В. Пенской - Сражение при Молодях 28 июля - 3 августа 1572 г.
Остаются ногаи. Их число оценивается по-разному[115], и, очевидно, здесь все упирается в то, кто именно из ногайских мурз участвовал в этом походе. Отметим, что в источниках неоднократно упоминается число воинов, которые способны были выставить Большие и Малые Ногайские орды. Так, русский посол в Англию Г.И. Микулин в 1601 г. заявлял, что «воинских людей в Заволжских Нагаех болши осмидесяти тысячь…», тогда как «Казыева улуса мурзы» могут выставить 50 тыс. «воинских людей»[116]. В том, что и Большие, и Малые Ногаи принимали участие в походе, сомнений нет[117]. Однако, памятуя о их старинной вражде, трудно представить, чтобы Гази-бий, глава Малой Орды, и Дин-Ахмад-бий, глава Большой Орды, сражались бок о бок. Следовательно, можно предположить, что от последних в походе участвовали лишь отдельные мурзы. Тем более, что Большим Ногаям нужно было беречься внезапного нападения их старинного врага, главы Казахской Орды Хакк-Назара[118]. Точно также есть серьезные основания сомневаться в активном участии в походе на Москву и Малых Ногаев. В астраханском походе 1569 г. в составе соединенного турецко-татарского войска, по словам И.П. Новосильцева, была всего лишь тысяча «Казыевых людей»[119].
Таким образом, не может быть и речи о том, что ногаи выставили в поле всех своих боеспособных людей. Но какую их часть? По мнению В.В. Трепавлова, в походе приняли участие 30 тыс. ногаев Большой Ногайской орды — 15 тыс. из улуса нурадина Уруса и 15 тыс. из улуса Ураз-Мухаммеда и других ногайских мурз[120]. Но 30 тыс. ногаев — слишком уж большое войско[121]. Получается, что Большие Ногаи оказались «правовернее» по отношению к Девлет-Гирею, чем Гази-бий, «каменная стена Крымского юрта»? Не пытаясь определить, сколько всего воинов Дин-Ахмада-бия приняло участие в походе Девлет-Гирея на Москву, предположим, что если и больше «Казыевых людей», то не намного. Всего в сумме их было, по нашему мнению, менее 10 тыс.
Следовательно, по нашему мнению, ханское войско скорее всего насчитывало до 50 тыс. воинов. Кстати, об относительной немногочисленности войска говорят и быстрые действия татар в ходе боев на Оке и под Москвой — трудно представить, что 20 тыс. всадников с заводными лошадями могут переправиться через Оку в течение короткой июльской ночи по одному только броду. Определенно в состав армии Девлет-Гирея входило несколько сотен (не более тысячи) его собственных «стрельцов», которых и имели в виду современники, когда говорили о «янычарах» на службе у крымского «царя», и легкая полевая артиллерия[122]. Естественно, армию сопровождал и значительный по размерам обоз-«кош»[123], тем более что речь не шла о простом стремительном набеге за ясырем, но о серьезной войне, о «прямом деле».
Итак, на берегах Оки предстояло встретиться двум армиям. Татары имели несомненное преимущество в коннице, тогда как русские — в пехоте и артиллерии, к тому же русское войско опиралось на заблаговременно возведенные полевые укрепления. Это позволяло компенсировать определенное численное превосходство татар, однако у них было серьезное преимущество. Девлет-Гирей наступал, а Воротынскому приходилось держать оборону, таким образом татары владели инициативой, по крайней мере, на первой фазе операции, и могли выбирать время и место боя. Поэтому крымский «царь» мог держать свои «полки» в кулаке, тогда как Воротынский, не зная точно, где враг нанесет свой удар, волей-неволей должен был растянуть свои силы «тонкой красной линией» вдоль берега Оки от Калуги до Каширы.
Все это делало исход схватки трудно предсказуемым. Цена ошибки была очень велика. Иван Грозный прекрасно все это понимал, и не случайно, прибыв в Новгород 1 июня 1572 г., он искал успокоения и ответа на терзавшие его вопросы в религии[124].
К этому времени колесо войны уже было раскручено. Избежать войны Девлет-Гирей не мог, даже если бы и захотел — как и у Ивана Грозного, у него не было пути назад. После громогласных заявлений, сделанных после сожжения Москвы, позволить русскому государю и дальше оттягивать разрешение вопроса о Казани и Астрахани означало признать, что хан переоценил свои успехи и размеры того поражения, которое он нанес Ивану. На карту была поставлен не только репутация самого Девлет-Гирея, но и престиж Крымского ханства, его претензии на роль защитника и покровителя всех татар и ислама в Восточной Европе. В марте Девлет-Гирей дождался прихода ногаев и затем, собрав большую часть своих людей, примерно во второй половине мая вышел из Крыма и встал, скорее всего, на Молочных водах, дожидаясь отстающих[125]. Собрав же все рати в одно целое, в середине июня 1572 г. Девлет-Гирей начал свой, как оказалось впоследствии, роковой поход на Москву[126].
