Владимир Шигин - Морские драмы Второй мировой
Первым получил приказание оказать помощь аварийному кораблю, разумеется, тот, кто был ближе всего — шедший в базу лидер “Баку”. Однако тот сам находился в плачевном состоянии и уже был на подходе к базе. Разворачивать в штормовое море полуживой корабль было не только бессмысленно, но и преступно. Пришлось посылать на помощь “Сокрушительному” другие корабли, стоявшие в это время в Ваенге и Иоканке: эсминцы “Разумный”, “Валериан Куйбышев” и ‘Урицкий”. А время неумолимо шло и с каждым часом надежда на спасение разломившегося эсминца таяла. Прошло более суток с момента аварии, прежде чем дрейфующий “Сокрушительный” обнаружил однотипный с ним эсминец “Разумный”. Это произошло в 17 часов 55 минут 21 ноября.
После ряда безуспешных попыток буксировать в штормовых условиях поврежденный корабль, всем стало очевидно, что “Сокрушительный” уже не спасти. Теперь надо было попытаться хотя бы спасти его экипаж. “Разумный” стал осторожно подходить к “Сокрушительному” для спасения его экипажа.
Получив приказание приготовиться к эвакуации, механики прекратили работу котлов и механизмов, перестали действовать водоотливные средства — возобновилось затопление кормовых помещений. Однако попытки “Разумного” спасти людей успеха не имели: только один моряк сумел благополучно перепрыгнуть на его палубу. Поэтому на “Сокрушительном” снова подняли пар в котле № 3, ввели и действие работавшие раньше механизмы и в течение 40 минут осушили вновь затопленные отсеки. Тем временем в 18 часов 15 минут подошли эскадренные миноносцы “Куйбышев” (командир капитан-лейтенант П.М. Гончар) и “Урицкий” (капитан 3 ранга В.В. Кручинин) — оба типа “Новик”, зарекомендовавшего себя в суровых условиях Севера гораздо лучше, чем новые эсминцы проекта «7». И на этот раз неоднократно рвались стальные буксирные концы, и снова решили спасать людей. На “Куйбышеве” догадались соорудить подобие канатной дороги: по растительному тросу, закрепленному на обоих кораблях, перемещалась беседка, на которой и переправляли людей. С другого борта таким же образом действовал “Урицкий”. Когда все тросы оборвались, продолжали эвакуацию при помощи спасательных кругов, привязанных к пеньковым концам.
В 8 часов 22 ноября дошла очередь эвакуироваться и вахте у действующих механизмов. На этот раз механизмы оставили работающими (была включена одна форсунка на котле № 3), но вскоре вахту вернули на места, перейдя на работу котла № 2 и механизмов носового машинного отделения.
К 15 часам ветер и волнение моря еще более усилились, волны перекатывались через корабль. На эсминцах оставалось топлива едва на обратный переход, поэтому спасательные работы прекратили, оставив на аварийном корабле 15 человек. Перед уходом командир дивизиона капитан 2 ранга Е.К. Симонов передал семафором на “Сокрушительный”, что все оставшиеся на корабле будут сняты подводной лодкой, “как только улучшится погода”».
Из воспоминаний П.И. Никифорова: «До их прихода оставалось около суток. Личный состав “Сокрушительного” в это время слонялся по кораблю без дела. Склады продуктов и обмундирования были открыты, и обычный корабельный порядок перестал поддерживаться…
Найдя в погодной кутерьме “Сокрушительный”, эсминцы немедленно приступили к спасательным операциям Командование поставило им следующую задачу: отбуксировать аварийный корабль в Кольский залив или, если это не удастся, потопить его, предварительно сняв личный состав. Для того чтобы лучше представить условия проведения спасательных работ, следует упомянуть о метеорологических условиях в районе катастрофы — ураганный ветер силой 11 баллов, снежные заряды, крутая волна высотой 8—10 метров, температура около — 18 °C. Довольно светлую ночь сменил серенький день продолжительностью лишь 2–3 часа.
С прибывших эсминцев требовалось подать на “Сокрушительный” толстый пеньковый канат и закрепить его за первое орудие. Через многие часы буксир наконец завели, но на первой же волне он лопнул. Вторая попытка — использовать якорную цепь — также окончилась неудачей. Убедившись, что эсминец не взять на буксир, командир дивизиона приказал приступить к спасению личного состава.
Поначалу людей пытались переправлять шлюпками, курсирующими между кораблями. Но первую же, спущенную с “Сокрушительного”, вскоре разбило в щепки волнами. “Разумный” попытался подойти к борту “Сокрушительного”, что дало бы возможность его личному составу перейти на спасатель. На аварийном эсминце прозвучала команда: “Всем наверх со своими койками”. Последние предполагалось использовать в качестве кранцев: пробковые матрасы, завернутые в брезент, имели цилиндрическую форму и предохранили бы борта кораблей от повреждений при такой вынужденной “швартовке”. Выполняя приказ, личный состав эсминца собрался на верхней палубе, на правом борту, к которому должен был подойти “Разумный”. Котлы и машины “Сокрушительного” не работали, освещение отсутствовало.
