Александр Андреев - Богдан Хмельницкий в поисках Переяславской Рады
Украинский гетман выигрывал битвы на полях сражений, но готовил победы в тиши тайных кабинетов. В военном уставе «Статьи об устройстве Войска запорожского» Богдан писал, что «полковники должны днем и ночью сообщать гетману, что у них происходит». Он всегда сам инструктировал и отправлял в дело лазутчиков, разведчиков, диверсантов, сам разрабатывал секретные операции и любимые им дезинформации, говоря: «Давно бы я не ходил по свету, если бы кто-нибудь знал и ведал, куда я должен пойти». В ответ в Варшаве говорили только одно: «О планах Хмельницкого ничего достоверно неизвестно».
Гетман предвидел развитие событий далеко вперед с помощью конкретных знаний. Тысячи профессиональных и добровольных агентов действовали в казацких резидентурах по городам и весям Речи Посполитой, особенно эффективно в Варшаве и Вильно, постоянно передавая в Чигирин и Белую Церковь политическую и военную информацию. Особые агенты гетмана Василий Верещака, Ярмолович, братья Сечевичи, другие тайные шляхтичи, служили в покоях, при дворе короля Яна Казимира, в сенате, в правительстве. Особые резидентуры Хмельницкого работали в Крыму, Турции, Молдавии, Валахии, Трансильвании, Чехии, Моравии, Силезии, Австрии. Сотни казацких агентов под видом пилигримов, нищих, путешественников, калек, циркачей, купцов, наемников, кобзарей, богомольцев собирали тактическую информацию в оперативном тылу армии противника.
Тайные хлопцы полковников братьев Стасенко взрывали там, где надо мосты, разрушали переправы, портили вражеские пушки, поджигали цейхгаузы, угоняли боевых коней противника. Хмельницкий всегда сеял в войсках Польской Короны хаос, неуверенность, напряжение, сменявшиеся чувством обреченности и паник5ой, и многие военные шляхтичи говорили, что деревенели только при одних слухах о его приближении.
Гетман управлял тайной службой Войска Запорожского так, что непосвященные не понимали ничего в совершающихся секретных событиях, просчитать которые было так же невозможно, как и разобраться в том, почему и по какой причине Хмельницкий в течение обычного летнего дня 1648 года мягкий, резкий в суждениях, горячий, приветливый, приятный, молчаливый, простой, радушный, лукавый, злой, мстительный, добрый, суровый, жестокий, отчаянно смелый, хладнокровный, предусмотрительный, упрямый, компромиссный, противоречивый, цельный, нетребовательный, скромный, бешеный, великий.
Никто из многочисленных врагов Хмельницкого никогда не мог определить, какой стратегический и тактический прием он использует, чтобы добиться поставленной цели. Летом 1648 года, после побед под Желтыми Водами и Корсунью, Богдан понимал, что теперь Польская Корона займется им и казаками по-настоящему, и день и ночь готовил Войско Запорожское к осенней грандиозной битве с шляхетными нелюдями, льющими людскую кровь, как воду.
Летом 1648 года умное польское меньшинство предупреждало сейм: «Не берите волка за уши, а признайте правоту посполитых. Казаки обратятся за помощью к самому аду, лишь бы избавиться от такого рабства, которое от нас терпели». Чванливое польское большинство отвечало: «Скорее Хмельницкий будет на колу, чем дождется вольностей своему казачеству!» Богдан Великий спокойно отвечал очнувшейся от алчности в войну Варшаве: «Будет так, как бог даст». В Европе умно рассуждали: «Гордая шляхта, находившаяся в тяжелом и сомнительном положении, не хотела прозревать и дать Украине справедливость, отвечала Хмельницкому и народу только оскорблениями. Видно, в вечной книге предначертаний было записано, что поляки в 1648 году не могли увидеть того, как с этого года начался несчастный распад их державы».
Богдан Хмельницкий спокойно, вежливо и рассудительно передавал варшавскому сейму: «У нас к королю набрался целый сундук просьб и предложений, да у вас никто короля не слушает. Пусть паны магнаты станут шляхтой, а король будет один над всеми. И вы, и мы будем слушать одного короля. Виновники нашего восстания – несусветная шляхта, сорвавшаяся с цепи разума, которого у нее давно нет. Если, упаси бог, еще кто на нас нападет, мы, казаки, богом клянемся, что ему достанется так, как мы никому не желаем. Вы добьетесь, что у нас останется только одно желание – навсегда избавиться от панского гнета».
В ответ назначенный хитромудрым сенатом главным переговорщиком православный нобиль-украинец с польскими замашками Адам Кисел радостно докладывал руководившему Речью Посполитой примасу:
– Хмельницкий, этот изменник, рассылает свои письма везде по городам, поднимая людей на погибель, которую они считают верхом счастья. Нужно быстрее послать на него войско, чтобы спасти спокойствие, счастье и славу Польской Короны.