Поскольку и конечная цель похода была хорошо известна, и силы, собранные ханом, позволяли насчитывать на успех, то, видимо, Девлет-Гирей и его лучший военачальник и родственник Дивей-мурза (сын Дивея был женат на дочери хана) не слишком озадачивались вопросом — по какому маршруту идти на Москву, выбрав к тому времени хорошо изученный татарами путь, Муравский шлях. Двигаясь медленно, так как быстрому маршу мешал большой обоз и верблюды, которые отнюдь не являлись быстроходными скакунами, в первых числах июля ханское войско достигло верховьев рек Мжа и Коломак. Видимо, где-то в этом районе они были обнаружены русскими сторожами. Немедленно гонцы помчались с вестью в Путивль и Рыльск. Оттуда тамошние наместники князья Г.И. Коркодинов и Г.В. Гундоров отписали на «берег», князю М.И. Воротынскому, и в Москву, князьям Ю.И. Токмакову и Т.И. Долгорукому, об обнаружении неприятеля. 17 июля об этом узнал Иван Грозный[127]. Незадолго перед тем «…государь царь и великий князь Иван Васильевичь всеа Русии из Новагорода от себя посылал на берег перед царевым приходом к бояром и воеводам и ко всей рати московской и новгороцкой (выделено нами. — В.П.).То есть можно предположить, что речь идет все-таки о детях боярских, собранных со всех (sic - !) новгородских пятин, а в предварительной ведомости подьячим Разрядного приказа была допущена описка) с своим государевым жалованным словом и з денежным жалованьем князь Осипа Михайловича Щербатово Оболенсково, да Ивана Черемисинова, да думново дьяка Ондрея Щелкалова. И князь Осип Щербатой государевым словом бояром и воеводам и всей рати говорил, чтоб государю служили: «а государская милость к вам будет и жалованье»; и поехали к государю…»[128]. Инспекционный характер поездки не вызывает сомнения, равно как и стремление Ивана приободрить засидевшихся и притомившихся от вынужденного безделья ратных людей государевым жалованием и обещаниями будущих милостей и наград. Очевидно, что эта раздача оказалась как нельзя более вовремя — спустя несколько дней после отъезда государевых посланцев стало ясно, что ждать решающей схватки осталось недолго.
Между тем машина войны постепенно набирала обороты. Воеводы «украинных» городов узнали о том, что из Поля надвигается на Русь крымское войско, не позднее 9—11 июля. Сразу после этого они поднялись со своими людьми и, оставив в пограничных городах-крепостях небольшие гарнизоны, пошли на «сход» с «береговыми» воеводами согласно заранее составленной диспозиции[129]. В назначенные полки они прибыли к середине июля, тем самым завершив развертывание русской армии[130]. М.И. Воротынский и подчиненные ему воеводы усилили разведку, пытаясь как можно точнее определить главное направление удара неприятеля и успеть стянуть туда все свои силы. Противник облегчил им решение этой сложнейшей проблемы. 25 июля татарские отряды сожгли тульский посад[131], но поскольку осада и штурм Тулы, мощной крепости с сильной артиллерией, в планы Девлет-Гирея не входили, мимо хорошо знакомых стен и башен русской крепости неприятель проследовал дальше к северу, к Оке.
На «берегу», в Серпухове, где находился Воротынский и его штаб («походный шатер»), получив вечером 25 июля известие о появлении татар под Тулой, могли вздохнуть с облегчением — противник явно намеревался нанести главный удар вдоль Крымской (Серпуховской) дороги, по кратчайшему направлению прямо на Москву. К этому времени, видимо, занимавшие позиции на флангах оборонительной линии по Оке передовой, сторожевой полки и полк правой руки уже завершали концентрироваться на подступах к Серпухову, оставив на прежних местах на всякий случай небольшие арьергарды[132]. Риск, на который пошел Воротынский, оправдал себя, и это стало очевидно уже на следующий день.
В субботу 26 июля 1572 г. авангарды крымской армии вышли к Оке в районе Серпухова и с ходу уперлись в русские укрепления по левому берегу реки[133]. В районе Сенькиного «перевоза», находившегося в двадцати с небольшим км от Серпухова вниз по течению Оки[134], они попытались с ходу преодолеть реку, однако к этому времени Воротынский уже успел стянуть свои силы поближе к Серпухову. На Сенькином «перевозе» татар встретили ратники сторожевого полка воевод князя И.П. Шуйского и В.И. Умного Колычева[135]. Обстрелянные артиллерией, поражаемые пальбой казаков и пищальников из-за «плетня», немногие татары смогли преодолеть усыпанный чесноком брод. Выбравшись же на левый берег Оки, они были контратакованы дворянским сотнями и сброшены обратно в реку. Понеся потери, татары откатились назад.
