Николай Гоголь - Письма 1842-1845 годов
Ваш брат
Н<иколай>.
К вам, маминька, тоже одна просьба: не хвалите меня никогда ни перед кем. Еще: у вас есть мой портрет. Спрячьте его в отдаленную комнату, зашейте в холст и не показывайте никому. Говорите, что вы его отправили в Москву по моей просьбе, словом, что у вас его нет. Копии снимать с него никому не позволяйте, ни даже моим сестрам. Это мое желание.
Передайте Софье Васильевне Скалон мой душевный поклон и скажите, что мне очень чувствительны ее ласки и добродушие, которые она оказывает всем вам.
Адрес: [Адрес по-прежнему] во Франкфурт на Майне. Francfort s/M à l'hôtel de Russie. Я хоть и уеду отсюда на морские ванны, но возвращусь через месяц, для того, чтобы здесь прожить подолее вместе с приятелем моим Жуковским, здесь живущим постоянно.
На обороте: Poltava. Russie méridionale.
Ее высокоблагородию Марии Ивановне Гоголь.
В Полтаву, а оттуда в д<еревню> Василевку.
М. И. ГОГОЛЬ
Франкфурт. <15 июня н. ст. 1844>
Из письма вашего я вижу, что вы вновь неспокойны духом. Вы несколько пошатнулись в твердом упованьи на бога — и вот зато и ощутили тревогу, поверили всяким слухам и привели сами себя в колеблющееся состояние. А если бы вы твердо пребывали в боге — вас бы слухи не смутили, вы бы знали, что слухи не более как слухи, вы не пошли бы доискиваться правды у кочующего лавочника, приехавшего на ярмарку. Иногда и человек даже достойный врет. И среди самой просвещенной столицы куются и ткутся всякие нелепицы, да и весь человек есть ложь. Я не знаю, какие слухи до вас дошли, но знаю, что [Далее было: <1 нрзб.>] про меня есть всякие слухи и что они противуположны даже сами себе. Знаю также, что будет их впредь не мало, потому что есть люди, которые, видя, что другим нельзя взять, стараются очернить и запятнать хотя словами. Гневаться на это я даже не имею права, потому что, во-первых, на всякое чиханье не наздравствуешься, а во-вторых, если слухи допущены богом, стало быть, нужно, чтоб они были, и, верно, они даже полезны, не только вредны. Из чего вы также заключили, что я непременно через год должен вновь напечатать какое-нибудь сочинение? Во-первых, я не почтовая лошадь. Пишу я, соображаясь с моими силами, средствами, не ставлю ничего на срок и не обещаю на срок, да и не люблю даже об этом предмете [Далее было: и] разговаривать с кем бы то ни было. Стало быть, никто не может сказать, чтобы я должен был [Далее начато: и] или хотел выдать к тому-то и тому времени.
Имел я, конечно, намерение через каждые три года выдавать часть; но это намерение человеческое, а потому не верно. Всё зависит от бога, как сокращение, так и продление этого времени. А потому этими делами вы и не смущайтесь, и не занимайтесь. Старайтесь лучше видеть во мне христианина и человека, чем литератора. Насчет тяжбы вашей скажу то, что вместо всяких беспокойств, которые так вас охлопачивают, вам бы следовало с самого начала сказать себе так: Тяжба есть дело неверное, стало быть, на нее, как на что-нибудь верное, не следует даже и полагаться. [Далее было: Я бы вместо того, чтобы] Почему знать, может быть, бедные противники ваши не имеют ничего, и вы снимете с них последнюю рубашку, хотя ваше дело и право. Я бы, по моему мнению, давным давно [по моему мнению сделал давно] написал бы к ним самим вот каким образом: [написал к моим противникам] «Вы видите сами, дело мое право, сенат решил в мою пользу. Но напишите мне откровенно, если вы действительно так бедны, что не можете уплатить всей суммы, то я не хочу вас грабить; заплатите мне половину [то, сколько можете заплатить] и бог с вами». Вы бы, может быть, уже давным давно получили деньги, хотя и не все; но зато [Далее было: вы верно] в молитве вашей могли бы тверже произнести слова: и остави нам долги наши, якоже и мы оставляем должником нашим. Притом, поступая человеколюбиво во всем, человек никогда не бывает в убытке и вознаграждается на другом. Но довольно. Письмо мое становится длинно. Самое главное — считайте всё за ничто, кроме одного бога, как оно и действительно есть, и ничем не смущайтесь. Поверьте, что всё это, что вас так смущает, в существе своем такая дрянь, что грех даже и думать о том много. Старайтесь лучше быть веселы и беспрестанно благодарите бога за то, что у вас уже есть; потому что и этого уже очень много, и многие бы поменялись с вами своею участью. Затем прощайте.
Ваш сын
Н<иколай>.
На обороте: Poltava. Russie méridionale.
Ее высокоблагородию Марии Ивановне Гоголь.
В Полтаву, а оттуда в д<еревню> Василевку.
