Анатолий Ромов - След обрывается у моря...
Я спускаюсь вниз, в теплую штурманскую рубку. Уютно светит лампа в углу. Баландин сидит, прильнув к экрану локатора. Нагибаюсь над столом – надо нанести на карту пройденный отрезок пути, проложить курс.
– Товарищ лейтенант, – вдруг негромко говорит Баландин, – вижу цель.
Я резко поворачиваюсь к нему.
– Вижу цель, – упрямо повторяет Баландин. – Цель малая, слева тридцать, дистанция – сорок кабельтовых.
– Товарищ капитан третьего ранга! – Я в два шага оказываюсь на мостике. – Цель! Слева тридцать, дистанция – сорок... Идет в наших водах.
– Курс? – не оборачиваясь, быстро спрашивает командир.
– Триста пятнадцать.
– Пишите в журнал: приняли решение идти к цели. Срочно определите нашу скорость и скорость цели.
Спешу вниз. Приказываю Баландину дать пеленг и дистанцию до цели. Он быстро вращает ручку развертки.
Теперь я должен определить скорость цели. Как быстро она идет? Наношу на карту свое место, пеленг цели, жду три минуты и снова наношу свое место, новый пеленг цели... Быстро высчитываю. Есть! Цель движется со скоростью около семи узлов.
Выбегаю на мостик, докладываю. Что это с командиром? Проклятие!
На море наваливается густой туман. Он обкладывает все вокруг. Он закрывает даже темноту.
Мы медленно, нехотя спускаемся в штурманскую рубку. Теперь стоять на мостике бесполезно.
По очереди прикладываемся к глазку локатора. Идут томительные минуты.
– Остановилась! Цель остановилась! – вдруг быстро говорит Баландин.
Остановилась? Почему? Что это? Маневр? Хитрость? Или какая-то неизвестная причина?
Теперь вся надежда на локатор. Баландин, припав к резиновой прорези экрана, напряженно следит за целью. Внезапно он начинает нервно крутить ручку развертки. Что случилось?
– Цель пропала!
– Малый ход! – говорит командир.
Наверху, на мостике, ничего не видно уже в нескольких метрах. Серая мгла закрыла корму, нос...
– Придется идти на одной машине... – говорит Алексей Дмитриевич.
Мы осторожно пробираемся в тумане. Наши огни погашены. Тишина. Слышен только ровный плеск волн.
Проходит час, второй. Мы продолжаем кружить в тумане. По-прежнему локатор не может поймать цель. Неужели ушла?
Встают самые различные предположения. А вдруг это подводная лодка? Может быть, она погрузилась и ушла под водой?
– Силуэт! – вдруг тихо говорит один из сигнальщиков, стоящий рядом со мной.
Но сколько я ни вглядываюсь, я не могу различить ничего, кроме серой стены тумана. Может быть, сигнальщику показалось?
– Вижу силуэт! – подтверждает второй сигнальщик.
Теперь и я вижу еле различимый, почти слившийся с туманом силуэт небольшой шхуны.
– Говорить шепотом! – быстро бросает командир. – Штурман, определите место, быстро! Приготовьтесь к высадке – пойдете с осмотровой группой!
– Есть!
Осторожно, стараясь не шуметь, спускаюсь вниз. Пытаюсь привести в порядок мысли. Мне – первый раз в жизни – быть командиром осмотровой группы!
Но сначала я должен определить точное местонахождение шхуны и нанести его на особую карту. Я должен предъявить эту карту экипажу судна-нарушителя как счет, и нарушитель должен поставить на карте свою подпись, признать, что он нарушил нашу границу, забрался в чужой дом.
Готово. Место отмечено. И тут же по внутренним громкоговорителям прозвучала команда: «Осмотровой группе приготовиться к построению!»
Я моментально ныряю в свою каюту. Пытаюсь представить себе, что происходит наверху. Наверное, мы уже подплываем к шхуне!
Один за другим подходят матросы осмотровой группы: рулевой Тарасов, сигнальщик Шестериков, главстаршина Холод, матрос Тоцкий. Торопясь, выдаю им пистолеты, ножи, карманные фонари, индивидуальные пакеты. Шестериков берет ракетницу, сигнальные флажки. Все четверо смотрят на меня.
И вдруг я вспоминаю – инструктаж. Я обязан проинструктировать группу. Стараюсь говорить спокойней, попутно припоминая все те бесчисленные тренировки, которые проводил со мной командир.
– Туман, будьте осторожней... – Я поочередно смотрю в глаза каждому. Это трудно, и только сейчас я понимаю, что такое быть командиром осмотровой группы.
Что же еще сказать? И вдруг проносится: а ты? Сам себя ты проинструктировал? А, какая ерунда лезет в голову!.. Неужели ты растерялся, лейтенант Минкевич? Вдруг из шелухи каких-то посторонних мыслей выплывают слова командира: «Главное при высадке – психологически ошеломить нарушителя, не дать ему опомниться...»
