Христофор Колумб - Хроники открытия Америки. Новая Испания. Книга I: Исторические документы
Масеэскаси еще сказал, что Моктесума во всех провинциях держит многолюдные гарнизоны, не считая тех воинов, которых посылает из своей столицы, и что все провинции платят ему дань — золото и серебро, перья, самоцветы и одежду из хлопка, дают мужчин и женщин в услужение и для жертвоприношений, и он, мол, такой могущественный владыка, что имеет все, чего пожелает, и дворцы, в коих он живет, полны сокровищ и драгоценных камней и чальчиуисов, которые он награбил и силой отнял у тех, кто добровольно не отдает, и все богатства сего края принадлежат ему. Затем они поведали, какая роскошь царит в его дворцах, но, ежели мне все это пересказывать, конца не будет. И еще рассказали, что у него много женщин и на некоторых он женится — обо всем поведали.
Дальше пошла речь о том, какая могучая крепостная стена окружает его город, и какое там озеро, и какова глубина воды, и где расположены дороги, по которым можно войти в город, и на каждой дороге есть деревянные мосты, и под мостом течет вода и выходит наружу через отверстие, имеющееся в каждом мосте, и ежели они разберут любой из мостов, то отрежут врагу путь к отступлению, причем и в город ему не проникнуть, а большая часть города находится на острове посреди озера, и из дома в дом не пройти, разве что по подъемному мосту или же в каноэ, и у всех домов кровли плоские и окаймлены как бы оградой, и оттуда можно вести бой; и о том, что город берет пресную воду из источника, называемого Чапультепек, отстоящего от города на поллиги, и вода эта проведена в некоторые здания и собирается в бассейне, откуда ее развозят в каноэ и продают на улицах.
Затем они рассказали об оружии мексиканцев, и было оно такое: дротики с двумя зубцами, которые мечут вроде бы пращой, пробивающие любые доспехи, и еще у них множество метких стрелков из лука и копейщиков, у которых на копьях кремневые ножи длиною в морскую сажень, более острые, чем наваха; есть у них и щиты и нагрудники из хлопка, пращники стреляют круглыми камнями, есть также отличные, очень длинные копья и обоюдоострые мечи. И они принесли нам нарисованные на больших холстах из агавы картины сражений, что у них бывали, где было видно, как они воюют.
Однако наш капитан и все мы уже раньше знали то, о чем рассказывали касики, и Кортес замял этот разговор, переведя его в более глубокое русло, — как, мол, начали они заселять эту землю и из каких мест пришли, почему не ладят и враждуют с мексиканцами, когда их земли так близко соседствуют. Ответ гласил: они, мол, слышали от своих предков, что в давние времена жили среди них мужчины и женщины очень большого роста и широкой кости, но чрезвычайно злобные и жестокие, с ними шла борьба и многие были перебиты, а те, что остались, повымирали. А дабы мы убедились, какие это были могучие и рослые люди, касики принесли нам показать кость ноги, и она действительно была большущая, длиною как человек среднего роста, и кость эта была берцовая — от колена до бедра. Я приставил ее к себе, и она оказалась вровень со мною, а рост у меня средний. И они принесли еще кости, вроде той первой, однако эти были уже попорченные и изъеденные временем. Дивясь величине этих огромных берцовых костей, мы поверили, что и впрямь в этом краю некогда жили великаны. Наш капитан Кортес сказал, что было бы неплохо послать эту большую кость в Кастилию, дабы ее увидел Его Величество, что мы и сделали, отправив ее с первыми же поехавшими туда прокурадорами.
И еще сказали касики: они, мол, от своих предков знают, что идол, которого у них очень почитают, напророчил, что со стороны, где восходит солнце, из дальних краев к ним придут люди, которые их покорят и будут над ними властвовать; и ежели эти люди мы, то им это будет приятно, раз мы такие сильные и доблестные воины. Когда они вели переговоры о мире, им, мол, вспомнилось предсказание идолов, и посему они отдали нам своих дочерей, дабы иметь такую родню, которая будет их защищать от мексиканцев.
Их рассказ поверг нас в величайшее изумление — неужели это правда, говорили мы друг другу. Капитан наш Кортес в ответ сказал, что мы действительно пришли со стороны, где восходит солнце, и король наш повелитель и послал нас сюда затем, чтобы мы сделали их своими братьями, ибо он о них знает, и мы молим Бога, чтобы, по его соизволению, они через наше заступничество обрели спасение. И все мы сказали «аминь».
Я хотел было с этим покончить, но должен еще остановиться на одном происшествии, которое у нас там случилось: в бытность нашу в Тласкале вулкан, находящийся возле Уэксосинго, извергал более сильное пламя, чем обычно, чему наш капитан Кортес и все мы, ничего подобного еще не видевшие, немало дивились.
