Михаил Ботунов - Невидимое оружие ГРУ
Усилили свою деятельность оппозиционные силы. Страну захлестнули забастовки, манифестации. Ультралевые и правые из «Патриа и либертад» насаждали атмосферу страха, подавленности, неуверенности.
Недовольство нарастало. Осенью 1972 года началась общенациональная забастовка владельцев грузового автотранспорта и торговцев. В те дни, выступая на пресс-конференции, глава Компартии Чили Луис Корвалан говорил: «Страна переживает в настоящее время очень трудный момент».
Своим положением была крайне недовольна армия, особенно офицеры. Вообще в Чили офицеры объединены сильным чувством профессиональной корпоративной солидарности. Они как бы вне социальных классов, выше их. В стране верх престижа — быть офицером.
Влиятельный немецкий журнал «Штерн» так описывал свои наблюдения: «Презрение ко всему гражданскому, преклонение перед дисциплиной, возвеличивание милитаристского духа — характерные черты чилийский армии».
Аналитики советской военной разведки прогнозировали ухудшение ситуации в Чили. Учитывая сложность обстановки, командование ГРУ решило организовать линию специальной связи между Сантьяго и Москвой через ретрансляционный радиоузел на Кубе. В начале 1973 года в Сантьяго была переброшена необходимая радиоаппаратура, а в апреле в Чили прибыл разведчик-радист А. Семенов.
Однако в посольстве он встретил далеко не теплый прием. Все, что стало ясным аналитикам ГРУ еще несколько месяцев назад, до сих пор не мог взять в толк наш посол в Чили. Он был против установки радиостанции в представительстве.
Что тут скажешь? Случай не рядовой. Бывало всякое — размещали радистов в темные и сырые подвалы, в комнаты, расположенные в другую сторону от направления на Москву, заставляли обеспечивать связь из глубоких горных штолен и даже из подводной лодки, но чтобы отказывали в приеме вовсе… Такое было впервые.
Посол заявил четко и ясно, что у него есть «надежный международный канал связи с Москвой». Каково же было его потрясение, когда утром 11 сентября этот «надежный международный канал» перестал действовать в одночасье. А «гонимая» радиостанция ГРУ, над которой он после долгих уговоров, наконец, «смилостивился» и оставил под крышей представительства, оказалась единственной ниточкой, связавшей его со столицей Советского Союза.
Вот такой исторический урок.
К счастью, он завершился успешно. Сеансы связи проводились через каждые два-три часа, а в дни путча с 11 по 28 сентября — непрерывно. Только в первый день переворота в Центр было передано семьдесят радиограмм.
В связи с быстрым развитием ситуации, постоянно меняющейся обстановкой, отсутствием времени на шифрование радиограмм разведчики-радисты А. Семенов и И. Алехин ввели таблицу боевых сигналов. По ней Центр получал краткие известия об изменении обстановки. Это были числа с определенными значениеми. Например, с такими: вокруг посольства все спокойно, посольство окружено, на посольство совершено нападение, нас бомбят, документы уничтожены.
Эти сигналы не предусматривались программой связи и были рождены боевой обстановкой. Когда первая бомба, направленная с самолета, разорвалась вблизи советского посольства, радист Семенов, стремясь оперативнее передать информацию в Центр, воспользовался несколькими типовыми фразами любительского радиожаргона: обстановка очень плохая, здесь бомбят.
Да, применение радиожаргона противоречит правилам радиообмена, но в истории радиосвязи известны примеры, когда в экстренных случаях, особенно в войну, приходилось прибегать и к таким приемам.
Чилийская хунта делала все возможное, чтобы оставить посольство без связи с Москвой. Судя по всему, она была даже уверена, что смогла этого добиться. Но Пиночет просчитался. Не помогли ни цепи автоматчиков, ни отключение электроэнергии, телефонов, телеграфа, ни дежурство радиопеленгаторов.
Такова правда о противостоянии чилийской хунты и радистов советской военной разведки. Горько, что к двадцатипятилетию переворота в Сантьяго у них никто не взял интервью, в отличие от Пиночета.
А к диктатору обращались даже с такими пафосными заявлениями.
— Генерал, — сказал один из наших журналистов, — вы должны помочь России. Только вы можете спасти мою Родину от бесплодной дискуссии — нужен ли моей стране российский Пиночет?
Вот уж воистину, только Пиночета нам не хватает.