В этот момент я находился у среза полубака и наблюдал следующее: “Разумный” под углом около 30 градусов к диаметральной плоскости “Сокрушительного” медленно продвигался к нам. Форштевень “Разумного” приподняло над волной, носовая же часть “Сокрушительного” оказалась метров на восемь ниже. Если бы корабли еще несколько секунд оставались в таком положении, то “Разумный” своим килем налетел бы на палубу полубака “Сокрушительного” и оба эсминца наверняка бы погибли.
Но волна, приподнявшая “Разумный”, внезапно его опустила. Послышался сильный удар, и корабли отскочили друг от друга. В результате бортовая обшивка “Сокрушительного” в районе кают-компании получила пробоину. В момент столкновения рулевой Петров сумел перепрыгнуть на полубак “Разумного:”, но старшина 2-й статьи Крайнев, последовавший его примеру, упал между кораблями в воду. Он прыгал со среза полубака и не учел большого расстояния в этом месте между кораблями…
Увидев барахтающегося в воде человека, я немедленно бросил ему чудом оказавшийся под рукой конец. Крайнов зацепился за канат, но следующая волна либо ударила старшину о борт, либо оторвала от каната, и больше он на поверхности не показался…»
Это была седьмая жертва катастрофы и десятая с начала войны. В феврале 1942 года в результате несчастного случая (случайный выстрел торпедой в пост энергетики) погиб трюмный машинист И.В. Старчиков. Матрос Г.Г. Андреев упал за борт и утонул в походе в сентябре того же года. Третья жертва — машинист В.Е. Каляев — пропал в море при невыясненных обстоятельствах…
Вот как описывает сложившуюся ситуацию в повести «Война на море» Анатолий Азольский: «Более чем на полкабельтова эсминец от 4 семерки” не отдаляли, постоянно держа ее в видимости, но после семафора она, светящая прожекторами, внезапно затемнилась, и не было смысла запрашивать, что на ней произошло: команда, спасаясь, бросила работающие механизмы и покинула котельные отделения. Прожектора эсминца осветил громождение людей у трубы, на полубаке и шкафутах. При швартовке корабли могли раздавиться друг о друга, какие бы кранцы ни вываливались за борт. Обогнув “семерку”, эсминец занял позицию, чтобы набрать скорость, подлететь к ней. Оба корабля оказались на гребнях волн, а затем “семерка” скатилась вниз, к подножью обрывистой водной горы, на вершине которой держался эсминец, начавший падение в момент, когда “семерку” стало поднимать. Как на качелях, поднимались они и опускались, соскальзывали вниз и легко взбегали на высоту трехэтажного дома, и эсминец пошел на сближение, исполняя маневр, который мог удасться, а мог и не получиться, но стихия властно распорядилась по-своему, “семерку” вдруг развернуло, отбросило и поставило под таран. Эсминец полным ходом устремлялся к ней, еще минута — и форштевень его воткнется в корпус беззащитного корабля. В самый последний момент тычок волны убрал “семерку”, эсминец в нескольких метрах проскочил мимо кормового орудия, в луче прожектора мостик увидел как бы в поперечном разрезе — эскадренный миноносец проекта “7”, спущенный на воду в августе 1937 года заводом № 189 им С. Орджоникидзе. Всего секунду длилось это видение — развороченное нутро, продавленные переборки и два обломанных гребных вала Всего одну секунду, но мостик — потерял рассудок и управление собою, уже смирившись с собственной гибелью, потому что эсминец вонзался — под углом тридцать градусов — в подножье следующей горы, чтоб зарыться в ней навечно: волны была такой длины, что выбраться из нее нельзя уже. Эсминец пикировал как самолет с экипажем и пассажирами, и уйти на дно ему помешала стихия, решившая позабавиться, продлить мучения обоих кораблей. Чудо явилось: ветровые волны и в толще вод боролись отчаянно с зыбью, схватка выдавила к поверхности противоволну, которая всегда в волне, как вогнутость в выпуклости. Ни с того, ни с сего эсминец вдруг прислонился бортом к волне и сам собой пошел курсом, перпендикулярным тому, каким несся в уготовленную ему могилу. Закрученные потоки слизали с палубы все, что еще не было стянуто в воду, людей на мостике опрокинуло и разметало, и они, встав на ноги, пересчитали друг друга, начав с рулевого, а затем обзвонили боевые посты, прежде всего — верхние, где, привязанные к креслам, оставались наводчики. Оба прожектора прошлись желтыми щупальцами по палубе, давая мостику видеть следы учиненного погрома. Спасательные плотики и круги, шлюпки, антенны, обвесы, принайтовленный груз для Иоканьги — все снесено. Командир БЧ-5 доложил: резко увеличилась соленость котельной воды.
