Юрий Лебедев - Блокадный пасьянс
Сегодня зашла к одной знакомой, Елизавете Сергеевне. Со слезами отправляла она свою трёхлетнюю дочку. Её еле уговорили на этот шаг муж и родители. Муж работает в НКВД, и там есть детский очаг для всех сотрудников, имеющих детей. По-видимому, условия созданы хорошие, но для матери это всё не играет роли, самое главное – надо расставаться в такое страшное время.
Зенитки не стреляют. Неужели правда, что Ленинграду не угрожают воздушные налёты?
Автор:
Из Ленинграда шла эвакуация людей и оборудования, но одновременно в город начали прибывать беженцы из Прибалтики. По оценке историка В. Ковальчука[13] к моменту начала блокады в городе находилось не менее 300 тысяч беженцев. Многие из них, а также те, кто прибыл из районов, примыкавших к Ленинграду, стали первыми жертвами голода. Они не имели прописки и, соответственно, права на получение продовольственных карточек.
У Скрябиной появилась надежда на то, что может быть, всё не так уж и плохо для Ленинграда. В начальный период войны город не обстреливался с воздуха, стрельба зениток носила превентивный характер.
1 июля 1941 года, вторник, 10-й день войныЛееб:
В 07.30 я отправился через Ковно в Утену в 4-ю танковую группу. Преодолев 320 километров, прибыл туда в 13.00. Провёл там совещание о продолжении операции. 4-я танковая группа намерена продвигаться по двум дорогам: севернее озера и северо-восточнее Дюнабурга. Следует иметь в виду появившиеся сложности со снабжением горючим.
Буров:
Финские войска предприняли попытку прорваться к западному побережью Ладожского озера. Наши 7-я и 23-я армии ведут упорные бои.
Начали перевозить на вокзал экспонаты Русского музея, в том числе всемирно известные картины Брюллова, Айвазовского, Репина, Сурикова, Шишкина, Левитана, Врубеля, Серова.
Скрябина:
Потрясена страшной новостью. Арестовали мою подругу и сослуживицу Бельскую. В чём дело? Одна из многочисленных загадок. Конечно, никто ничего не объясняет: пришли ночью, сделали обыск, ничего не взяли, ничего не нашли, а её увели. Знаю о неприязненном отношении к ней декана нашего института. Ходили разговоры, что отцом её внебрачной дочки был французский инженер, временно проживавший в Ленинграде и работавший на Алюминиевом комбинате. По окончании своей командировки француз этот уехал из Советского Союза и, насколько я знаю, даже не помогал ей содержать ребёнка. Всё же подозрение, что у неё связь с заграницей, по-видимому, лежало на ней. Враждебное отношение декана могло тоже сыграть свою роль. Причин для ареста достаточно. Меня очень тревожат мысли о её судьбе. Мне известно положение её семьи: брат мобилизован в первые же дни, сестра больна туберкулёзом, кроме того, у неё старушка-мать и трёхлетняя дочь. Я навестила их и провела там полчаса. А у меня дома решили, что и меня арестовали.
Автор:
Первая тревожная нотка у Лееба, связанная с нарушением в снабжении горючим. Как опытный военачальник Лееб понимал, что это может серьёзно помешать стремительному продвижению его войск. Он ни в коем случае не хотел терять темп. В данный момент он был подобен гончей собаке, в азарте преследующей подстреленную дичь.
Вывоз предметов искусства в начальный период войны представлялся властям более важной мерой, чем эвакуация людей. В этом наглядно проявлялось отношение к человеку в СССР.
В войну органы НКВД продолжали ритмично работать, арестовывая людей по политическим мотивам. Основанием часто служили лживые доносы. В книге Н. Ломагина «Неизвестная блокада» приведены многочисленные случаи арестов людей по сфабрикованному обвинению.
В семье Скрябиной имелись веские причины опасаться её ареста, учитывая, что отец был дворянином и монархистом, а один из братьев воевал на стороне белых. Боялась этого и сама Скрябина, несмотря на то, что её муж служил в годы Гражданской войны в Красной армии. Свои взгляды Скрябина доверяла лишь ближайшим родственникам и личному дневнику. Эти взгляды противоречили тому, что приветствовалось советской властью.
2 июля 1941 года, среда, 11-й день войныЛееб:
4-я танковая группа перешла в наступление согласно плану. Определённые признаки указывают на то, что противник попытается закрепиться на старой русской границе.
Буров:
У работников Эрмитажа снова проводы. Накануне они прощались с самыми дорогими экспонатами музея. Сегодня – прощание с друзьями. В Эрмитажном театре состоялось торжественное собрание, посвящённое проводам бойцов-добровольцев. Среди них египтологи, специалисты по истории античного, западноевропейского и русского искусства, научные сотрудники, рабочие, служащие.
