Николай Ямской - Кто брал Рейхстаг. Герои по умолчанию...
Да их тогда даже и близко не подпустили. Не говоря уж о том, что и позже с правдой им никто из командования помочь не пожелал. Судя по загадочной улыбке начальника политотдела Лисицына, высокие командные умы 1 и часть 2 мая только начали оформление своей «исторической заготовки» с описанием «правильного» водружения «правильного знамени».
Так что совсем не в оправдание журналистов, изначально лишенных правдивой информации, а как раз в укор тем, кто эту правду знал, но старательно замалчивал, следует сказать: фальсификация программировалась не в редакциях, а в штабах.
Ну а уж журналисты – где могли – добавили и свое.
В результате даже те факты, которые действительно имели место, искажались и даже мифизировались. Именно тогда, например, попало в литературу и стало в ней общим местом описание прибытия 3 мая маршала Жукова в Рейхстаг. Маршал появился не один, а в сопровождении члена Военного совета фронта К. Телегина, генерал-полковника Н. Берзарина (он еще 24 апреля был назначен комендантом Берлина) и члена Военного совета 5-й ударной армии Ф. Бокова. Истории остались кинофотокадры, на которых маршал и сопровождающие его лица осматривают здание, надписи на стенах, позируют на лестнице. Пишущая пресса добавила свой эпизод – встречу Жукова с комбатом Неустроевым, с которым он по-отечески побеседовал. Сам капитан в своих воспоминаниях все эти красивости категорически отверг. А честно уточнил, что ничего подобного в действительности не было: «Нас к Жукову не допустила его охрана. Ни меня. Ни Зинченко…» [117]
Где знамя Военного совета – там и герои
Однако так и не допущенный к «телу» легендарного маршала полковник Зинченко не дремал. Он тоже заботился о «красивых исторических точках». В рукописном варианте своих военных мемуаров, отосланных в Воениздат в 1975 г ., Ф. Зинченко так описывал свою работу со Знаменем Военного совета армии во время своего собственного осмотра Рейхстага во второй половине дня 2 мая: «Вызвал Егорова и Кантарию, и мы отправились наверх… Когда я взобрался на крышу, передо мной открылась довольно широкая панорама Берлина. Обошли медленно купол и на восточной стороне (то есть тыльной относительно парадного входа) обнаружили исковерканную разрывом снаряда лестницу, ведущую на самый его верх.
– Ну что же, товарищи дорогие, – обратился я к своим спутникам. – Тридцатого апреля вы не полностью выполнили мой приказ. Знамя-то установили не на куполе. Довыполнить!…
– Есть, товарищ полковник, довыполнить приказ, – бодро ответили Егоров и Кантария. И через несколько минут Знамя уже развевалось над куполом…» [118]
Полковник Зинченко почему-то не упоминает, что перенос Знамени на купол проходил не очень-то гладко. Правда, некоторые журналисты потом писали, что Кантария, добравшись до небольшой круглой площадки на вершине купола и закрепив Знамя, чуть ли не лезгинку там танцевал. Но на самом деле подъем по разрушенной лестнице и металлическим переплетам (стекла были выбиты) на такой приличной высоте был долгим и рискованным. Был даже момент, когда Егоров чуть ли не сорвался: спасла за что-то зацепившаяся телогрейка…
Перенесенное сержантами в этот день на купол Знамя пробыло там ровно неделю. За это время через штабы и политотделы частей и соединений 3-й ударной армии снизу вверх прокатился настоящий поток наградных представлений. Поскольку рожденное преждевременным докладом и узаконенное жуковским приказом № 6 «время взятия и водружения» уже водило рукой многих из тех, кто писал донесения, заполнял наградные листы и «редактировал» журналы боевых действий, установить по ним действительную картину до сих пор крайне затруднительно. В этих документах каждый что-либо водружал. И каждый был первым, а значит вроде бы имел все основания претендовать на прилюдно обещанную Золотую Звезду Героя.
Характерно, что поначалу в этом потоке имена М. Егорова и М. Кантарии никак не фигурировали. Например, тот же В. Шатилов, как мы видим из его письменного донесения Переверткину, лишь обтекаемо сообщает о некой «группе смельчаков из 756-го полка», которые «в 13.45 30.04.45» водрузили «знамя на первом этаже в юго-западной части Рейхстага».
Не очень-то был поначалу озабочен персоналиями и сам комкор С. Переверткин. Из своей памяти он, похоже, уже вычеркнул и разведчиков из штурмовой группы капитана Макова, и даже флаг его корпуса, который они первым водрузили над Рейхстагом.
Теперь генерал всецело занялся судьбой Знамени Военного совета № 5.
И совсем неспроста. А все потому, что та самая, с теминским снимком газета «Правда» от 3 мая вышла с передовицей, которая кончалась фразой: «Исполнилось слово великого Сталина: знамя Победы развевается над Берлином. Оно развевается под майским ветром, возвещая весну народов, освобождения человечества от фашистской тьмы».
