Игорь Кохановский - «Всё не так, ребята…» Владимир Высоцкий в воспоминаниях друзей и коллег
– Высоцкий часто бывал за рубежом. Очень часто и много ездил, много видел. Говорят, что чем больше он жил за границей, тем больше он рвался назад в Россию. Наверное, закономерно для большого художника, в особенности для русского художника, – стремление творить на родине. Как вы думаете?
Я думаю, что для него, конечно, это было совершенно необходимо. И его аудитория, конечно, там. Если бы он эмигрировал, конечно бы, он здесь захирел и зачах.
– Вы не представляете его в эмиграции?
Ну, всё можно представить. И Галич эмигрировал, как известно, и разные ситуации бывают, но, во всяком случае, ему бы пришлось очень трудно, поскольку он связан, что называется, с почвой и с языком, с улицей, с российской улицей.
– Как вы понимаете строчку Высоцкого «Поэты ходят пятками по лезвию ножа и режут в кровь свои босые души»? Это буквально или за этим он видит поэта не только в России, но Поэта как представителя чистого искусства.
Да, я думаю, что это примерно то же самое, как, скажем, у Цветаевой сказано, что все поэты – жиды. В том смысле, что они – изгои, люди презираемые, унижаемые и так далее. Так и здесь, конечно. Речь идет об искусстве как таковом.
– Какая ваша самая любимая песня Высоцкого и почему?
Я бы затруднился назвать одну песню, у меня несколько любимых песен. Это «Штрафные батальоны», это «Охота на волков». Из ранних песен его я очень люблю «У меня гитара есть – расступитесь, стены». Это вот первые песни, которые я услышал. Мне жена принесла в подарок на день рождения. У нас был магнитофон, и она вдруг включила. Оказались песни Высоцкого, она записала по секрету от меня – и вот такой был подарок. Первая песня, которую я услышал, – это «Где мои семнадцать лет». Для меня как будто он с этой песни начал сочинять собственные песни.
1983
Наум КОРЖАВИН[50]
«Хорошо, что Высоцкого поют сейчас»
Я познакомился с Высоцким на Таганке, в здании театра. Я ходил туда довольно часто в шестидесятые годы, когда у меня было время. Я не помню сейчас подробностей знакомства, но, по-моему, познакомил нас Юрий Карякин. У нас с Высоцким были дружественные отношения.
А к нему лично и к его творчеству я всегда хорошо относился: и тогда – в шестидесятые годы, и сейчас. Мне нравились многие его песни, некоторые из них были просто потрясающие. И актером он был очень сильным, очень хорошим. Я ведь тогда, до 74-го года, почти всё на Таганке смотрел: «Павших и живых», «Пугачева», «Галилея», «Гамлета». К сожалению, не успел посмотреть «Десять дней, которые потрясли мир» – очень хотел, но почему-то не получилось. И еще я не ходил на «Антимиры» – мне это было неинтересно. Все спектакли с ним мне нравились. Правда, «Гамлета» с Высоцким я почти не помню, видимо, трактовка была слишком злободневной…
Из песен мне нравятся его бытовые драмы: «Ой, Вань, смотри, какие клоуны», «Про Первую Мещанскую…» У него очень много хороших песен о жизни! А вот громкие его песни – «Баньку», например – я не люблю. Может, она и очень хорошая, но я ее не знаю – как только «Банька» начинается, я ничего не могу с собой сделать, я ее просто не слышу.
– А как вы относитесь к мнению отдельных критиков, что творчество Высоцкого – не поэзия, а просто «песенки под гитару»?
Понимаете, в чем дело? Это – хорошо! А как это называется, пускай спорят те, кому это интересно. Я как-то говорил по этому поводу с Юликом Кимом: поэзия это или не поэзия? Потом мне даже самому неприятно было, что я об этом спорил. Просто это – песни, которые мне очень нравятся, и они все хорошие: и со вкусом, и со всем!.. И зачем я буду их как-то определять, ставить их выше или ниже? Они хорошие – и всё! И поэтому не надо там копаться!
Я вообще поэзией в чистом виде редко что считаю. Но если вы спрашиваете мое мнение, то мне кажется, что стихи Булата Окуджавы больше подходят под определение «поэзии». Это не значит, что Окуджаву с Высоцким надо сравнивать, ведь тогда получается, что Высоцкий – плохой! А он не плохой. Он такой, каким он должен быть, и это хорошо! И поэтому как это определять – не имеет никакого значения. Можно найти некоторую злободневность в некоторых вещах, но это не является оценкой. Это произведение искусства, хорошего искусства и здорового!
– В чем, по вашему мнению, заключается причина огромной популярности Высоцкого, учитывая, что при жизни он почти не имел доступа к средствам массовой информации?