– Наверх!
Мы выбегаем на палубу, строимся у борта. Вот она, шхуна, совсем близко. Мы подходим к ней совершенно бесшумно. Молодец, ох, какой молодец командир, подвел нас к самому борту! Так и есть: на шхуне даже не заметили нашего приближения, не услышали ни звука!
– Пошел! – быстро говорю я, и мы разом прыгаем на палубу шхуны. Бросаюсь к ходовой рубке. Человек за штурвалом показывает мне ладони: мол, оружия нет.
– Капитан? Кэптэн? Маетэ? – говорю я.
– Я, я! – Человек кивает головой.
Я оборачиваюсь. Два человека у люка в кубрик растерянно смотрят на меня.
– Команду – в кубрик! – приказываю я. Тоцкий и Шестериков делают шаг вперед, и двое исчезают в люке. Тем временем Холод и Тарасов спускаются в машинное отделение.
Я снова поворачиваюсь к капитану. Отдаю под козырек – этого требуют международные нормы – и говорю:
– Я офицер пограничных войск СССР! Национальность судна, цель плавания?
Тот, кто назвал себя капитаном, пожимает плечами:
– Найн, найн... Нэ поньмай...
Прикидывается? Или действительно не понимает? Пытаюсь объяснить по-английски.
– Наин, найн... – потерянно опустив глаза, твердит капитан.
Меня берет зло. Я расстегиваю сумку, достаю карту, передаю капитану.
– Подписывай! А ну, подписывай!
Видимо, что-то в моем голосе испугало капитана. Он вздрагивает. Послушно берет протянутую ручку. Я незаметно оглядываю его. Молодой парень лет двадцати семи. Щетина на щеках. Поношенный свитер. Серые, спрятанные куда-то вовнутрь глаза.
– Найн! – внезапно поняв, что я от него требую, говорит он, вглядываясь в карту. – Найн, найн! Хир... – Его палец показывает место в нейтральных водах. Я быстро оглядываю рубку. Есть! Вот она, раскрытая прокладочная карта. Поймав мой взгляд, капитан растерянно отворачивается: проморгал... Я беру карту. Прокладка курса здесь обрывается точно на линии нашей госграницы.
– А ну, гляди! Гляди! – кричу я.
Капитан поднимает голову вверх. Что это с ним? Машет рукой: ветер, ветер! Его сдуло ветром...
– Наверх смотришь? Нет, сюда смотри!
Поняв, что дальше отпираться бессмысленно, он подписывает свое «место».
И только спустившись в капитанскую каюту, я узнаю истинное лицо «сдутых ветром». Вдоль стен сверкает никелем самая совершенная аппаратура, среди которой и новейшая навигационная система «Декка», позволяющая определять место судна с точностью до девяноста метров!
Эта радионавигационная аппаратура была установлена на иностранной шхуне, нарушившей морскую границу СССР в Н-ском районе...Медленно и аккуратно вздымается вверх на волне нос шхуны. Угрюмый, притихший капитан стоит за рулем, медленно жуя жвачку. Рядом с ним я и Тарасов. Чуть впереди, прикрытая завесой тумана, маячит корма корабля. Мы ведем нарушителя в порт.
Вот и ворота в гавань, причал. Нас уже ждут. На пирсе стоит группа пограничников и капитан Свиридов. Неужели есть связь между задержкой шхуны и делом, которым занимается Свиридов?
Подан трап. Нарушители сходят по нему, опустив головы.
Мы здороваемся с офицерами, стоящими на берегу, обмениваемся несколькими словами.
– Вы слышали о водолазе? – говорит кто-то.
– О водолазе? Нет... Ничего не знаем, – говорит командир.
Ищите в квадрате X
Прошло несколько дней, прежде чем я снова встретился с подполковником Марьянчиком. И вот – это было в один из заходов в X. после очередного патрулирования у границы – я сижу у него в кабинете. Михаил Борисович расспрашивает меня о жизни, о службе в части, интересуется моими успехами. Уже в конце нашего разговора внезапно звонит телефон.
– Слушаю. Да. Так, – коротко бросает в трубку подполковник. Потом, окончив разговор, некоторое время смотрит на меня.
– Ну, что ж, Володя, – вдруг улыбнувшись, говорит он. – Могу тебя поздравить. Помнишь того гада, что хотел перейти границу?
Враг? Еще бы я не помнил!
– Конечно!.. – вырывается у меня.
– Так вот, мне сейчас сообщили, что он задержан.
– Задержан?
– Да. Пытался он уйти и морем и под морем, но ничего у него не вышло. Как ни петлял он, как ни хитрил, а пройти границу не смог...
Михаил Борисович ободряюще кивает мне и встает.
