Станислав Куняев - Жрецы и жертвы Холокоста
"Гениальность Ленина и состояла в том, что он в водворившемся хаосе увидел еврейского Кита, который плыл среди урагана; уселся ему на спину и поехал к своей цели <… > народная молва, чувствующая истинное положение дела, но расцвечивающая его в легендарные краски, утверждает, что Ленин в конце концов возмутился, когда понял, что он только еврейская пешка. И тогда будто бы евреи убили его утонченным и тайным ядом" (стр. 100).
Но как бы то ни было, воспользовавшись двумя оглушительными покушениями, совершенными в один день 30 августа 1918 года, наши ашкенази развязали "красный террор", число жертв которого до сих пор неизвестно. Одни источники говорят о тысячах, другие о десятках тысяч, третьи о сотнях…
Столица погрузилась в ужас. Все, что потенциально могло сопротивляться, было раздавлено. Не исключено, что и благородный порыв Канегиссера был включен в общую схему этой исполинской провокации.
"Мы сошлись с Осипом Мандельштамом первого мая 1919 года, — пишет в своих "Воспоминаниях" вдова поэта Надежда Мандельштам, — и он рассказал мне, что на убийство Урицкого большевики ответили "гекатомбой трупов".
Но те, кто в 1918 году во время "красного террора" посеяли ветер, через 20 лет во время "большого террора" пожали бурю.
А что касается сегодняшних оценок истории, то ни Володарский, ни Урицкий, ни Канегиссер, ни несколько десятков благонамеренных сефардов не зачисляются в холокостный поминальник, в отличие от некоторых еврейских жертв 1937–1938 годов, еврейского антифашистского Комитета, "дела Михоэлса" и "дела врачей".
***
Анализируя события начала века, Василий Витальевич Шульгин пришел к неутешительному выводу о фундаментальном вкладе, который внесли местечковые революционеры в кровавую оргию всех трех русских революций. Он посчитал, что лишь в 1905–1906 годах в России было убито и ранено более 20 тысяч городовых, офицеров, государственных чиновников и даже рядовых солдат. Конечно, не все они были убиты еврейскими руками, но очень и очень многие:
"Мардохейская история не умерла. Время от времени дикие мысли о массовой расправе "с врагами" обуревают еврейские мозги. Что это так, нам доказали евреи-коммунисты, которые уничтожали русскую интеллигенцию ничуть не хуже, чем Мардохёй вырезал (под именем амановцев) персидский культурный класс" (В. Шульгин, стр. 154).
Как по команде, российские "мардохеи" разделились на два отряда. Один (Ахад Хам, Жаботинский, Вейцман, Бен-Гурион, Голда Меир, Пинскер, Менахем Бегин, Ицхак Шамир, Шимон Перес и т. д.) бросился в национал-сионистскую революцию, а другой (Троцкий, Зиновьев, Урицкий, Свердлов, Губельман-Ярославский, Юровский, Голощекин, Блюмкин, Каганович, Ягода, Бела Кун, Френкель, Розалия Землячка, Уншлихт и т. д.) в обе русские — сначала в февральскую, потом в октябрьскую.
Проницательно писал о генетической общности сионистов и российских местечковых революционеров первого призыва еврейский публицист И. Бикерман в 1923 году:
"Оба с одинаковой решительностью отрекаются от старого мира <…> один и другой имеет каждый свою обетованную землю, которая течет млеком и медом. Это единство схем накладывает удивительную печать сходства на мышление, обороты речи и повадки сионистов и большевиков".
Сейчас об этой когорте "псов и палачей" (как поется в "Интернационале") принято говорить толерантно, с интонациями умеренного сожаления: "Некоторые евреи в России первые 20–25 лет советской власти активно ей помогали" (из статьи известного диссидента Г. Померанца, "Литературная Россия", № 28, 1990 г.).
Февраль 1917 года снял с местечковой массы все ограничения в правах, и ее питомцы вместо того, чтобы воспользоваться этими благами и свободами, сразу же показали себя во всей красе:
Моя иудейская гордость пела,
Как струна, натянутая до отказа.
Я много дал бы, чтобы мой пращур
В длиннополом халате и лисьей шапке,
Чтоб этот пращур признал потомка
В детине, стоящем подобно башне
Над летящими фарами и штыками.
(Э. Багрицкий. "Февраль")
От той пламенной эпохи осталось бесчисленное количество свидетельств очевидцев и участников событий, людей совершенно разных сословий и классов, порой враждебных друг другу, но тем не менее с одинаковым ужасом оценивавших небывалый в мировой истории погром, развернувшийся в России.
