Людмила Новикова - Провинциальная «контрреволюция». Белое движение и гражданская война на русском Севере
Северное правительство и политический кризис августа 1919 г.
Неудача летней кампании и решение союзников окончательно покинуть Северную область вызвали в Архангельске острый политический кризис. Также они дали толчок новой серии дебатов среди северной политической общественности о том, является ли белый Север лишь одним из звеньев общей цепи антибольшевистских фронтов, или его существование имеет самостоятельное значение, вне зависимости от исхода белой борьбы в Сибири и на Юге страны. От ответа на этот вопрос зависели будущее Северной области и политическая конструкция власти. Это предопределяло, в чьих руках – военного командования или региональной общественности – должно находиться управление краем. Несмотря на то что первоначально общественность преобладала, конечная победа осталась за генеральской властью.
В июле 1919 г., чтобы предотвратить дальнейшую деморализацию армии, белое командование упорно молчало о крушении наступления в Сибири. На карте Бюро пропаганды в центре Архангельска колчаковские войска располагались к западу от Глазова, приближаясь к Котласу, в то время как на самом деле фронт находился намного восточнее, откатившись уже к Перми[844]. Однако тревожные слухи плодились, несмотря на угрозы предавать виновных в распространении «ложных» сведений военному суду и даже имевшие место единичные расстрелы[845]. Именно в этот момент британское командование официально объявило о предстоящей эвакуации оставшихся союзных контингентов. 27 июля 1919 г. при встрече с генерал-губернатором Северной области Миллером и на следующий день на заседании белого правительства генерал Айронсайд сообщил о планируемом выводе союзных войск и поставил вопрос, сможет ли Северная армия самостоятельно продолжать борьбу[846].
Несмотря на недовольство союзной интервенцией среди военных и политических кругов Северной области, известие о предстоящей эвакуации поставило белое руководство в тупик. Интервенция уже давно воспринималась как данность, так же как и союзные поставки продовольствия и военного снаряжения. Правда, боевое значение союзных отрядов уже не было так велико, как в первые месяцы интервенции, так как даже в численном отношении они теперь значительно уступали выросшей в предшествовавшие месяцы белой армии. Однако материальная помощь со стороны союзников по-прежнему играла существенную роль в снабжении Северной области. Еще более велико было символическое значение союзного присутствия на Севере. Союзные отряды, сражавшиеся плечом к плечу с белыми войсками, казалось, показывали всем, что большевики являются политическими изгоями и что мировые державы – на стороне белых правительств. Поэтому известие о прекращении интервенции было воспринято на Севере не только как удар по обороне области, но и как серьезное дипломатическое поражение и даже как начало международной изоляции белых правительств. Неожиданная перспектива остаться без союзных войск и снабжения испугала белое командование, политиков и региональных активистов и заставила их приложить все силы, чтобы остановить эвакуацию. Но несмотря на все их протесты, в десятых числах августа войска Антанты начали стягиваться в тыл для отправки на родину[847]. В результате в августе 1919 г. белому руководству предстояло решить, что делать, и на кого или на что может в будущем опереться его власть.
Генерал Миллер отчаянно пытался оценить военные последствия союзной эвакуации для обороны Северной области, особенно ввиду продолжавшегося отступления колчаковский войск. Предложенный Айронсайдом отход белой армии вместе с союзниками казался ему позорной и поспешной капитуляцией. Однако военный опыт говорил ему, что в случае дальнейшего усиления красного фронта Северная армия, опиравшаяся только на ограниченные людские и материальные ресурсы Архангельской губернии, едва ли сможет самостоятельно противостоять врагу более одного-двух месяцев[848]. Его опасения подтвердили командующие фронтовыми районами и полками. На созванном Миллером совещании они сошлись во мнении, что Архангельск необходимо эвакуировать. Командиры считали, что армию можно спасти, лишь перевезя более крепкие части на белый Северо-Западный или Южный фронты или усилив ими Мурманский участок обороны. В последнем случае, даже при неудачном развитии событий, армии был бы обеспечен путь отступления в Финляндию или Норвегию[849].
Идею эвакуации на Мурман поддержал и начальник Мурманского края В.В. Ермолов, а также формальный глава северного кабинета Н.В. Чайковский вместе с другими членами Русского политического совещания в Париже[850]. Тем не менее, прежде чем принять решение, Миллер решил дождаться мнения Колчака. 4 августа 1919 г. в своей телеграмме в Омск он запросил мнение верховного правителя об общем положении на белых фронтах. Миллер сообщал, что попытка удержать Архангельск будет иметь смысл, только если «есть твердая уверенность, что власть большевиков будет сломлена до наступления зимы»[851].
