Евгения Пищикова - Пятиэтажная Россия
Просвещенная шестидесятница, споспешница тихой с. с. р., обыкновенно хранила несколько протестных сувениров — книжку Симоны де Бовуар «Второй пол», томик Бенджамина Спока «Ребенок и уход за ним» и, до кучи, номер «Америки». О, с Симоной на прикроватной тумбочке и доктором Споком под мышкой наши матери чувствовали себя во всеоружии и в спальне, и в детской. Даром что кумиры мало компонуются между собой, хотя вроде бы и тот, и другая «за свободу». И Спок, и Симона — видные участники революции (Спок даже два года тюрьмы было получил за участие в антивоенной демонстрации, да уважили именитого доктора, отменили). И, однако же, он: «Не мешайте детям валяться в грязи, это заменяет им музыку и любовь»; а она: «Беременность и материнство являются негативным опытом для женщины и препятствуют ее освобождению».
Но уж журнал «Америка» — безусловная ценность. Простая женская мечта. А между тем мы имели дело с уходящей натурой. Как и в истории с конкурсами красоты, считали символом освобождения то, в чем заокеанские сестры видели триумф угнетения. Композиция «Перед первым свиданием» была предметом действенной ненависти всех феминисток Америки. Отчасти именно она стала поводом к самым решительным выступлениям. Ибо сексуальная революция 60-70-х годов была не революцией Вудстока и не имела по большому счету никакого отношения к эротическим выкрутасам хипповских менад. Она была революцией домохозяек.
«Каждая женщина из пригородов боролась с этим в одиночку. Продолжая стелить постель, покупать бакалейные товары, кормить детей сэндвичами, лежать ночью рядом с мужем, она боялась спросить себя: „И это все?“»
«И это все?» — страшный вопрос. Главный женский вопрос. Как можно было не затрястись от любопытства, прочтя эти строки, написанные в 1963-м году американской феминисткой Бетти Фридан?
Именно она, предвестница women? s lib, начала свою книгу словами, дышащими свежестью и правдой: «Я стану вашим голосом, пригородные сестры! Послушайте меня, белые домохозяйки среднего класса!»
В книге этой, ставшей подлинным общественным событием, Бетти описала повседневную жизнь американской женщины, у которой «все есть». Есть муж, дом, прелестные ребятишки, машина, бридж и теннис. И эти-то счастливые домохозяйки чувствовали себя глубоко несчастными. «Они хотели большего» — или другого, или еще чего-то. Сколько поэзии в этой тоске пригородных сестер, «желающих странного»!
Бетти окрестила тоску «проблемой, у которой нет имени». Нашла причину — поиски идентичности, конфликт между домашним всевластием и общественным безвластием. Описала главную вражину — рекламного агента, создающего мифологию американского дамского счастья, оратая общественного заговора, цель которого завлечь женщину в дом и не выпустить ее оттуда, навязав ей роль «потребляемого потребителя».
Через четыре года, в 1967-м, когда «мир сошел с ума», первое, что сделали феминистки, — вывалили на газон перед Белым домом грузовик кокетливых домашних фартуков.
Сейчас, через сорок лет после тех событий, результаты революции описываются таким образом — американки вырвались из «клаустрофобного брака», с «принудительным материнством» и «вынужденным целомудрием». А ведь не об этом ли самом «клаустрофобном» браке мечтает для своей дочери наша Света? Не ждет ли Россию лет через двадцать своя собственная, локальная революция домохозяек? Ведь проблема-то была не из придуманных — до сих пор американскую женщину преследует страшный призрак материнского фартука: «В сто раз лучше тяжело работать, чем жить в тяжелом браке». Ну, русские женщины умеют делать и то, и другое одновременно — у нас вот такие получились результаты революции.
Наши результаты — это полный, конечно, проигрыш врагу. По всем позициям. Сара Фомински, женщина-воин, как-то учила меня, как отличать кинематографический продукт, нацеленный на женскую аудиторию, от такового же, рассчитанного на мужскую. «Не смотрите на любовную линию, — говорила она, — не обращайте внимание на торс главного героя. Следите вот за чем: если в фильме женщина хоть раз бьет мужчину в пах, значит, продукт в конечном счете произведен для женской аудитории». Какое ужасное знание — из него следует, что в России нет ни одного фильма, снятого для женщин.
«Никогда, — говорила мне Сара, — не позволяйте себе награждать вашего партнера льстивыми прозвищами. Никаких тигриков, нефритовых корней и прочей мерзости. Можете назвать его сусликом, птенчиком, пестиком, тычинкой. В крайнем случае — угнеталкой. Иначе ваш проигрыш неизбежен». Сестры, включите вечером канал MTV и почитайте частные эсэмэски, помещаемые в бегущей строке. Мы — проиграли. Там одни Тигрики.
