Лариса Кучерова - КГБ в Афганистане
– Потом, много позже, когда мы начали более плотно работать с теми, на кого показал Хадис, выяснилось, что таким образом он элементарно сводил счеты со своими недругами. Обладая более полной информацией, я понял, что обвиненный учитель действительно был не виноват, а Хадис откровенно привирал. Когда он говорил в общем, все складывалось красиво. Мол, «там бандгруппа, они сотрудничают, у них оружие…» А когда начинали прощупывать детали – к какой партии относятся, как поддерживают связь, каналы поставки оружия, кто из представителей власти у них на связи, где тайники с оружием, какие акции проводили, – у Хадиса все начинало сыпаться. Поэтому в дальнейшем пришлось с ним полюбовно расстаться. История школьного учителя закончилась благополучно. Мы передали парня в ХАД, и после проверки его отпустили. Однако далеко не всегда подобные истории имели столь благополучное завершение. Он мог запросто сгнить в тюрьме. В афганских острогах царило полнейшее бесправие. Условия содержания были чудовищные. Никакие санитарные нормы не соблюдались. Средневековье. Жестокость – норма жизни. Человеческая жизнь не ценится ни в грош.
Работа с местными племенами считалась одним из наиболее важных направлений деятельности. Поэтому новоприбывшие «каскадеры» активно продолжали начатую офицерами отряда «Каскад-1» работу. Ширага достался им по наследству от предшественников. Он был вождем мощного, находившегося недалеко от Герата племени, одного из крупнейших в округе. И в самом Герате, и в ближайшем с ним окружении у Шираги были свои люди. Кто-то занимался торговлей, кто-то ремесленничал. Причем Ширага имел достаточно прочные позиции как на «кандагарском» рынке, так и на правительственной территории.
На вид ему было лет сорок пять – пятьдесят. Хотя возраст в Афганистане понятие размытое. Одежда вождя ничем не отличалась от одежды рядовых соплеменников, но его поведение и повадки явно выделяли его из толпы. Глаза, речь, жесты – все было пронизано достоинством и величием. На Востоке уж если человек наделен властью, то она будет сквозить в каждом его движении, в каждом слове, в каждом взгляде.
Вышли на Ширагу благодаря посредничеству одного высокопоставленного сотрудника губернаторской администрации, который был с ним в дружеских отношениях. В свое время этот чиновник учился в Советском Союзе, после чего проникся и к нашей стране, и к социалистическим идеям искренним и глубоким уважением. За время учебы он в совершенстве освоил русский язык и мог свободно, без посредников, общаться с шурави. Он-то и вывел вождя на контакт с «каскадерами».
Переговоры с Ширагой шли в течение месяца. Им придавали большое значение, переговорный процесс находился под контролем Кабула. Методично и целенаправленно советские разведчики склоняли его к сотрудничеству с народной властью и взаимодействию против вооруженных формирований других родоплеменных объединений. Встречались, как правило, ночью, на окраине города. Несколько встреч было проведено на квартире посредника, несколько встреч – на нейтральной территории. Переговоры вели начальник команды «Карпаты» полковник Козлов и его зам по разведке подполковник Юрий Лосев. Старший лейтенант Сорока в составе опергруппы обеспечивал вооруженное прикрытие. Выезжали с автоматами, со снайперскими винтовками. Оцепляли район встречи, прикрывали пути отхода. Иногда находились на втором этаже виллы, в то время как на первом проходила встреча.
Переговоры увенчались успехом. Племя Шираги издавна враждовало с другим, которое вело активную антиправительственную борьбу. На это его и «купили». Сообразив, что руками правительственных войск и шурави он устранит давних врагов, Ширага пошел на сотрудничество. Его племя перешло на сторону народной власти.
– Стандартная для Афганистана ситуация. Я лично, в одиночку, завез туда машину (ГАЗ-66) оружия и обмундирования афганской армии. Ширага переодел своих людей в суконную правительственную форму, чтобы не афишировать свое сотрудничество с шурави перед соседними племенами, и совместно с нашими войсками провел операцию по уничтожению конкурентов. В первые годы ведения боевых действий душманы жили в своих родовых кишлаках. Это уже на более позднем этапе они уходили в горы, в специально оборудованные и укрепленные лагеря. А первоначально ничего этого не было. Мы окружили кишлак, в котором находилось вооруженное формирование конкурирующего племени, и начали штурм. Когда начался бой, Ширага ударил стыла. Его воины отрезали противнику все пути к отступлению, чем обеспечили успех операции. Однако не всегда наша работа имела столь успешное завершение.