Во-первых, конечно, из-за своих песен – они звучали повсюду! Видимо, его песни очень подходили к тогдашнему моменту, к духовному состоянию общества. Ведь страна подспудно была в отчаянном положении. Это теперь говорят, что вот – «золотые годы застоя». А на самом деле – кругом было отчаяние. И этому отчаянию, видимо, очень соответствовала какая-то такая «лихость» его песен, если можно так сказать.
Потом, он ведь был и хорошим киноактером. Пусть и не много снимался, но благодаря кино его знали в лицо: он был очень обаятельным актером. И это тоже усиливало популярность.
– Вам не приходилось бывать на каком-нибудь выступлении Высоцкого, где бы он исполнял свои песни «вживую»?
Я был только один раз на его концерте в Бостоне, в США. Это было году в 79-м, по-моему, зимой, когда он дал несколько концертов-выступлений в нескольких колледжах на восточном побережье США. Он вообще-то собирался не по колледжам выступать, а по синагогам – это было бы ему выгоднее с материальной стороны: намного дешевле была бы стоимость зала. Но ему в посольстве сказали, что если он будет петь по сионистским центрам, то… Почему синагога у них – сионистский центр, не очень понятно. Ведь он собирался это делать не из идеологических соображений. А я его слушал в роскошном зале тысячи на полторы зрителей. Что это означает? Что Высоцкий меньше денег получил, только и всего.
Зрителей было много, полный зал. Там в основном присутствовала наша эмиграция. Из старой эмиграции было меньше людей, потому что они хуже это понимают. Они и Галича хуже понимают. В массе своей они больше понимают Окуджаву.
– Понятно. Реалии нашей советской жизни сильно отличаются от жизни первой, да даже и второй волны эмиграции.
Конечно. У них же – и у Галича, и у Высоцкого – совсем другой русский язык:
Спустились в штрек,
И бывший зэк,
Большого риска человек,
Сказал: «Беда для нас для всех,
Для всех одна:
Вот раскопаем – он опять
Начнет три нормы выполнять,
Начнет стране угля давать —
И нам хана!..»
Это же не каждый может понять, что такое «зэк», да к тому же еще «большого риска человек», – для этого нужно было самому повариться в нашей каше.
– Высоцкий останется в истории русской литературы?
Я думаю, что многое у него – долговечно. А многое было очень злободневно. Но это тоже имеет право быть. Ситуация в стране была кошмарная, очень тяжелая…
А в истории? Я вообще не знаю, честно говоря, что останется от всех нас. Не знаю. Все будет зависеть от того, какая вообще дальше будет История… Я этого сейчас не представляю.
1990-е
Валерий ЗОЛОТУХИН
Как скажу, так и было, или Этюд о беглой гласной
В мутный и скорый поток спешных воспоминаний, негодований, винений и ликований о Владимире Высоцком мне бы не хотелось тут же выплеснуть и свою ложку дегтя или вывалить свою бочку меда, ибо «конкуренция у гроба», по выражению Томаса Манна, продолжается, закончится не скоро, и я, по-видимому, еще успею проконкурировать и «прокукарекать» свое слово во славу этого имени. И получить за это свои «сребреники». Но вы, уважаемый редактор, просили меня, не вдаваясь шибко в анализ словотворчества поэта, в оценку его актерской сообразительности, не определяя масштабности явления, а также без попытки употребить его подвиг для нужд личного самоутверждения сообщить какой-нибудь частный случай, пример, эпизод или что-то в этом роде, свидетелем которого являлся бы, по вашему тезису, только я и никто другой. И я согласился ваш тезис принять за руководство к действию, ибо лично известный факт (факт действительного случая и фантазия сообщившего) в любом случае непроверяем на достоверность: как скажу, так и было… К гиппократовой присяге, к сожалению, мемуаристов не приводили и не приводят; совесть, к сожалению, во все века понятие относительное, а так как мы, по счастью и воспитанию, многие в глубине души атеисты, то и Евангелие нам не устав. А стало быть… как скажу, так и было. А было так. У меня есть автограф: «Валерию Золотухину – соучастнику „Баньки“… сибирскому мужику и писателю с дружбой Владимир Высоцкий». Я расшифрую этот автограф.
Судьба подарила мне быть свидетелем, непосредственным соглядатаем сочинения Владимиром Высоцким нескольких своих значительных песен, в том числе моей любимой «Баньки». «Протопи ты мне баньку по-белому – я от белого свету отвык. Угорю я, и мне, угорелому, пар горячий развяжет язык…» и т. д. Хотя слово «песня» терминологически не подходит к определению жанра его созданий. Потомки подберут, ладно.
