Адольф Эрман - Государство, армия и общество Древнего Египта
Чем дальше распространялось это египетское влияние, тем больше управление Нубией теряло свой особый характер, хотя она оставалась «вице-королевством», которое, как и раньше, находилось под управлением формально независимого[350] «царского сына Эфиопии»[351]. Мы получили возможность бросить взгляд на работу этой системы правления в разные времена, и кажется, что она каждый раз имеет другую форму. В конце правления XVIII династии наш старый знакомый Хуи был назначен царем Тутанхамоном на должность наместника Эфиопии[352]. Торжественная церемония этого назначения происходила в храме Амона в Фивах (сказано, что «Амон принял его»), и казначей вручил Хуи в качестве символа его сана «золотой перстень с печатью его должности». Власть наместника Эфиопии распространялась на земли от города Нехена (Иераконполь, или же Идфу) до города «Трон двух царств», или, как иначе описывали вторую границу, «до страны Кер», то есть от Эль-Каба до Напаты, что у горы Гебель-Баркал[353]. Когда же Хуи вернулся домой в свою провинцию, там его встретили все ее высшие чиновники, в частности «заместитель наместника Эфиопии» и «начальник быков» этой провинции, а также князья обоих ее египетских поселений, называвшихся «Сияющее истиной» (Солеб) и «Огражденный двор богов», и, кроме того, «заместитель наместника» второго из поселений и два служащих жреца оттуда же. Однако под началом этих египетских чинов продолжали править в качестве вассалов Египта – даже в Северной Нубии – мелкие туземные князья, хотя они, возможно, имели не больше власти, чем в XIX веке индийские махараджи под управлением англичан. Один из них, князь Меама, должно быть, считался имеющим особые заслуги, поскольку именовался «добрый правитель».
Через несколько поколений мы обнаруживаем «царского сына страны Куш», окруженного чиновниками совершенно иного рода – писцами, писцами воинов, писцами житниц и т. д.; речь идет уже не о колониях и памятниках, а о городах, и они подчинены «начальнику городов страны Куш». И (что, возможно, значит еще больше) Нубия имела свой собственный суд: например, ее наместник при Рамсесе II именует себя «начальником великого дома» (то есть суда) «в доме истины и верховным судьей Северной Нубии»[354].
Интересная гробница в Анибе, недалеко от Эд-Дирра, позволяет нам увидеть, в каком состоянии была Нубия в конце правления XX династии. Похороненный в ней чиновник по имени Пеннут был «заместителем наместника» города Меам. Его сыновья занимали должности в местном правительстве, а его дочери были певицами в храмах этого города. Сам он был заслуженным и верным властям чиновником; он привел в безопасное состояние золотоносные округа нубийских пустынь, «покорил негритянские народы страны Экайте и привел их как пленных к фараону». Более того, он приказал установить в своем округе статую царя в половину человеческого роста, изображавшую государя с древними знаками его власти – царским шлемом на голове и двумя скипетрами в руках. Кроме того, он преподнес в дар большие участки земли этой статуе и еще двум подобным ей статуям, принадлежавшим жрецу Аменемопету и заместителю наместника Мери, чтобы перед ними приносились жертвы до конца времен. За такой прекрасный поступок царь почтил Пеннута щедрым подарком – прислал ему две серебряные чаши для благовоний, наполненные дорогим благовонием «камей»[355]. Этот город Меам, где все было таким египетским, вероятнее всего (как полагал Бругш), был тот же самый город Меам, который за двести или триста лет до этого находился под управлением своего собственного нубийского доброго князя.
Мы видим, что в Нубии Египет поистине исполнил высокое предназначение – постепенно цивилизовал варварскую страну. Однако это была – насколько нам известно – единственная местность, где такая попытка египтян имела успех. Другие, менее цивилизованные народности, с которыми сталкивались египтяне, либо были кочевыми племенами, либо жили так далеко от Египта, что было совершенно невозможно установить с ними по-настоящему близкие отношения. В особенности это касалось стран благовоний у Красного моря, к рассказу о которых мы сейчас переходим.
Эти две страны – Божественная страна и страна Пунт[356] – с давних времен считались у египтян родиной благовоний и других драгоценных вещей. Однако и первое, и второе название вряд ли можно связать с какой-то определенной страной. Это были обобщенные обозначения – такие, которые до сих пор создает коммерция, например слово Левант в наше время.
Название «Божественная страна» первоначально означало только Восток, где каждый день появлялся Бог, то есть Ра; вероятно, в разговорном языке это название применялось к гористой пустыне, расположенной между Нилом и Красным морем[357], Синайскому полуострову[358], а также, несомненно, к северной и центральной части Аравии. Название же Пунт явно обозначало более близкие к экватору земли на побережье Красного моря – юг Аравии и побережье Эритреи и Сомали.