Гигантская фигура вождя, возникающая из строк передовицы рядом с развевающимся над Берлином знаменем, явно навела Переверткина на целый ряд мыслей и действий, направленных на правильное оформление этого исторического акта.
Оказывается, именно его распоряжение подстегнуло Зинченко отправить двух сержантов на крышу Рейхстага, с которой те перенесли «флаг № 5» на купол.
Первенство самих сержантов также следовало утвердить, одновременно «упорядочив» рассказы о других знаменосцах с корпусными, дивизионными, полковыми, штурмовыми и просто флажками. А то ведь явно поспешили в армейской многотиражке 150-й дивизии «Воин Родины». День в день с «Правдой» в этой «дивизионке» взяли да и поместили информацию, что Знамя Победы «над цитаделью гитлеризма водрузили лейтенант Рахимжан Кошкарбаев, красноармеец Григорий Булатов и еще плечо к плечу другие славные красноармейцы Провотворов, Лысенко и другие». Через день та же газета усугубила данную информацию еще и «рассказом с подробностями», соавтором которого оказался никто иной, как сам Шатилов. Поправилась газета только в публикации от 7 мая, в которой все «лишние» были отсечены, а «правильный» текст венчала фраза: «Разведчики Кантария и Егоров со знаменем в руках устремились наверх. И вскоре над зданием взвился алый стяг победы».
Словом, надо было кончать с этим разнобоем. И поосновательнее утверждать над Рейхстагом Знамя Военного совета под № 5.
Красный день в календаре
Тем более что дальнейший ход событий прямо-таки требовал принятия срочных мер, дабы в суете радостной победной эйфории страна не забыла тех, кто ставил в ней красивую историческую точку. В ночь с 8 на 9 мая в пригороде Берлина Карлсхорсте был подписан акт о безоговорочной капитуляции фашистской Германии. А уже на следующий день в Москве сообщили об Указе Президиума Верховного Совета СССР, объявляющего 9 мая днем всенародного торжества – праздником Победы. В этот день по радио с речью к советскому народу обратился Верховный Главнокомандующий И. Сталин. Объявив о капитуляции фашистской Германии, он заявил, что наступил исторический день окончательного разгрома Германии, день Великой Победы нашего народа над германским империализмом.
Слово «империализм» вместо более часто употребляемого «фашизм» Сталин использовал отнюдь не случайно. Та игра по стравливанию классовых врагов на международной арене, которую он затеял еще до войны и которая в конце концов обернулась для нашего народа страшными испытаниями, в общем-то, закончилась не так, как ему хотелось. Красный флаг над Берлином, конечно, развевался. Но ведь планировалось, чтобы еще и над Парижем, Лондоном, всем миром…
С другой стороны, все же удалось в лице гитлеровской Германии свалить один из наиболее мощных отрядов империалистического лагеря, вывести СССР в разряд мировых держав, создав в Восточной Европе плацдарм для дальнейшего утверждения этого статуса…
А Москва тем временем отмечала первый праздник Победы. Центром торжества оказалась Красная площадь. Сюда, в исторический центр столицы и всей страны, откуда в ноябре 1941 г . прямо с парада его участники уходили сражаться на подкатившийся почти к городским окраинам фронт, нескончаемым потоком шли москвичи и гости столицы. Люди кричали «Победа!», обнимались, пели песни и приветствовали всех, кто носил военную форму.
И так продолжалось до поздней ночи, когда ровно в 12 часов вместе с боем курантов Спасской башни небо озарилось разноцветными сполохами ракет.
Под раскаты этого праздничного салюта, в атмосфере всеобщего ликования, с лихвой перекрывшего не очень-то видимые миру слезы миллионов овдовевших, осиротевших, потерявших на войне самых дорогих и близких, как-то незаметно отошел в сторону, а потом и вовсе укрылся в архивной тени самый важный вопрос – вопрос об обескураживающе великой цене достигнутого.
Между тем в этот же день в Берлине тот же самый, но одетый исключительно в военную форму народ, чуть-чуть отоспавшись и отдохнув, искренне радовался, что войне конец, что живы, здоровы и скоро отправятся по домам. С самого утра во всех частях и соединениях 3-й ударной армии шли массовые митинги, посвященные празднику Победы. В этой суете уже не столь плотно занятый управлением войсками Переверткин нашел время, чтобы побеспокоиться о правильном хранении имеющейся в его корпусе реликвии. По его распоряжению Знамя было снято с купола и заменено дубликатом. Объясняя свое решение Военному совету армии, генерал в своем донесении от 9 мая сообщал: «Знамя, водруженное над Рейхстагом 30 апреля 1945 г ., я приказал хранить и прошу ходатайства перед Маршалом Советского Союза тов. Жуковым, чтобы делегация 1-го Белорусского фронта, 3-й ударной армии и 79-го ск смогла лично вручить это Знамя Победы в Кремле или другом месте нашему великому вождю, любимому маршалу Иосифу Виссарионовичу Сталину» [119].
