел на хвосте, подлюга! — человек в темных очках с ненавистью плюнул Химику в лицо…
— Я понимаю, Василий Артемьевич: растить молодые кадры, радоваться и все такое… — Пятунин вертел в руках граненую рюмку. — И стыдно мне, а вот не могу не признать: завидую. Ведь возьми меня. Начинал-то как? По плевому дельцу, бывало, горб натрудишь, будто бандитскую шайку раскроешь. А результат? Штраф сто рублей. Тогда ведь все на сотни да тысячи было…
Килдин на одной руке держал своего очередного пациента — подбитого голубя Гопку, а с ладони другой давал ему склевывать хлебные крошки. Гопка хлеб не клевал, а все норовил ущипнуть клювиком пальцы.
— Ну драчун, ну забияка!.. И что дальше?
— Вот я и говорю. Те места, где я на карачках пролезал, они, молодые, берут как барьер — с лету, с маху…
— Что ж ты хочешь, Семеныч? Университет есть университет. Но к чему ты это?.. Гопка, отстань!
— Да вот скоро на пенсию…
— Ну и?
— О замене, говорю, надо подумать.
— Ну и?
— Оставь ты, ради Христа, своего голубя! Ему тут о деле толкуют… Захарова, говорю, давай готовить.
КРУГОМ ЛЮДИ
ДОПРОС
Огромный борт плавбазы, будто скала, нависал над причалом. На грязно-шаровом фоне — потеки мазута, проплешины ржавчины. Игорь, подхватив чемодан и осторожно ступая по нечистому трапу, поднялся на палубу.