Нет сомнений в том, что египтяне уже в очень ранние времена имели связи с Божественной страной; по сути дела, в ней находились каменоломни Хаммамата, и через нее шла дорога к Красному морю, а значит, к рудникам Синая[359] и в страны благовоний. Несомненно, со времен Снофру «казначеи бога» и подчиненные им чиновники[360] ездили по этой дороге, и вероятнее всего, это была примерно та же дорога, по которой и теперь ходят караваны нашего времени, – Косерская дорога (сейчас здесь функционирует дорога – от Кифта на Ниле до порта Эль-Кусейр на побережье Красного моря. – Ред.). Похоже, что за прошедшие века немного сдвигались только ее начальная и конечная точки. И в ранние времена, и даже в греческий период путники отправлялись из Коптоса (Кифта), в Средние века – из соседнего с ним города Кус, а в наши дни (повторимся, в конце XIX в. – Ред.) местом выхода в путь для этих караванов стала Кена. Теперь они выходят к морю у бухты Эль-Кусейр, но в греческие времена конечной точкой путешествия была белая гавань (Левкос Лимен, там же), а в ранние эпохи (по меньшей мере какое-то время) этой точкой был Вади-Газуз, расположенный севернее Эль-Кусейра в местности под названием Сауу. Там египтяне построили крепость, чтобы защитить это важное место от варваров; они построили также маленький храм, где путешественники могли попросить защиты у могущественного бога Мина из Коптоса, покровителя пустынь Божественной страны[361].
От времени правления XI династии до нас дошли два любопытных сообщения относительно событий, происходивших в Божественной стране. При том самом царе Ментухотепе, который выкопал колодец в Хаммамате, или, иными словами, «откопал воду в этих горах, которые до этого были непроезжими для людей», и таким образом «открыл эту дорогу для езды»[362], военачальник Сеанх приехал в Хаммамат и насадил в этом краю «все зеленые растения Верхнего Египта». Этот военный продолжает свой рассказ так: «Я превратил его долины в сады из трав, а его высоты в пруды с водой и заселил его детьми на всем его пространстве – на юг до страны Таау и на север до города Менат-Хуфу. Я отправился к морю, и охотился на людей, и охотился на скот, и я приехал в этот край с шестьюдесятью взрослыми людьми и семьюдесятью их молодыми детьми за один раз»[363]. Значит, чтобы обеспечить жителями новую путевую стоянку с колодцем, был устроен набег на несчастных горных бедуинов, которых греческие путешественники называли троглодитами.
Не менее интересна надпись, относящаяся к немного более позднему времени, которую велел вырезать в Хаммамате «главный казначей Хену, командующий в пустыне, вождь в горах, удовлетворяющий оба Египта, тот, кого сильно боятся и горячо любят». Вот что он рассказывает: «Его величество поручил мне отправить корабли в страну Пунт, чтобы забрать свежий ладан от ее князей, вождей этой красной страны[364], ибо страх перед ним преследует варваров. Смотрите, когда я вышел из города Коптос по дороге, которую указал мне его величество, я имел с собой войска из южных земель, которые расчищали дорогу передо мной, и покорил всех, кто был враждебно настроен по отношению к царю. Так я шел с армией из 3 тысяч человек». За солдатами следовали ремесленники различных профессий. Путь, по которому они двигались, проходил через различные неизвестные нам места. И все было организовано так хорошо, что Хену смог давать каждому из своих людей два кувшина воды и двадцать булок (хлебов) кажый день. Более того, он выкопал два глубоких колодца в стране Эдахет и третий в стране Эахетеб. Он также рассказывает: «Я достиг моря[365], и построил этот корабль, и полностью снарядил его, и приготовил ради него большое жертвоприношение – телят, быков и газелей. А когда я вернулся с моря и исполнил все, что его величество мне поручил, я привез ему все изделия, которые смог найти в Божественной Стране». Хену, не удовлетворенный тем, что сделал во время этого путешествия, на обратном пути проехал через каменоломни Хаммамата и «привез каменные блоки для колоссов и статуи для храма. Ничего столь же важного не происходило при прежних царях, и подобного никогда не совершал ни один посланный в поездку царский родственник со времен бога. Я же, – продолжает Хену, – сделал это для его величества, моего повелителя, поскольку он очень сильно любит меня и дал мне первое место в своем дворце впереди всех великих людей этой страны. Я поистине его любимый слуга, который делает все, что он приказывает, день за днем».