Одного из наших капитанов по имени Диего де Ордас разобрала охота пойти поближе, посмотреть, что это такое, он спросил у Кортеса дозволения подняться на вулкан, и ему было дано не то что дозволение, но даже приказ. С собою он взял двух наших солдат и нескольких знатных индейцев из Уэксосинго, и индейцы, которые шли с ним, все стращали его, говоря, что, когда он пройдет половину пути до Попокатепетля — так назывался вулкан, — ему невмоготу станет от сотрясения земли, от огня, и камней, и пепла, извергающихся из вулкана, и что сами они не отважатся подняться выше места, где у них стоят несколько капищ с идолами, именующимися идолами Попокатепетля.
И все же Диего де Ордас с двумя товарищами прошел весь путь до вершины, а индейцы, сопровождавшие его, остались ниже, ибо не решались идти далее. Как потом рассказывали Ордас и солдаты, когда они поднимались, вулкан начал извергать еще более сильные снопы огня и обгоревшие, легкие камни и тучи пепла, и им пришлось остановиться — целый час они не могли сделать ни шага вперед, пока не увидели, что вспышки огня стали слабее и пепел и дым тоже вылетают не так густо, и тогда они поднялись до самого кратера, а это правильно очерченное круглое отверстие шириною в четверть лиги, и оттуда с вершины виден большой город Мехико, и все тамошнее озеро, и селения, расположенные окрест. Отстоит же этот вулкан от Мехико на двенадцать или тринадцать лиг.
Рассмотрев все хорошенько, Ордас вне себя от радости и восхищения, что увидел Мехико и прилегающие селения, возвратился в Тласкалу со своими спутниками, и индейцы Уэксосинго и Тласкалы дивились их дерзостной отваге. Когда ж они стали рассказывать Кортесу и всем нам об увиденном, мы, тогда еще не видавшие и не слыхавшие ничего подобного, — не то что ныне, когда мы уже знаем, что это такое, и когда на вершину, к кратеру, уже поднимались многие испанцы и даже францисканские монахи, — слушали с изумлением. И когда Диего де Ордас возвратился в Кастилию, он попросил у Его Величества, чтобы этот вулкан изобразили в его гербе, каковым и может похвалиться ныне его племянник, живущий в Пуэбло.
С той поры за все время, что мы там пробыли, нам уже не пришлось видеть столько огня, слышать такой грохот, как вначале, и даже несколько лет вулкан вообще не извергался, до 1539 года, когда из него опять поднялся огонь и полетели камни да пепел.
В городе Тласкала мы увидели деревянные строения с решетчатыми стояками и множеством заточенных там индейцев и индеанок, которых там держали и откармливали, пока не потолстеют, чтобы их есть и приносить в жертву. Мы эти тюрьмы разломали и снесли, а узников выпустили на свободу, но бедняги индейцы, не решаясь никуда уйти, оставались с нами, и это спасло им жизнь.
Отныне и впредь в каждом селении, куда мы входили, наш капитан первым делом приказывал ломать подобные тюрьмы и выпускать узников, а таковые были почти повсюду. Когда Кортес и все мы впервые узнали про столь жестокий обычай, наш капитан сильно осерчал на касиков Тласкалы и в гневе стал им выговаривать, и они пообещали, что отныне и впредь не будут убивать и не будут есть индейцев. Но скажу вам, что проку от этих обещаний было немного, — стоило нам отвернуться, индейцы продолжали свои зверства.
Глава LXXII
о том, как капитан Эрнан Кортес совместно со всеми нашими капитанами и солдатами решил идти в Мехико
Видя, что мы живем в Тласкале в праздности уже семнадцать дней и только слушаем рассказы о богатствах Моктесумы и его процветающего города, наш капитан созвал на совет всех остальных капитанов и солдат, на котором испросил их согласия идти дальше, и было решено вскорости выступить. На сей предмет, правда, было в нашем лагере немало пересудов и споров, некоторые солдаты говорили, что слишком, мол, опасно нам идти и забираться в укрепленный город, когда нас так мало, и напоминали об огромной рати Моктесумы. Кортес же возражал, что теперь мы уже не можем поступить иначе, ибо все время нашей целью и заветом было встретиться с Моктесумой, и все прочие мнения тут излишни. Видя, что он так решительно это говорит, и убедившись, что большинство нас, солдат, исполнены желания помочь Кортесу и сказать: «Вперед, в добрый час!» — сомневающиеся смирились и больше возражений не высказывали. А заводили такие речи об опасностях похода те из нас, у кого на Кубе были поместья, меж тем как я и другие неимущие солдаты безоговорочно препоручили свои души Господу, их создавшему, а тела готовили принять раны и труды вплоть до смерти на службе у нашего Господа Бога и Его Величества.