Иван Падерин - Ожоги сердца
— Как не учел?! — Ярцев выдернул из нагрудного кармана листок. — Вот, — сказал он, — вот справка Пензенской заправочной станции: солярка выдана по зимнему стандарту, но анализ показал, что это самый настоящий летний стандарт. Кто-то поленился разбавить солярку керосином или просто жулик…
Стало ясно: работники нефтебазы нарушили технологию подготовки дизельного топлива для зимней заправки, и Ярцев, вероятно, наделал там шуму, не зря же вооружился такой справкой.
— А почему твой двигатель не заглох? — спросил Акимыч и тут же заметил: на руках Ярцева волдыри от ожогов, ладони вспухли.
— Вовремя спохватился, — ответил тот, — подогревал насос факелом, а то бы все тут в звонкие чурбаки превратились…
«Руки обжег парень. Мог и машину спалить, которая теперь уже числится на балансе автоколонны. Попробуй после этого списать ее. Не один год будет висеть на шее» — так с тревогой подумал Акимыч о своем завтрашнем дне, однако на язык пришли другие слова:
— Молодец, не растерялся. Люди дороже…
— Дороже, но как бы вы списали эту машину? — спросил Василий, будто зная, чем обеспокоен механик.
Акимыч махнул рукой:
— Не говори глупостей!
— Спасибо, — смягчился Василий. — Но мне показалось, что вы больше озабочены материальной ответственностью, так сказать, балансовой стоимостью этих машин.
— Все-таки ты, Ярцев, скандальный человек.
— Главный скандал по этой поездке еще впереди.
— Какой? — насторожился Акимыч.
— Приедем на стройку, узнаете.
В самом деле, через месяц пришла бумага с Пензенской нефтебазы с жалобой, что «шофер Ярцев оскорбил сотрудников нефтебазы, угрожая применить кулаки…». Однако на этот раз Рем Акимович Угодин даже удивился, почему в ней не написали, что шофер Ярцев был хмельной. Послал ответ в самых мягких извинительных тонах и несколько недель носил в себе сомнение: «А вдруг по этой жалобе и по ответу на нее поступит запрос или явится представитель народного контроля уточнить, какие воспитательные меры применены к Ярцеву?» Решился поговорить с ним откровенно.
— Я знаю, что ты хранишь ящик со столярными инструментами, — сказал он. — Я заходил к тебе.
— Я не заглядываю в него, некогда. Сейчас в моде алюминий, стекло, и я со своим столярным ремеслом буду похож на рыбака в безводной пустыне, — еще не понимая, к чему клонит Угодин, ответил Ярцев.
— Тогда признайся, кем ты собираешься стать? — спросил Акимыч.
— Шофером-испытателем.
— Не советую, лучше вернись к столярному верстаку.
— Все ясно. Можете писать приказ об увольнении или сами уходите из автоколонны. Иначе на ближайшем партийном собрании, где меня будут принимать в члены партии, вам придется краснеть.
Прошло еще немного времени, и Рем Акимович вынужден был просить Ярцева забыть разговор о столярных делах и признался, что собирается уходить из автоколонны в управление литейного производства строящегося завода. По специальности, что значилась в дипломе, он металлург…
3От Усинского карьера до Жигулевска почти сорок километров. Этот участок дороги можно назвать самокатным. Лишь один подъем к Переволокам надо брать с натугой, а дальше, после небольшого разгона, груженый самосвал катится по асфальту с выключенным сцеплением, как говорится, за счет бога. С бугра на бугор, с бугра на бугор, успевай только вовремя поддержать газом накат на изволоке. Выскочил и снова под уклон. Местами можно вовсе выключить зажигание и мчаться с ветерком.
Еще на прошлой неделе Ярцев подсчитал, что на этом участке можно достичь большой экономии горючего. И если бы рессоры самосвала могли выдержать перегрузку, то вместо пяти тонн щебенки можно грузить минимум восемь. В итоге каждый рейс — сто двадцать тонно-километров к плану без затрат. Таких рейсов можно сделать за смену три и даже четыре, если не будет задержки в карьере. К концу месяца экономия горючего составит более трех тонн. Об экономии масла для двигателя и других смазочных материалов он не думал: без смазки ходовой части на хороший накат рассчитывать не приходится. Решив закрепиться на вывозке щебенки из далекого карьера, который многие шоферы проклинали за плохую организацию погрузки, Ярцев попросил начальника колонны:
— Дайте мне стажера.