На трассе Москва — Гавана — Луанда
Москва. Кремлевский Дворец съездов. 24 февраля 1976 года. Открытие XXV съезда КПСС. Секретарь ЦК Михаил Суслов под гром аплодисментов приветствует гостей партийного форума:
— Товарищи! Мы горячо приветствуем присутствующие здесь делегации партий братских социалистических стран: Болгарской коммунистической партии… Венгерской социалистической… Партии трудящихся Вьетнама… Социалистической единой партии Германии… Трудовой партии Кореи… — Суслов подслеповато вглядывается в текст. — Коммунистической партии Кубы во главе с товарищем Фиделем Кастро Рус.
Звучат аплодисменты. Все видят в президиуме съезда кубинского бородача в военной форме с погонами команданте революции.
Два дня назад, прибыв в Москву, Фидель Кастро обратился с просьбой организовать ему связь с Гаваной и со столицей Республики Ангола Луандой. В столице Анголы находился штаб командования кубинскими добровольцами, воевавшими на стороне правительственных войск с отрядами оппозиции. Оппозицию поддерживали расистские власти ЮАР.
Для организации взаимодействия между Генеральным штабом вооруженных сил в Гаване и руководством кубинских воинских формирований в Луанде, а также для обеспечения их управления требовался надежный канал связи. Разумеется, речь шла о закрытой, сверхсекретной шифросвязи.
Задача создания такого радиомоста была поставлена одновременно перед Главным разведуправлением и начальником связи Вооруженных Сил.
Надо сказать, Фидель Кастро подбросил непростую задачку нашим связистам. Достаточно взглянуть на карту, чтобы понять: все три точки, которые предстояло увязать в единую линию связи, находились на разных континентах, в разных концах планеты. Москва — в Европе, Луанда — в южной части Африки, а Гавана — на Американском континенте.
В архиве ГРУ в отчете о проведении операции по организации связи на трассах Москва — Луанда, Москва — Гавана, сказано:
«Начальник Главного разведывательного управления эту задачу поставил перед службой спецрадиосвязи и поручил уточнить детали в резиденции Фиделя Кастро в кубинском посольстве в Москве. Непосредственную связь с кубинскими товарищами поддерживал начальник 1-го отдела полковник Евгений Иванович Пронов».
На эту роль разведчик-радист Пронов был избран не случайно. Он лучше других в службе спецрадиосвязи знал техническое состояние и оснащение кубинцев, их аппаратуру, уровень подготовки. Пятнадцать лет назад, в 1961 году, за три дня до высадки наемников на Плайя-Хирон Евгений Пронов прибыл на Кубу. Как раз в тот день сгорел крупнейший универсальный магазин «Эль Энканто» в центре Гаваны, а следующим утром американские бомбардировщики бомбили столицу острова.
16 апреля Фидель Кастро выступил на похоронах жертв бомбардировки, а на рассвете 17-го бригада наемников вступила на кубинский берег.
Такова была фронтовая обстановка, в условиях которой советскому разведчику-радисту Пронову предстояло легализоваться и начать работу.
Ко времени прибытия Пронова на Кубу там в советском посольстве уже действовала радиостанция агентурной связи. На ней работали операторы двух разведок — Первого главного управления КГБ и Главного разведуправления Генерального штаба Вооруженных Сил. Однако радиообстановка на трассе Москва — Гавана не была достаточно изучена. Связь с Кубой поддерживалась через ретранслятор в Конакри (Республика Гвинея). Следовало определить оптимальную зону развертывания будущего радиоузла на территории СССР для связи с Гаваной.
Началось изучение радиообстановки. Результаты наблюдений, графики загрузки частот пересылались в Москву. Центр внимательно анализировал материалы Евгения Пронова.
В свою очередь, разведчик-радист проводил постоянное прослушивание односторонних передач с территории Советского Союза. Так оказалось, что сигналы с юго-запада из города Николаева проходили лучше, чем с Дальнего Востока. По итогам исследований, в этой зоне, в районе города Ровно и был развернут узел спецрадиосвязи.
Как явствует из доклада Пронова в Центр, к середине 1962 года радиосвязь на агентурной станции «Иркут» была отработана и могла использоваться в качестве резервной к основной радиостанции Посольства СССР на Кубе «Тростник». Таким образом, накануне Карибского кризиса Главное разведуправление имело две надежные линии связи Гаваны с Москвой.