Как-то раз во время очередного прочесывания в Герате задержали одного иранца. Молодой парень, не старше тридцати. Рыжий, бойкий, щуплый. Его огненная шевелюра сразу бросилась в глазах патрулю. Остановили, проверили документы, которые оказались безупречны.
– Куда идешь? – спросили его.
– Жениться, – не моргнув глазом, ответил «Рыжий». И тут же поведал трогательную историю о том, что сам он из Ирана, идет в далекий, затерянный в горах небольшой кишлак, где родственники нашли ему чудесную невесту – молодую и свежую, как вода горного ручья. Вся эта история звучала настолько четко и складно, что тут же возникли сомнения в ее искренности. Не мог простой иранский трудяга, за которого он себя выдавал, так грамотно, толково и логично, а главное, сохраняя удивительное спокойствие и самообладание, вести беседу с облаченными неограниченной властью над его судьбой людьми. На Востоке к власти относятся с особым пиететом. Власть уважают, ее боятся. Особенно вооруженную власть. Здесь же была непонятная холодная сдержанность.
Подозрительного субъекта доставили для проверки в ХАД. Старший лейтенант Сорока, в обязанности которого входила ежедневная работа с задержанным контингентом (подобные опросы давали массу ценной разведывательной информации), лично его допрашивал. Допросы и проверки продолжались больше недели. Но парень оказался стойкий. Так от него ничего и не добились, передали в ХАД и этапировали в Кабул.
– Перепроверить его легенду было практически невозможно. В Иране у нас своих источников не было, а проверять, есть ли у него невеста и родственники в затерянных горных кишлаках, себе дороже станет. Но я до сих пор уверен, что это был иранский эмиссар, шедший в бандгруппу с определенными инструкциями. Слишком он грамотно и профессионально отвечал на перекрестных допросах. Простой работяга так бы не смог, начал бы сбиваться, путаться. Его манера говорить, подавать информацию, последовательно выстраивать события – во всем чувствовалась специальная подготовка и образование. «Расколоть» его мы так и не смогли. Возможно, у меня опыта еще было недостаточно. Кроме того, сам языка я еще не знал (в то время я владел только немецким), и вся беседа проходила через переводчиков, которые не всегда в точности передавали нюансы и допускали определенные погрешности. Персидский (фарси) отличается от местного дари (фарси-кабули). В целом смысл определить можно, но детали терялись.
Незаметно, в суете и маете, пролетело полгода. Приближалось окончание командировки. В июне 1981 года Николай Сорока вместе со своим земляком-белорусом из Бреста Александром Бондаревым вылетел по служебным делам в Кабул. Передав адресату доставленные документы и уладив все рабочие вопросы, молодые люди, надев гражданскую одежду, вышли в город купить подарки заждавшимся дома родственникам. Из документов при себе были только выданные командиром на руки по случаю загранпаспорта. Они шли вдоль пыльных грязных улиц афганской столицы в сторону «зеленого» рынка, когда их остановил советский военный патруль. Офицер, молодой старлей, внимательно изучив их документы, приказал вверенным ему солдатам арестовать «подозрительных субъектов». Солдаты, недолго думая, взвели на них автоматы и приказали лезть в патрульную машину.
– Мужики, да мы же свои, – пытались они разъяснить ситуацию, – мы из «Каскада».
– Вот-вот. Именно, что из «Каскада», – зло бросил начальник патруля, засовывая их паспорта в свой нагрудный карман. – Это вы моего друга Калинкина под арест посадили, а долг платежом красен. «Каскадеры», ядрена вошь.
Видя, что дальнейшие объяснения ни к чему хорошему не приведут, задержанные офицеры прекратили всякие препирательства и подчинились требованиям патруля. На потеху афганцам их под конвоем доставили в здание комендатуры и, продержав два часа, отпустили. Настроение было безнадежно испорчено. Чуть позже Сорока выяснил, за что же на них обрушился «праведный» гнев мстившего за друга старлея. Оказалось, что капитан Калинкин действительно недавно был арестован «каскадерами» при попытке продать афганцам радиостанции и боеприпасы. Овчинка, что называется, абсолютно не стоила выделки.