Только за один этот день в формирующуюся в Ленинграде армию народного ополчения зачислено 45 183 добровольца. Среди пятнадцати районов города на первом месте Кировский – 2 июля здесь отобрано 5808 ополченцев.
2 июля начались налёты вражеской авиации на железные дороги, связывающие Ленинград со страной.
Скрябина:
Тревожное ленинградское настроение до такой степени надоело, что я приняла совершенно неожиданное решение: поехала в Тярлево[14] и сняла дачу. В этом году все дачи свободны, выбирай любую. В прошлые годы я и не пыталась бы этого сделать, так как в Тярлеве цены на дачи весьма высокие, и всё снимается уже с января. Теперь картина другая – дачи пустуют, а хозяева прямо зазывают к себе и идут на все уступки, чтобы только не потерять заработок нынешнего года.
Автор:
Буров писал об армии ополченцев с гордостью. Действительно, порыв ленинградцев защитить свой город достоин всяческого уважения. Но восторгаться этим сегодня следует с некоторой оговоркой. С одной стороны, это был отважный поступок, с другой стороны, трагедия. Бойцы из сотрудников Эрмитажа были далеко не самыми лучшими как по уровню боевой подготовки, так и по состоянию здоровья, а часть из них и в силу своего пожилого возраста. Солдат Волховского фронта, а в послевоенное время хранитель нидерландской живописи Эрмитажа Николай Никулин в книге «Воспоминания о войне» описал это так: «В начале войны немецкие армии вошли на нашу территорию, как раскалённый нож в масло. Чтобы затормозить их движение, не нашлось другого средства, как залить кровью лезвие этого ножа. Постепенно он начал ржаветь и тупеть и двигался всё медленнее. А кровь лилась и лилась. Так сгорело ленинградское ополчение. Двести тысяч лучших, цвет города».[15]
Немцы начали обстреливать с воздуха железные дороги, препятствуя подвозу к Ленинграду войск и военной техники. Одновременно это существенно затрудняло эвакуацию оборудования и ценностей из Ленинграда на Большую землю. К эвакуации людей в массовом порядке пока не приступали.
Решение Скрябиной о переезде на дачу было совершенно нетипичным. Она сама ему удивилась, потому что люди, напуганные обстановкой, старались Ленинград не покидать. Они считали его надёжным убежищем, поскольку там находились власти и действовала система жизнеобеспечения.
3 июля 1941 года, четверг, 12-й день войныЛееб:
К нам прибыл полковник Шмундт, главный адъютант фюрера. Фюрер в высшей степени доволен тем, как развиваются боевые действия. Он придаёт большое значение скорейшей нейтрализации русского флота с тем, чтобы немецкие транспорты снабжения вновь могли курсировать по Ботническому заливу. Исходя из этого, так важен быстрый захват Петербурга и Ревеля.
Сегодняшний день также свидетельствует о попытках противника построить новую линию обороны вдоль старой русской границы. Службы радиоперехвата доложили о наличии нескольких дивизий противника восточнее Розиттена. На это указывает также скопление поездов на железнодорожных путях у Великих Лук.
4-я танковая группа сегодня продвинулась совсем незначительно. Основные силы 18-й и 16-й армий из-за сложностей в продвижении смогут переправиться через реку Дюну лишь 5 июля.
Буров:
Некоторые районы Ленинградской области[16] стали уже называться прифронтовыми.
Ополченцы получают гранаты и патроны. Винтовок пока на всех не хватает. Ощущается недостаток опытных командиров. Из 1824 командиров всех степеней в добровольческой дивизии Кировского района насчитывается только 10 кадровых военных. Зато коммунистов 1285. Да еще 1196 комсомольцев.
Скрябина:
Вчера же и переехали с самым минимальным количеством вещей. Сегодня мы все с наслаждением отдыхаем. Кругом полная тишина. Природа очень красива. Как будто и войны нет.
Автор:
Лееб узнал личную позицию фюрера, настроенного как можно быстрее захватить Ленинград. Но он пока ещё не знал, что у начальника генерального штаба сухопутных войск Гальдера возникли другие планы относительно судьбы города. Накануне, 2 июля, Гальдер выразился совершенно недвусмысленно о предстоящей блокадной судьбе города на Неве: «4-я танковая группа должна оцепить Ленинград».[17] Видя растущее сопротивление Красной армии на Восточном фронте, Гальдер посчитал необходимым пожертвовать ленинградским направлением. Он решил ограничиться лишь оцеплением Ленинграда в надежде на то, что город в конце концов сам сдастся. Тем самым, по его мнению, можно было бы сохранить силы и средства для действий на центральном и южном направлениях. Там уже серьёзно ощущалось снижение темпа наступления. Эти мысли он начал внушать Гитлеру.