А. В. ГОГОЛЬ
Франкфурт. 15 июня <н. ст. 1844>
Отвечаю тебе на последнее письмо твое, которое получил я вчера (числа на нем не было выставлено; я полагаю, [Было начато: д<умаю?>] что оно [они] писано или 12 мая, или около того). Скажу тебе на него в ответ: Кураж! вперед! и никак не терять присутствия духа! Письмо твое — добрый знак. Прежде всего ты должна поблагодарить бога за ту тоску, которая на тебя находит. Это предвестник скорого прихода веселья в душу твою. Тоска эта — следствие пустоты, следствие бесплодности твоего прежнего веселия. Веселье лучшее, веселье полное, вовсе незнакомое тебе доселе, ждет тебя. Письма твои будут выражать теперь всю твою душу, и всё, что хотело прежде высказаться и не умело, изольется теперь свободно. Я думаю, ты уже прочла и вникнула в длинное письмо мое, которое я послал вам три дни тому назад. Пойми его хорошенько. Если ты поймешь его, то бодрость почувствуешь в душе. Если не поймешь, то предашься унынию, и в таком случае сильно согрешишь. Потому что более всего грешит пред богом тот, кто предается унынию: он, значит, не верит ни милосердию божию, ни любви его, ни самому богу. И потому веселей и отважней за дело! Брось все те занятия, которые заставляют тебя сидеть на месте и в комнате. Это занятия мертвые. Они еще более способны усилить только скучное расположение духа. Замени их занятиями живыми. Делай частые прогулки, но старайся, чтобы им назначить какую-нибудь цель, без того они наскучат тебе и будут похожи на что-нибудь заказанное и принужденное. Употребляй пиение воды, но только прежде ходьбы, а не после. Не пренебрегай даже и прежними увеселениями, но взгляни на них с лучшей точки. Старайся как их, так и всё, что ни делаешь, обратить в какую-нибудь пользу, потому что всё создано на то, чтоб употреблять его в пользу. Заведи так, чтоб в разных местах были у тебя дела, чтобы нужно было проходить большие расстояния, чтобы живо и деятельно от одного дела приниматься за другое. Займись хозяйством не вещественным, но хозяйством души человеческой. Там только найдешь счастие. Но ты не без ума и смекнешь сама собою многое. В письме твоем я вижу счастливые признаки и повторяю тебе вновь: вперед! всё будет хорошо.
Твой брат.
Оленьке скажи, чтоб она написала мне, что такое в самом деле есть дочь Катерины Ивановны — Марья Николаевна, каких качеств? Пусть она также напишет, как проводила [Далее было: всякий день] у нее время всякий день, каков муж и как вообще у них идут дела хозяйственные и всякие. Прибавь к этому и свое мнение. Если ей чересчур хочется иметь какое-нибудь мое письмо, то отдайте ей то, где я вам писал, что нужно повсюду вносить примирение. Если ж вам оно будет почему-либо <нужно>, то можете для себя оставить с него копию. С тем, однако ж, ей отдайте, чтобы она никому его не показывала.
Н. М. ЯЗЫКОВУ
Франкфурт. 15 июнь <н. ст. 1844>
Еще ни единый из гостей не добрался до Франкфурта, и книг я не получил ни единой, хотя жажду чтенья. Вообще я уже заметил, что мужский пол у нас не так аккуратен и годен на поручения. Они не только бабы, но даже гораздо их бабьеватей! Дамами мне были доставлены все посылки в исправности. А куда делась эта Баба-Бабариха или Боборыкин, [В подлиннике: Бабарыкин] про то разве один чорт имеет сведение. Он, вероятно, пробирался какими-то проселочными дорогами. Письмо твое, впрочем, меня очень обрадовало. Бодрость и побуждение к перу уже есть — стало быть, слава богу, это главное, прочее всё дрянь и не стоит того, чтобы о нем много беспокоиться. Поверь, что всякий человек есть кулик, и если вытащит нос, то непременно загрузит хвост. Это даже нужно для то<го>, чтобы он не слишком подымал своего носа и помнил бы ежеминутно, что он дрянь. Намерение твое перебраться на дачу есть совершенно благое; нужно только, чтобы она была подальше от города и поближе к лесу, в особенности к сосновому: запах от него и здоров [здоровый] и как-то особенно услаждает нервы. Я же еду теперь, по определению Копа, на морские воды на один месяц в Останд. Потом возвращаюсь вновь во Франкфурт и пробуду всю осень с Жуковским, и вообще в областях Рейна, а потому адрес остается на прежних основаниях, а для лучшей точности вслед за фамилией Joukoffsky прибавляй: Salzwedelsgarten vor dem Schaumeinthor. Если с тобой Петр Миха<й>лович, то обними его весьма крепко. Поблагодари его весьма много за те слова, которые я не получил. Жаль весьма, если они были в единственном экземпляре. Дубинные немцы заедают теперь множество писем, по причине совершенного тупоумия и глупости, превосходящей всякие меры. Отдают письмо не по адресу и потому нужно всё это иметь в виду и быть страшно аккуратну во всем. Я не знаю, зачем ты не послал мне хотя часть книг с кн. Хованским. Он был во Франкфурте назад тому месяц и мог бы оставить их даже в посольстве.
