А.Д. Дивайн - Миллион миль
Он не был особенно сильным. На мостике эсминца его едва услышали. В кают-компании офицеры, сменившиеся с вахты, слышали взрыв лучше. Они ощутили толчок, так как взрыв произошел не очень далеко.
Это был один из самых страшных секретов начала войны. «Нельсон» подорвался на мине.
Но в тот момент никто не мог сказать этого наверняка. На мачту сразу взлетели сигнальные флаги. Имелась вероятность, что это все-таки торпеда. Эсминцы сразу разбежались в стороны, ощупывая воду своими асдиками.
Линкор прибыл в порт, и сразу были приняты самые строгие меры, чтобы сохранить все это в тайне. Ни одно словечко не должно было просочиться наружу.
«Нельсон» был отремонтирован и вернулся в строй раньше, чем немцы узнали о случившемся.
В сочельник «Файрдрейк» отправился в Клайд. Команда предвкушала, что Рождество она проведет в порту.
Но судьба и штабные небожители решили иначе. Корабль провел Рождество в порту. Но не до конца.
Вот записи в бортовом журнале в этот день:
«7.00. Побудка, завтрак. 7.40. Большая приборка в отсеках. 8.00. Построение. Приборка палубы. 9.00. Отбой. Флаги расцвечивания. 9.30. Капитан вернулся на борт. 10.00. Вся команда на молитву».
И так продолжалось весь день. Это было нормальное рождественское утро любого маленького корабля. Они стояли на квартердеке без головных уборов и молились. После этого был праздничный, хотя не слишком вкусный обед. В 13.30 в бортжурнале появилась запись: «Увольнение вахты левого борта с 13.30 до 22.30».
Вахта левого борта отправлена на берег — разве это не настоящее Рождество? И они отправились на берег праздновать.
Отпраздновали.
Но штаб тоже праздновал.
По мнению младших офицеров эсминцев любого из наших флотов — главной целью и смыслом деятельности штаба командующего эсминцами является как можно чаще и как можно сильнее портить жизнь этим самым эсминцам. Молодые офицеры в этом твердо уверены. Они полагают, что штабные офицеры занимаются только тем, что строят пакости, не считая, разумеется, партий в гольф и долгих уик-эндов на природе и, конечно же, джина.
Это принимается как данное, а потому каждый новый пример никого не удивляет. Штабисты называют это гнусной клеветой, но их мнение никого не интересует.
Рождественским вечером из штаба на «Файрдрейк» пришел приказ немедленно выходить в море. Младшие офицеры объясняют такие приказы тем, что штабисты мучаются от похмелья и несварения одновременно.
Офицерам, находившиеся на борту, в это время обедали. Они просто запрыгали от радости. Особую пикантность ситуации придавал тот факт, что половина команды находилась на берегу, в том числе и офицеры. Я не уверен, что они стали петь благодарственные гимны мудрости штаба. Скорее уж наоборот.
Итак, обратимся к самому надежному свидетелю — бортовому журналу.
«21.30. Дежурной вахте собраться на полубаке. Подготовиться к съемке с якоря. 22.00 Якорь выбран».
Итак, «Файрдрейк» вышел в море через 30 минут, как ему и было приказано.
Вахта левого борта имела увольнение до 22.30, но большинство людей к моменту выхода эсминца уже находились на борту.
Маленькое замечание в порядке информации для тех, кто плохо знает морские порядки и моряков. Матроса совсем не легко вернуть из увольнения на корабль. А уж во время праздника… Приказ выходить немедленно не позволил «Файрдрейку» даже попытаться разыскать своих матросов в городе. Некогда было отправлять патрули, обзванивать киношки и варьете, кабаки и публичные дома.
Однако почти вся вахта левого борта вернулась на корабль.
Как это произошло — можно только гадать. Наверное, сработал таинственный «матросский телеграф». Но в любом случае это показывает, насколько сплоченной была команда эсминца, ведь матросы самостоятельно возвращались из увольнения.
Они возвращались на борт с песней. Кто-то захватил дрифтер, чтобы добраться до эсминца, кто-то отправлялся с причала чуть ли не вплавь, но все они пели традиционную песню нижних палуб, которая прославилась своим припевом:
«Кто там воет про «Нельсон», про «Худ», про «Родней»? Наш двухтрубный ублюдок всех красивей».
«Файрдрейк» уже снялся с места, когда дрифтер подошел к борту. Было чертовски темно, но я не хочу сказать, что вахта ослепла. Однако надо признать, что провидение хранит пьяных мужиков и моряков. Во всяком случае, за этой группой мертвецки пьяных присматривала целая армия ангелов-хранителей.
