Виктор Пелевин - 46 интервью с Пелевиным. 46 интервью с писателем, который никогда не дает интервью
— Неужели заполучить, как в романах, самочку — хоть на час, хоть на любовь до гроба (и умереть в один миг) — это не счастье?
— Я же говорю, слово «счастье» — это бирка, которую можно повесить на что угодно. У Гагарина один вариант, у Чикатило другой. Если нравится вешать ее на любовь до гроба, тогда любовь до гроба и будет счастьем. Я даже рискну предположить, что человеку свойственно озадачиваться поисками счастья просто потому, что существует слово «счастье». Есть стрелка, которая указывает на что-то непонятное, и человек отправляется на его поиски, считая, что раз есть знак, должно быть и означаемое. Но так случается далеко не всегда — например, мирового эфира так и не открыли, и коммунизма не построили. Поэтому каждый определяется сам — что это такое, счастье. Лично для меня описанный вариант скорее попадает в категорию удовольствий — этимологически мы как раз в месте встречи слов «уд» и «воля».
— Ну, бирку можно повесить на что угодно и как угодно криво: это стул — за ним едят, это стол — на нем сидят. Скажите, в матерьяльной, так сказать, жизни, какое ваше отношение к вещам? Хороший письменный стол, добротный костюм, скоростной компьютер, какие-нибудь туристические пряности (кусок берлинской стены, фарфоровый слоник Ганеша, подол тибетского монаха) — вас это цепляет?
— Именно так, как угодно криво. Поэтому и счастье у людей такое кривое. Был неплохой фильм на эту тему — Happiness. Что касается вещей, то мне очень часто доставляет радость встреча с ними, но коллекционировать их мне неинтересно. Потребности в обладании предметами у меня нет — за редкими исключениями. Вместо куска берлинской стены мне хватит его фотографии. А вместо манипуляций с подолом тибетского монаха лучше лишний раз вспомнить о «вещах непоколебимой истинности». В окружающих меня вещах я ценю прежде всего функциональность, хотя функциональность некоторых предметов заключена в их красоте. Кроме того, накопленные материальные объекты имеют свойство делать ход времени неумолимым. А в пустой комнате со временем и пространством всегда можно договориться.
— О чем вы договариваетесь с временем и пространством — в первую очередь?
— Вы знаете, с ними приходится решать абсолютно все важные вопросы, поскольку именно они держат здесь реальную крышу. Немного боязно говорить об этом открыто, но все остальные ходят под ними, даже контора.
— И все же, где вы сейчас находитесь? Какие предметы вас окружают? Что вы видите из окна?
— ОК. Я нахожусь в комнате с белыми стенами и окном, закрытым белой шторой. Предметов вокруг крайне мало: стол с ноутбуком в одном углу и диван в другом. За окном дома и парк, который доходит до горизонта. Вдали идет дождь, и часть парка видна нечетко, как сквозь туман.
Источник — http://gridassov.livejournal.com/51166.html
Виктор Пелевин: Было ясно, что затаившиеся в СМИ извращенцы не простят мне «ДПП»
«Диалектика Переходного Периода «из ниоткуда в никуда» Виктора Пелевина, вызвавшая осенью крайне противоречивую реакцию критиков, принесла, однако, своему автору литературную премию «Национальный бестселлер» (см. «Известия» от 29 мая 2004 года). В данное время идет активная подготовка к съемкам фильма по его предыдущей книге «Generation П». Сейчас Пелевин работает над новым романом, который должен появиться в печати к концу 2004 года. Обычно ВИКТОР ПЕЛЕВИН общается с журналистами только после завершения очередной книги, однако он сделал исключение для корреспондента «Известий» НАТАЛЬИ КОЧЕТКОВОЙ.
— Книга «Диалектика Переходного Периода» вышла 4 года спустя после «Generation П». С чем связана такая длительная пауза?
— Я не машина для производства романов, а человек со своими проблемами. Кроме того, я достаточно много работал в это время, просто не всякий проект кончается пригодным для печати результатом. «ДПП» я написал за год и в целом доволен этой книгой.
— «ДПП» многих удивила наличием явных повторов по сравнению с предыдущим романом, что позволило многим критикам сказать, что «Пелевин исписался». Если отвлечься от нападок, то можно ли сказать, что книга — это завершение того, что было начато в романе «Generation П»?