— Где его возьмешь, сам ищи. Оформим…
Охотников мотаться по скучной трассе не нашлось. Василий пригласил Мартына Огородникова — соседа по койке, удивительно сложного по натуре парня. Еще весной он пришел в комнату расхлестанный такой, с гитарой за спиной. Нарядился под итальянского специалиста, длинные волосы подкрашены в смолистый цвет, на ногах красные ботинки с желтыми кисточками. Открытка, а не парень со стройки! Сначала Василию показалось, что вроде видел его возле прицепного вагона в Сызрани с гитарой перед корзинкой с пончиками, но черты лица четко не запомнил, а напоминать не стал, мог ошибиться. Пусть сам вспомнит, если не забыл, куда пришлась ему пряжка и от кого. Однако тот лишь повел бровью, по-хозяйски осмотрел комнаты, кухню с газовой плитой и холодильником, ванную с душем, туалет, удивленно пожал плечами: дескать, какое же это общежитие — обыкновенная двухкомнатная квартира. Живи по-семейному и пользуйся всеми удобствами. После этого представился:
— Мартино, сварщик по тонким швам.
— Откуда? — спросил его дежурный по комнате, верткий остроглазый Витя Кубанец.
— Ташкент, город хлебный, по Неверову: зимой тепло, летом жарко. Слыхали про такой?
— Слышали. Как там?
— Трясет. Когда был аврал, люди зарабатывали, а когда я приехал, зажали: каждый шов под рентген берут…
— Здесь тоже контроль за качеством.
— Ну и пусть, меня теперь не прихватят. А если прихватят, отшвырнусь на лето в Сибирь, там нашего брата на вес золота ценят. Таких сварщиков, как я, не густо.
— Где же ты специальность приобрел?
— Два курса техникума… Впрочем, угрюмцы, это я по Шишкову вас так величаю, давайте швартоваться по-настоящему!
Он вынул из-за пазухи бутылку с бумажной пробкой. Запахло самогоном.
— Для смазки контактов. Крепок — на острие ножа синим огнем полыхает. Маркировка — буряк со стеблем самосадной махорки. Все натурально. Это мне мамахен на дорогу сварганила. Надеюсь, дежурная закуска у вас есть, — скажем, лимон в виде луковицы?
И тут же вмешался в разговор Володя Волкорезов, высокий неторопливый парень, инструментальщик автобазы:
— Погоди, с помощью сивухи с нами контакта не найдешь. Угости сначала музыкой. — Володя стукнул ногтем по деке гитары, которая висела за спиной у парня, назвавшего себя Мартино.
— Музыка не мое призвание. Это бутафория. Не отставайте от жизни. Девахи теперь принимают гитару как пароль: дай аккорд, подмигни и… твоя.
— Где ты раскопал таких?
— Везде есть. Имею личный опыт по Ташкенту. И здесь приглядел. Угодно, через час приведу: по трояку с души и до свидания…
— А ты, косматик, видать, пинка просишь!.. — возмутился вспыльчивый Рустам Абсолямов.
— Ну зачем, дорогой, так резко рубишь узы большой дружбы? Надо реально смотреть на жизнь и правильно понимать человека специфической профессии: тонкая сварка не каждому по уму.
— Покажи документы, — потребовал Рустам.
— Какие могут быть документы в такой обстановке? Паспорт сдан на прописку, трудовая книжка в отделе кадров, направление у мастера…
— Не плети лапти, тут все грамотные, — строго предупредил его Володя Волкорезов.
— Милиция теперь работает без оскорбления личности. — И парень извлек из заднего кармана брюк замызганный студенческий билет и зачетную книжку. Володя прочитал вслух:
— Огородников Мартын… уроженец Куйбышевской области, деревня Усовка.
— Местный итальянец. Посмотри, какие у него отметки в зачетке, — попросил Рустам.
— Сплошняком тройки… вот тут, кажется, подтирал, переделывал двойку на тройку…
— Презираю криминалистов, — скривился Мартын, — дешевые люди!
Рустам прошел к двери, открыл ее и отчеканил:
— В нашей комнате тебе нет места.
— Как это нет? Меня комендант направил сюда, а ты порог показываешь. Это превышение власти. За такое знаешь что бывает?..
— Знаем, — ответил за всех Володя, — поэтому иди к коменданту и скажи: в девятой мест нет…
Окинув растерянным взглядом стены и потолок, Мартын сунул свою бутылку за пазуху и вдруг взмолился:
— Ребята, одолжите по рублевке.
— Можем дать еще и по затылку, только катись отсюда.
— Пожалуйста, уйду, если не откажете в просьбе.
И ребята пожалели его: полезли в карманы, выложили перед ним на стол по рублю.
— Брависсимо, синьоры, за это моя душа будет согрета теплым женским дыханием…