Зато вахтенные офицеры явно ослепли, потому что не заметили множество мелких происшествий. Какой-то унтер-офицер… сигнальщик?., машинист?., не важно, прыгнул с причала прямо в толпу на палубе дрифтера. Но в конце концов, если тебе испортили рождественское увольнение, ты можешь выбрать собственный способ возвращения.
Увы, Рождество случается только раз в году. И «Файрдрейк» именно в этот день вышел в море.
К несчастью, так был создан прецедент.
На святки погода была отвратительная — холодная, промозглая декабрьская морось. На третий день они заметили дымок на горизонте. Немного погодя, показались корабли: сначала эсминец, а потом торговые суда. Огромные корабли шли стройной колонной, один за другим, целая армия кораблей и целая армия на кораблях.
Они встретили второй канадский войсковой конвой, прибывший в Англию после долгого, но блестяще проведенного перехода.
Эсминец их встретил и тут развернулся, заняв указанное место в завесе охранения. Корабли аккуратно выполняли противолодочный зигзаг.
«Рождественский переполох» 1939 года почти завершился.
29 декабря они встретили в море французскую эскадру.
30 декабря эсминец находился рядом с Клайдом.
31 декабря он пришел в порт, но его тут же срочно отправили в Девенпорт.
В 1939 жизнь им явно не улыбалась, так как они проводили Старый Год в море.
IIВ течение первых 4 месяцев войны (последние 4 месяца 1939 года) Англия получила на море два тяжелых удара. Мы потеряли линкор «Ройял Оук» и авианосец «Корейджес».
В декабре к этим потерям добавилась гибель вспомогательного крейсера «Равалпинди». Он ушел под воду, стреляя из всех орудий, так как не мог выстоять под ударами тяжелой артиллерии карманного линкора «Дойчланд».
Кроме того, мы потеряли 3 эсминца: «Дачесс», «Джипси», «Бланш», а также 9 траулеров и дрифтер.
По сравнению с 1914 годом наши потери оказались относительно невелики. Причем эти потери оказались ненапрасными, нам удалось отбить первую волну наступления противника, в которой участвовали дальние бомбардировщики и подводные лодки. Хотя мы знали, что вскоре наступление возобновится с новыми силами и новой энергией, мы чувствовали себя в силах справиться со всем, что может выставить против нас неприятель.
Мы тоже добились серьезных успехов. «Эксетер», «Ахиллес» и «Аякс» сумели загнать «Графа Шпее». Мы потопили «Лейпциг» и крейсер типа «Кенигсберг», от 30 до 40 подводных лодок и 7 вспомогательных судов.
По любой системе подсчета первый раунд войны на море остался за нами.
Но теперь начался второй раунд.
Зима 1939–40 годов выдалась совершенно ужасной. Старожилы не помнят таких штормов и холодов.
Мы находились на юге Британии и в январе и феврале страдали от сильнейших снегопадов. Корабли, базировавшиеся на севере, были вынуждены терпеть лютые холода и сражаться с многочисленными штормами. Моряки знали, как сечет лица ледяная крупа. Водяные брызги намертво примораживали орудия к палубе, поэтому приходилось скалывать лед топорами. Палуба превращалась в настоящий каток. Когда корабли возвращались в гавань, их мачты, реи и снасти были одеты бахромой сосулек. Ходить по трапам и палубам было просто небезопасно, любые механизмы замерзали, мостики превращались в диковинные обледенелые сугробы, в которых копошились полумертвые от холода люди.
Для большинства моряков, служивших на северных базах, январь, февраль и март слились в непрерывную череду страданий. Люди мало что помнят. Эсминцы почти непрерывно находились в море. Даже когда тяжелые корабли возвращались в порты, а это происходило не часто, эсминцы снова отправлялись в море вести противолодочное патрулирование.
Экипажи просто молили небеса, чтобы стать на обычно нелюбимую чистку котлов, так как люди могли хоть немного передохнуть на берегу. Они благословляли механика, который отыскивал «неполадки в машине», хотя это и означало ночные работы, но в порту.
Если кто-то вздумает сказать, что я преувеличиваю, пусть прочитает официальное заявление Адмиралтейства, сделанное 2 февраля 1940 года: «В первые 4 месяца войны линкоры проводили в море в среднем по 25 дней в месяц. В большинстве случаев они прошли от 8000 до 10000 миль.
Один крейсер в Атлантике за первые 3 месяца прошел 28000 миль, другой прошел 12000 миль за месяц, третий находился в море 103 дня непрерывно, поддерживая скорость от 15 до 25 узлов.