— Я знал, на что иду, когда писал «ДПП». С самого начала было ясно, что затаившиеся в СМИ извращенцы не простят мне этой книги. Но я все равно решил дать им неравный бой. И теперь все они сбросили маски, выдали себя, и мы знаем, кто есть кто в нашем литературном и журналистском комьюнити. Если серьезно, что бы я ни напечатал после такого перерыва, сказали бы то же самое. Если коротко суммировать то, что писала обо мне критика все эти годы, получится примерно следующее: я начал с грошовых придумок, написанных отвратительным языком, и с тех пор стремительно деградирую, с каждым годом опускаясь все ниже и ниже. Иногда мне становится интересно, есть ли дно у этой бездны или я буду падать в нее бесконечно? В этом, право же, есть какое-то люциферическое величие, которым я упиваюсь в трудные минуты. А насчет повторов — я ведь и буквы заимствую из алфавита, а слова в моих книгах вообще одни и те же. Удивительно, как этого еще никто не подметил. Что касается продолжения, то почти все мои романы связаны между собой тонкой ниточкой — например, в «Generation П» появляется лама из «Чапаева», в «Числах» упоминается космический центр под Лубянкой из «Омона Ра» и так далее. Они описывают один и тот же мир.
— В интервью вы постоянно подчеркиваете свою удаленность от литературных кругов, что, впрочем, не мешает вам «разбираться» с известными критиками и издательствами в романах. Почему вы избрали такую странную форму для полемики?
— А что такое литературные круги? Если считать, что это сообщество людей, которые пишут книги, то я вполне могу себя к ним причислить. А если считать, что это публика, которая закусывает на перманентной презентации смутного пятна неизвестно чего, то не понятно, почему эти круги — литературные. Я, разумеется, ничего против них не имею. Просто все эти люди собираются на своих презентациях не от хорошей жизни, а у меня есть возможность туда не ходить, которую я заслужил упорным трудом. И эта дорога открыта перед каждым. Теперь насчет критиков. То, что со стороны выглядит как перебранка между критиком и писателем, есть на самом деле форма симбиоза. Это вовсе не сведение счетов. Это игра, веселая и совершенно беззлобная — во всяком случае, с моей стороны. То, что вы называете «разборкой», в толстых журналах называют «литературным процессом», и каждый русский писатель должен внести в него свой посильный вклад. Вот и я вношу. Другое дело, когда один писатель начинает говорить гадости про другого. Или критик начинает выполнять функции вертухая. Это уже печально — хотя с юмором можно относиться и к этому. Все это как морской бой на уроке. Послушать, так линкоры тонут. А речь на самом деле о крестиках на бумаге, и по-любому — скоро звонок. Что касается разборок с издательствами, то это выдумки досужих журналистов.
— До «Национального бестселлера» «ДПП» была номинирована на премии им. Андрея Белого и им. Аполлона Григорьева. Участие в литературных конкурсах для вас что-то значит?
— Да. Оно значит для меня участие и литературных конкурсах.
— Некоторые из номинантов, например Макс Фрай, сознательно отказались от участия в «Национальном бестселлере» под тем предлогом, что обычно «Нацбест» пытается «вывести в люди» автора не слишком известного, а им уже поздно «просыпаться знаменитыми». Что вы с этой точки зрения можете сказать о своей победе?
— Мне кажется, я выполнил все главные условия премии. На следующий день я проснулся знаменитым, пятьдесят тысяч тиража проданы это как раз случай, когда к организаторам претензий быть не должно. В любой литературной премии есть два аспекта. Есть то, чего добиваются устроители, у которых своя программа и свои цели. И есть хорошие человеческие чувства, которые вкладывают в свой выбор члены жюри и номинаторы. К первому можно относиться по-разному. Но второе, мне кажется, следует уважать. Я очень благодарен тем, кто отдал за меня свой голос, и мне хочется выразить им свою признательность. Заодно я хотел бы поблагодарить жюри премии Аполлона Григорьева. А «Нацбест» — это уникальная премия в том смысле, что она демократична и максимально объективна, практически не зависит от воли устроителей, и получить ее, конечно, очень лестно.
— Согласно уставу премии «Национальный бестселлер» победитель становится членом Малого жюри в следующем году. Вы будете в этом участвовать?
— Если смогу, конечно.
— Известно, что в начале следующего года начнутся съемки фильма по роману «Generation П». Вы принимали участие в подготовке к работе над ним (отборе актеров и проч.)? Будете ли наблюдать за съемками?
