Илья Долгихъ - Путеводитель по театру и его задворкам
Эти щиты мы оклеивали в вечернее время, после окончания рабочего дня, для того чтобы не травить этим запахом остальной персонал. Работали мы в подвале, использовали большие валики на длинных палках, которые окунали в ведро с клеем и, не промокая их, размазывали клей по поверхности листов, лежащих на полу. Подвальное, плохо проветриваемое помещение быстро заполнялось запахом клея, и уже некуда было от него деться. В эпицентре было совсем невмоготу, и лишь отойдя метров на пять от места непосредственных работ, можно было вдохнуть если и не чистого, то хотя бы без ярко выраженного запаха клея воздуха. Мы всему учились на ходу, приходилось соображать на месте, как приклеивать ткань, в какую сторону ее выравнивать, как держать ее, чтобы не испачкать. Листы были большими, и приходилось гарцевать по ним с валиками и, удерживая на весу ткань, медленно прикладывать ее к листу и разглаживать складки. Мы занимались этой работой несколько дней кряду, нас все время подгоняли. За день надышавшись клея, я не мог избавиться от ощущения, что весь мой организм пропитался этим химическим запахом, мои руки им пахли еще несколько часов после работы, как бы тщательно я их ни мыл. Но наибольшее разочарование меня постигло, когда после проведения конференции нам было поручено вынести только что сделанные нами с таким трудом щиты на помойку. Мы поставили их у большого мусорного бака, и потом долго еще они стояли там, занесенные снегом или поливаемые дождем, каждый раз, когда я видел их, напоминая о бессмысленности человеческого труда.
– А зачем же их выкинули? – удивленно спросила М.
– Ну, это была разовая работа, обидно, конечно, но что поделать.
Это будет часто происходить и в дальнейшем. Еще не раз я увижу на помойке части декораций, которые не подошли или были сделаны по ошибке, и по большей части они были уже или окрашены нами, или обтянуты тканью, либо с ними была проведена какая-нибудь другая работа.
Вот теперь и началась основная работа, уже непосредственно по спектаклям. В тот период мы готовили несколько спектаклей одновременно, они шли на разных сценах. Более тяжелого периода, чем тогда, у нас не было больше ни разу.
Записки из дневника:
14 мая 20..г.
Магазин.
Проходил вчера мимо магазина продуктов, который находится недалеко от театра. У входа стояли несколько человек, пили пиво, курили и разговаривали. Они узнали меня и поприветствовали, подняв вверх бутылки с пивом, я ответил им кивком головы и прошел мимо. Не знаю точно, чем они занимаются у нас в театре. Пройдя чуть дальше, я оглянулся, потому что вспомнил, как мы, я и ребята из нашей бригады, Борис и Николай, стояли вот так же, на том самом месте. Была зима, и к вечеру похолодало очень сильно, но парни решили выпить, невзирая на погоду.
Они взяли по паре литровых бутылок и вышли на улицу, себе я ничего не взял, не было денег, да и пить в мороз пиво на улице не очень-то хотелось, но остался постоять с ними. Пили из горлышка, как в школьные годы. Они оба вскоре уволились, что стало для меня неожиданностью. В последние несколько недель Борис был на пределе, почти ни за что не хотел браться, был очень зол на начальство, на эту работу. Много мне рассказывал о том, как они работали раньше, как обстояли дела в остальных подразделениях и многое другое. В то время я еще не успел утратить наивных иллюзий и с недоверием относился к его озлобленным речам, но позже мне предстояло все это понять и увидеть, как все на самом деле.
Я сильно замерз и ушел раньше, оставив ребят допивать. Слова Бориса произвели на меня сильное впечатление, и по дороге домой, пытаясь отогреться в метро, я испытывал чувство досады за ребят, за себя, за то, что в своей собственной стране мы вынуждены выживать и перебиваться, при том, что мы молоды и здоровы, умеем и хотим работать, но условий для нас нет, и мы остаемся не у дел, в то время как бездарные, пустоголовые и мелочные люди легко пробиваются на верх иерархической лестницы и относятся к нам как к отбросам.
И самое неприятное во всем этом, что при таких условиях труда нам приходится и дальше влачить свое жалкое существование. Кто-то держится за свое место, потому что государственное предприятие обеспечивает хоть какую-то стабильность, кто-то в силу возраста или отсутствия профессии просто не может больше никуда податься, другие уверены, что они здесь временно, вот так и получается, что, зацепившись за что-то относительно устойчивое, мы тешим себя надеждами на лучшую жизнь и продолжаем каждый день приходить к этому конвейеру.