В то время как Миллер размышлял о спасении армии и общих перспективах белых военных кампаний, члены Архангельского правительства и провинциальной общественности с отчаянием осознали, что теперь один военный приказ может подвести черту под всем существованием Северной области. В их представлении значение белого Севера, этого прообраза будущей небольшевистской России с его демократическими земствами, партиями, региональными общественными организациями и относительно свободной прессой, далеко превосходило вопрос об исключительно военной целесообразности дальнейшей борьбы. Поэтому, чтобы не допустить падения фронта, в августе 1919 г. они инициировали серию кабинетных перестановок и созыв Земско-городского совещания с целью сделать правительство более представительным, и тем самым укрепить доверие населения к власти. В них говорила надежда, что, если все жители области как один встанут на ее защиту, ликвидации фронта удастся избежать.
Августовские инициативы не сочетались с предшествовавшими шагами правительства, нацеленными на укрепление генеральского правления. Еще в середине июля 1919 г. ввиду приказа Колчака о назначении Миллера главнокомандующим всеми сухопутными и морскими вооруженными силами на Северном фронте кабинет обсуждал вопрос о самоликвидации. Тогда члены правительства, надеясь на скорую военную победу и объединение белых фронтов, полагали, что именно сильная генеральская власть в тот момент «может быстрее реагировать на выдвигаемые этой [боевой] обстановкой жизненные запросы области»[852]. Но военные неудачи, а также протесты и предостережения со стороны социалистических лидеров, союзных дипломатов и русских заграничных представительств заставили их отложить роспуск кабинета[853]. А затем известия о предстоявшей эвакуации союзных войск подтолкнули членов правительства к тому, чтобы, напротив, укрепить кабинет, сделав его более представительным и популярным.
Заметавшись в поисках общественной опоры, члены кабинета обратились за помощью к недавно переизбранным земствам и Архангельской городской думе, выступавшим как демократические представители широких народных масс. Самоуправления охотно пошли на переговоры и выдвинули в члены правительства беспартийного архангельского городского голову И.В. Багриновского, который вскоре занял пост начальника Архангельской губернии и управляющего внутренними делами Северной области. Также левые земские и городские круги настояли на удалении из правительства С.Н. Городецкого и Н.В. Мефодиева, ставших к тому времени олицетворением правого крыла в кабинете, а также члена Союза возрождения России энеса В.И. Игнатьева, так и не сумевшего заручиться популярностью среди архангельской общественности. Значимой уступкой левым стало и создание в кабинете самостоятельного Отдела труда, чего безуспешно добивались профсоюзы уже с осени 1918 г. Кроме того, в составе правительства были зарезервированы еще два места для выборных представителей от органов местного самоуправления. Таким образом, хотя председательство в кабинете оставалось в руках кадета П.Ю. Зубова, а генерал Миллер сохранил свое место в правительстве в качестве главнокомандующего армией и главы Отдела иностранных дел, начавшиеся 10 августа кабинетные перестановки усилили влияние левых кругов на власть[854].
Еще большему сдвигу архангельской политики влево способствовало Земско-городское совещание, которое начало свою работу 12 августа 1919 г. Идея созыва совещания обсуждалась в правительственных сферах уже с весны 1919 г. Теперь этот форум представителей самоуправления, который еще недавно считался источником политической нестабильности, показался членам кабинета спасительной соломинкой. Он должен был стать опорой белой власти и воодушевить население на борьбу с большевиками[855]. Земско-городское совещание по своему политическому составу оказалось левее преобразованного кабинета. Хотя социалистические делегаты разделяли убеждение, что Северную область необходимо спасти, и выразили готовность прийти на помощь правительству, они потребовали более глубоких изменений в управлении краем, и в частности создания представительного органа, контролирующего правительство. Также они добивались политической амнистии для арестованных членов социалистических партий[856]. Ввиду критического положения области кабинет пошел на уступки. Для разработки положения о представительном органе при правительстве была создана специальная комиссия. Помимо этого, кабинет согласился на помилование политических заключенных по представлению Земско-городского совещания, отказавшись от проведения всеобщей амнистии[857].