Главные герои наших телевизионных сериалов (сериалов для домохозяек!) — белые гетеросексуальные мужчины, по большей части состоящие на военной службе. Нам подсовывают в качестве эротического зрительского приза наших же исконных врагов. Пока мы довольствуемся солдатами, пограничниками, моряками, милиционерами, волкодавами, пока мы вынуждены глазеть на безупречнейшего Александра Невского (типичного брутального самца), американские женщины могут посмотреть «Войну миров» — красивый волнующий фильм, снятый Спилбергом для женщин. В этом фильме мужчина доказывает, что он имеет право совершить женский подвиг — спасти своих детей, а не Вселенную. Даже не спасти — унести, укрыть.
Как вольтеровский Кандид, маленький Том Круз столкнулся с тем, что зло неодолимо, зато за ним остается его маленький садик.
И какой, по вашему мнению, из героев ближе женскому сердцу?
Проиграли, что и говорить, — проиграли!
Мы можем отомстить нашим мужчинам одним-единственным образом: отдать в жены лучшим из них самых консервативных наших сестер — идеальных женщин. Они уже идут к ним — профессиональные красавицы, совершенные девы. Ну, пусть и Нимфы.
Это женщины, которые не воюют — они достаются победителям в качестве приза. Это такая добыча, которая сама ловит добычу. Это те самые семь худых коров, которые сожрут семь тучных, но сами не станут тучнее. Еще бы — на диетах сидят. Они перерабатывают мужчин в счастье и красоту. Они — загадочные. Мужчина завоевывает их, ломится в открытую дверь. Спальня вся в золоте, кровать в жемчугах. Вломился — батюшки светы!
Въехал мужик с перепугу в курную избу. Попал в темное, холодное, пустое, дремучее пространство. Потому что наша красавица — пустая, холодная и темная бабенка. А бывают красавицы — шкатулки, кошелечки, сумочки. А бывают — складские помещения.
Вот только такая нам война и осталась — партизанская. Поглумиться над победителем, пока он не напомнит, как бездарно мы профукали свою сексуальную революцию.
Убить дебила
Супружество и плотская любовь
Много ли чувственности в отношениях супругов с десятилетним, приблизительно, стажем? Это один из тех редко обсуждаемых, но вполне жизненных вопросов, на которые как ни ответь, все будешь выглядеть дураком. Что тут можно сказать? Разве что правду. Думаю, мало. Жизнь дольше любви. «Большая, до конца не изменяющаяся любовь — редчайшее исключение: она столь же возможна, сколь маловероятна. На подобные обстоятельства не стоит рассчитывать», — писала Лидия Гинзбург. Мы и не рассчитываем.
Самые неистовые и печальные развратники на свете — это добропорядочнейшие супружеские пары, тщетно пытающиеся вернуть былое волнение и прежний трепет от обладания друг другом. Секс губителен для брака. Он способствует созданию семьи, но никак не может служить ее сохранению. Видите ли, семья строится не в постели, — но зато именно в постели разрушается. Трудные наступили времена для почтенных супругов, ищущих покоя. В покое-то нас как раз и не оставляют.
Разумеется, не впервые колеблются устои брака. Периоды устрожения морали и периоды вольности нравов сменяют друг друга. История дышит — вздох, и грудь поднимается, вздымается, пудрится, приклеивается мушка, перси рвутся из кружевного гнездышка, «вот-вот заголится девка»; выдох — грудь опускается, опадает, и вот уж надевается блузка с плотным нагрудником, с воротником-стойкой; медальон с локонами дорогих покойных родителей. Но всегда, даже в самые гривуазные времена, супружеская спальня была закрыта для осмотра и обсуждения. Все разновидности адюльтера, любое телесное приключение, самая смелая эротическая авантюра, всякий грех — все было описано и обдумано, но только не брачный альков. Что бы там ни происходило — дверь в спальню закрыта.
Не то нынче — сейчас у нас самый большой грех, если там именно что ничего не происходит. Сила желания, единственная движущая сила современного общества, не может безнаказанно угаснуть. Потребитель всегда и всего должен хотеть!
Весь товарный, жадный, заботящийся о вещном прогрессе мир зорко глядит в супружескую спальню — а правильно ли вы все делаете, ребята, а не остыл ли жар любви? Свечи-то, свечи-то не забыли? Никаких байковых ночных рубашек! А ты все в семейниках, дружище? Приличные боксеры лениво купить? Жене давно эротического белья не дарил? Да уж, любовнички. Помоги мужу надеть презерватив, тетеха. Да не так, не так! Что ты молча нахлобучиваешь, как ушанку на пьяного? Ты играючи, резвясь. Таблетку поднеси по-умному, в танце, озорно. И чего лезете дверь свою закрывать — у вас за этой дверью ничего и нет, знаем мы вас. Ведь даже английские супруги (европейцы, респектабельные люди) — и те тратят на секс тридцать пять минут в неделю. А телевизор смотрят, лежа в постели, два часа (в неделю же). Разговаривают — три часа. Читают — и то целых полтора. Кстати, английская компания Sharps (двести лет на рынке мебели для спален), получив результаты только что приведенного опроса, несколько поежилась. Но рекламную концепцию менять не стала. Так — несколько освежила: Она, лежа на белейшей, просторнейшей кровати, крутит пяточкой, глядя в ноутбук, Он — с чашкой кофе, с ленивой негой в мужественнейшей улыбке. В окна задувает морской ветер. Что-то в этом роде.