Недавно из одного цеха уволились трое отличных работников, специалистов своего дела. У нас успели завязаться дружеские отношения в процессе совместной работы. Они просили немного увеличить им заработную плату, причем на весьма законных основаниях, но им, как и следовало ожидать, было отказано и, не долго думая, они написали заявления. Вместо того чтобы держать при себе людей, уже знакомых с особенностями работы, поощрять их время от времени, начальство разбрасывается ими. Никто здесь не ценит людей, не ценит их труд, все защищают только свой собственный тыл.
* * *– Мне кажется, тебе скучно, – сказал я, глядя на М.
– С чего ты взял?
– Ну, я же не рассказываю тебе ничего особенно интересного. Что хорошего в грязных, по большей части бескультурных, сильно пьющих мужиках, руки которых вечно черны от переноски грязного металла, а одежда заляпана краской и черт знает чем еще, от них пахнет обычно дешевым одеколоном и не менее дешевым табаком. Конечно, среди них есть хорошие люди, но, чтобы разглядеть хорошего человека в них, надо сильно постараться, и чаще всего этим просто никому не хочется заниматься. Зачем, это всего-навсего рабочая единица, заменить которую так же просто, как сделать новую деталь на станке или выпилить новую доску.
– Вот это мне и интересно. Одна часть моей работы как раз и состоит в изучении рабочего вопроса в нашей стране, а также за рубежом. Мы посещаем объекты, где преобладает ручная сила, – заводы, порты, крупные предприятия. Я лично общаюсь с рабочими и фиксирую информацию об условиях их труда, о его оплате, о нарушениях законодательства по отношению к простым рабочим. Сегодня в подобных организациях огромное количество людей работают практически не защищенными никакими социальными нормами, без соблюдения элементарных правил безопасности. Работодатель диктует свои условия во всем, что касается трудовой дисциплины, заработка, и старается выполнять лишь минимальные требования законности, все остальное контролирует максимально и с поразительным цинизмом. Это чаще всего касается оплаты труда, которая так незначительна, что рабочий может оплатить себе продукты, и то самые дешевые, и стоимость услуг за квартиру, но на что-то большее у него уже не остается, плюс ко всему договорная система труда привела нас к тому, что любому работнику могут отказать в продлении договора вообще без объяснения причин. И это происходит повсеместно. А еще бывают случаи, когда целый коллектив заставляют идти на невыгодные для него условия. Например, недавно был случай на одном заводе: бригаде слесарей дали на подпись трудовые договоры не на год, как это было всегда, а только на шесть месяцев, и в случае отказа подписывать их пригрозили уволить всю бригаду. Естественно, им пришлось подписать их.
– Да, это, конечно, унизительно.
– Рабочий человек вообще ничего не значит сегодня, его эксплуатируют как хотят, и как только он уже не может выполнять то, что от него требуется, его просто выкидывают на улицу. Иногда мне кажется, что мы живем где-то на уровне начала XX века, когда рабочий вопрос находился в чудовищном состоянии. Сейчас все красиво прикрыто статьями многочисленных законов, но по факту все примерно на том же уровне и осталось.
– Это интересное замечание, я никогда не думал об этом раньше.
– А ты говоришь, скучно… – изобразив подобие улыбки, сказала она и закурила новую папироску.
9
В ту зиму мы готовили несколько спектаклей одновременно. Я знакомился с другими работниками, общался, запоминал имена. Моя привычная хандра чаще отпускала меня, за работой не так просто было следить еще и за своими душевными переживаниями. Держась в стороне, я все же начал поддерживать отношения с теми людьми, с которыми имел более частый контакт. Все люди кажутся хорошими, пока не узнаешь их ближе, и иногда не стоит этого делать, чтобы не так сильно разочаровываться в дальнейшем.
Мы вырезали силуэты деревьев из тонкого пластика по трафарету. Работать нам было негде. В нашем цеху нас не переносили, так как мы использовали неприятно пахнущие материалы или издавали слишком много шума, когда сверлили или резали металл. Иногда просто не было места, весь пол занимали тканями, и нам приходилось искать его в других помещениях. На этот раз, расположившись в одном из цехов на бетонном полу, в том месте, где хранятся декорации, а точнее, в узком проходе между ними и почти в темноте, так как высота потолков была здесь метров 9 и, как сказал мне Борис, никто просто не хочет лезть так высоко, чтобы заменить лампочки в месте, которое не используется для работы, мы и ползали на четвереньках по разложенным листам пластика и трафаретам и вырезали канцелярскими ножами эти самые деревья.