В 1923 году в Берлине был издан коллективный сборник статей видных деятелей дореволюционного еврейства (скорее всего "сефардов") И. Биккер-мана, Г. Ландау, И. Левина, Д. Пинского, В. Манделя, Д. Пасманика под названием "Россия и евреи", в котором они с ужасом и отчаянием оценили деяния своих сводных братьев иудейской веры и хазарского происхождения:
"Поразило нас то, что мы всего менее ожидали встретить в еврейской среде — жестокость, садизм, насильничанье, казалось чуждое народу, далекому от физической воинственной жизни; вчера еще не умевшие владеть ружьем, сегодня оказались среди палачествующих головорезов" (из статьи Д. Пасманика).
Особенной страстностью, аргументированностью и честностью выделяется в этом эпохальном сборнике статья Иосифа Бикермана. Задолго до еврейского понятия "Холокост" он написал о "русском холокосте" такую правду, от которой до сих пор по истечении девяноста лет душа содрогается и трепещет:
"Если мы свои потери можем еще определять гадательными числами, то русские и этого делать не могут. Кто считал русские слезы, кто русскую кровь собирал и мерил. Да и как считать и мерить в этом безбрежном и бездонном море".
Василий Гроссман в своем известном сочинении "Все течет" обвинил Россию и русский народ в изначальном стремлении к рабству. "Россия — раба" — эту расхожую фразу Гроссмана в начале перестройки кто только не повторял, начиная от Александра Яковлева и кончая каким-нибудь Коротичем или Радзиховским.
Иосиф Биккерман был честнее. Он в первую очередь обвинил своих соплеменников в рабском следовании логике террора:
"Когда ж это мы превратились в рабов? — гневно вопрошал Биккерман местечковых фанатиков. — Когда же это мы дошли до оголтелости, где и когда еврейский народ растерял драгоценнейшее свое достояние: накоплявшийся в течение веков и под всеми земными широтами жизненный опыт, в котором залог устойчивости?"
И совершенно хрестоматийным и точным с исторической точки зрения является отрывок из статьи Биккермана, который, как я предполагаю, был внимательно прочитан в 20-е годы и русской эмиграцией, и русскими патриотами, оставшимися в России, и некоторыми европейскими политиками.
"Русский человек никогда прежде не видел еврея у власти; он не видел его ни губернатором, ни городовым, ни даже почтовым чиновником. Бывали и тогда, конечно, и лучшие и худшие времена, но русские люди жили, работали и распоряжались плодами своих трудов. Русский народ рос и богател, имя русское было велико и грозно. Теперь еврей — во всех углах и на всех степенях власти. Русский человек видит его и во главе первопрестольной Москвы, и во главе невской столицы, и во главе Красной Армии, совершеннейшего механизма самоистребления. Он видит, что проспект св. Владимира носит теперь славное имя Нахимсона, исторический Литейный проспект переименован в проспект Володарского, а Павловск — в Слуцк. Русский человек видит теперь еврея и судьей и палачом…"
Всем современникам было понятно, что в этом отрывке, где не названо ни одной фамилии, речь идет о еврейском триумвирате, захватившем полную власть над Россией во время болезни Ленина — о Троцком-Бронштейне, о Ка-меневе-Розенфельде и о Зиновьеве-Апфельбауме…
Книга "Россия и евреи" — повторюсь — была издана в 1923 году в Берлине. Но мысли и стилистика этого отрывка были столь впечатляющими, что я выдвигаю гипотезу о том, что он, как некая матрица, властно повлиял на публицистику самых разных его современников.
Во-первых, я уверен, что его читал друг Есенина, русский националист Алексей Панин, которому Есенин, возвращавшийся из Америки в 1923 году, мог привезти эту книгу из Берлина, где у него произошла знаменательная ночная встреча с Романом Гулем, во время которой поэт буквально кричал в лицо своему собеседнику: "Я не поеду в Москву, пока Россией правит Лейба Бронштейн!".
Вот он, отрывок из манифеста друга Есенина, вологодского крестьянина и русского националиста Алексея Ганина, "Мир и свободный труд народам", за который он был объявлен главой ордена "Русских фашистов" и расстрелян 30 марта 1925 г.:
"За всеми словами о коммунизме, о свободе, о равенстве и братстве народов таится смерть и разрушение"… "Достаточно вспомнить те события, от которых все еще не высохла кровь многострадального русского народа, когда по приказу этих сектантов-комиссаров оголтелые, вооруженные с ног до головы, воодушевляемые еврейскими выродками банды латышей, беспощадно терроризируя беззащитное сельское население, всех, кто здоров, угоняли на братоубийственную бойню, когда <… > за отказ от погромничества поместий выжигались целые села, вырезались целые семьи". "Вместо законности дикий произвол Чека и Ревтрибунала, вместо хозяйственно-культурного строительства — разгром культуры и всей хозяйственной жизни— страны <…>. Все многомиллионное население коренной России (и Украины), равно и инородческое, за исключением евреев, брошено на произвол судьбы" <…> "Всюду голод, разруха, издевательство над жизнью народа, над его духовно-историческими святынями. Поистине над Россией творится какая-то черная месса для идопоклонников".