Сенат в очередной раз написал в Москву, что Хмельницкий в союзе с Крымским ханством вот-вот атакует Кремль. Польские послы дали боярам из ближнего царского круга взяточные деньги и столпы государства доложили уже давно совершеннолетнему великому государю Алексею Михайловичу, что Украина очень опасна России. Беярскую сволочь беспокоило, что мятеж от Днепра может перекинуться в Россию, а та тут же восстанет, почему-то разъяренная самым лучшим в мире боярским правлением. По команде Боярской Думы царь приказал закрыть западные границы с Речью Посполитой, традиционно называя ее Литвой: «От литовского рубежа по всем дорогам и по малым стежкам, и везде учинить заставы и крепкие сторожи, и беречь накрепко, чтобы никто к нам сюда не проехал и не прошел, и не прокрался».
Пограничные царские воеводы, радостно выгадывая свой интерес у казны взамен достоверности, охранять которую были поставлены, наперебой лгали самодержавному государю о грядущей вот-вот казацкой опасности, которой не было и в помине. Путивльский воевода Никифор Плещеев, родственник второго по рангу государственного вора Московского царства Леонтия Плещеева, вдохновенно сочинял сказку то ли выросшему, то ли нет двадцатипятилетнему Алексею Михайловичу: «Опасаюсь я, холопишка твой, от тех повстанцев всякого дурна, живу в Путивле неоплошно, чтобы от тех воров, литовских людей, городу Путавлю какое дурно не учинилось».
До 1653 года Москва боялась конфликтовать с Варшавой, которой была не раз позорно бита и ограничивала свои действия разведкой очевидного и всем известного: «Тотчас послать в литовскую сторону кого пригоже и велеть разведать подлинно тайным делом, как польского Владислава короля не стало, и кого на его королевское место чают, и коль скоро. И что у них ныне делается, и в которых местах у них черкасы-казаки и татары, сложась воюют, и много ли их в собранье, и кто к черкасам пристает, и что за ссора у черкас с поляками учинилась, и как ту ссору чают унять. И кто ныне в Польше и Литве коронные гетманы, и белорусцы к черкасам не пристают ли, и есть ли в которых городах против тех черкас и татар в литовской стороне собранья. Про всякие вести, что у черкас делается, разведать всякими мерами все доподлинно».
Богдан вежливо улыбаясь, пригласил удалых московских лазутчиков в Белой Церкви к себе на завтрак, еще раз рассказал подробности войны и очень просил передать в Кремль, что «мы, казаки, не враги Московскому царству, нас не нужно бояться. Казакам с ляхами миру не будет». Гетман пригласил в шатер Адама Кисела и в его присутствии прочитал московским тайным агентам перехваченное письмо главного польско-казацкого переговорщика царю: «Казаки воюют из страсти к грабежам и беспорядкам и этот мятеж опасен для Московского царства, которому следует объединиться с Речью Посполитой и не допустить буйному народу усилиться для бедствия обеих держав». Затем Богдан спокойно спросил Кисела:
– Кажется, за вашими варшавскими обещаниями и предложениями торчат уши обмана и предательства?
За шатром грозно гудела дисциплинированная стотысячная казацкая армия, готовящаяся к битвам за свободу украинского народа, и совсем не хотевшая киселовских грабежей и беспорядков. С этого момента Кремль не принимал всерьез ни одно польское письмо и посольство, просто вежливо, но не очень дальновидно выжидая, когда поляки и казаки выдохнутся в домашней войне, чтобы сбить с трупов сливки. Дело, впрочем, житейское.
Хмельницкий раз за разом показывал государственным врагам и друзьям, что Варшава традиционно тупо и политически недальновидно игнорирует реальную ситуацию на Днепре. Всей Европе, но совсем не Польской Короне, было ясно, что Украинская революция по своему размаху сравнима с восстанием Уота Тайлера в Англии, Жакерией во Франции, Гуситскими войнами в Чехии и крестьянскими религиозными войнами в Германии. Позднее Европа будет называть Хмельницкого украинским Кромвелем, чье противостояние с необуздываемым королем Карлом I Стюартом летом 1648 года подходило к мертвому концу, давая, наконец, дорогу изменившей весь мир Великой Английской революции. Гетман Войска Запорожского понимал, что Европа Варшаве не указ и не пример, а только место, где шляхта может тратить чужие деньги. Только для того, чтобы еще и еще раз показать всем государственным соседям хамское упрямство польского сейма, с которым никак нельзя иметь дело порядочным и уважающим себя странам, Богдан послал на эту «Бурю пустых криков» посольство Войска Запорожского во главе со своим побратимом и политическим советником Федором Вишняком.
