Дмитрий Хмельницкий - Откровения Виктора Суворова — 3-е издание, дополненное и исправленное
Безоговорочным единомышленником Суворова является доктор исторических наук Юрий Фельштинский:
«Безусловная заслуга В.Суворова состоит в том, что им была названа дата принятия Сталиным решения о начале военных действий против Германии: 19 августа 1939 года — день подписания советско-германского пакта о ненападении. Это может показаться парадоксальным, но только так можно объяснить все дальнейшее поведение Сталина, чему и посвящает свои книги В. Суворов.
В смысле позиции Гитлера загадок нет. Можно утверждать, что принципиальное решение о разрыве со Сталиным он принял во время визита Молотова в Берлин в конце 1940 года. Молотов потребовал тогда от немцев согласия на советскую оккупацию Румынии, Болгарии, Финляндии и Проливов. Гитлер ответил решительным отказом и подписал директиву о нападении на СССР.
Перед самой войной, в 1938/39 финансовом году, Германия тратила на вооружение 15 % своего национального дохода — столько же, сколько Англия. Гитлер не хотел вооружаться за счет благосостояния германского народа. К тому же это могло привести к падению его популярности.
В Советском Союзе на оборонные расходы в первые три года третьей пятилетки официально было затрачено 26,4 % всех бюджетных ассигнований, причем в 1940 году этот процент был равен 32,6 %. А в 1941-м на оборону планировалось затратить 43,4 % бюджетных ассигнований.
Эти сухие цифры подводят нас к выводу, что советское правительство готовилось к войне»[92].
«Для изучения проблематики начального периода Второй мировой войны В. Суворов сделал больше, чем вся советская и западная историографии. Он нашел ответы на очень многие, мучившие нас десятилетиями, вопросы. Он очень многое объяснил, и объяснил, безусловно, правильно. Заслуга его неоценима»[93].
«В заключение несколько слов о еще одной дате, установленной В. Суворовым: 6 июля 1941 года, «Дне М». Приводимые автором аргументы в пользу этой даты очень серьезны. И все-таки здесь нам, видимо, не обойтись без дополнительной информации, которой пока нет. Может быть, нам помогут недоступные сейчас архивы. Может быть, станут известны протоколы заседания Политбюро 21 июня 1941 года. Как историк я склонен считать, что В. Суворов прав. Если окажется, что «день М» был назначен на 13 или 20 июля, это, в конце концов, не так уж будет важно. В. Суворов открыл для нас целый пласт нашей истории. В этом его величайшая заслуга. По его стопам, я уверен, пойдут теперь другие — поправляя, дополняя и уточняя. Они будут вторыми, третьими… десятыми. Виктор Суворов был первым»[94].
Доктор исторических наук Ирина Павлова — автор исключительно интересной и важной книги «Механизм власти и строительство сталинского социализма», вышедшей в Новосибирске в 2001 году. В главе «Поиски правды о кануне Великой Отечественной войны» Павлова пишет: «Относительный покой в среде российских военных историков разрушила публикация на русском языке книг В. Суворова (В. Резуна), который поставил под сомнение то, что в СССР ранее никогда и никем не подвергалось сомнению. (Его книга «Ледокол» имеет подзаголовок «Кто начал Вторую мировую войну?») Своими книгами он стремился доказать, что главный виновник и главный зачинщик Второй мировой войны — Советский Союз. Используя метафорический оборот, он назвал день фактического вступления СССР в войну — 19 августа 1939 г. В. Суворову удалось вычислить, что в этот день состоялось заседание Политбюро ЦК, которое приняло решение о начале тайной мобилизации. «Многие историки, — пишет он, — думают, что сначала Сталин решил подписать с Гитлером мир, а потом решил готовить внезапное нападение на Германию. Но факты открыли и подтвердили мне, что не было двух разных решений. Подписать мир с Германией и окончательно решиться на неизбежное вторжение в Германию — это одно решение, это две части единого замысла». И далее: «Поэтому я считаю 19 августа рубежом войны, после которого при любом раскладе Вторая мировая война должна была состояться. И если бы Гитлер не начал ее 1 сентября 1939 года, Сталин должен был бы искать другую возможность или даже другого исполнителя, который бы толкнул Европу и весь мир в войну. В этом суть моего маленького открытия»[95].
В. Суворов не замкнулся на одном 1939 годе, а рассмотрел все основные события вплоть до начала Великой Отечественной войны 22 июня 1941 г., увязав их в единое логическое целое: «Тайная мобилизация должна была завершиться нападением на Германию и Румынию 6 июля 1941 года… Тайная мобилизация была направлена на подготовку агрессии. Для обороны страны не делалось ничего. Тайная мобилизация была столь колоссальна, что скрыть ее не удалось. Гитлеру оставался только один и последний шанс — спасать себя превентивным ударом. И 22 июня 1941 года Гитлер — на две недели — упредил Сталина»[96].
Публикация книг Суворова разделила историков на две неравные группы. Подавляющее большинство — историки со стажем и именами, которые в своих трудах «освящали» просталинскую концепцию войны. Работая много лет под эгидой Института военной истории Министерства обороны СССР, они не смогли принять даже той половинчатой правды о войне, которая стала достоянием официальной гласности. Об этом свидетельствует провалившаяся попытка подготовить новую 10-томную «Историю Великой Отечественной войны советского народа». Но и те военные историки, которые (как, например, А.Н. Мерцалов и Л.А. Мерцалова) резко критикуют Сталина и сталинизм за неготовность советских войск к началу войны, за некомпетентность и произвол, безнравственность и жестокость[97], оказались не готовы к тому, чтобы спокойно обсуждать концепцию В. Суворова.
Объяснить это можно лишь тем, что суворовская концепция ломала не только устоявшуюся историографическую традицию, но и наносила удар по личным чувствам и представлениям о войне. Тем более что многие военные историки, как А.Н. Мерцалов, сами были ее участниками. Это не просто неприятие, но и нежелание понять. Книги В. Суворова, по их мнению, не заслуживают развернутых рецензий военных историков, потому что «с помощью «ледоколов» осуществляется конъюнктурный пересмотр важнейших моментов отечественной и мировой истории», бросается «тень на реальные исторические факты, которые давно и с научной точки зрения безукоризненно (! — И.П.) установлены мировой историографией»[98].
По мере распространения влияния книг В. Суворова на общественное сознание в России усиливалось и их отрицание. От замалчивания эти историки перешли к ругани и неправдоподобным обвинениям. Они заклеймили его как «не историка, не мемуариста, изменника, агента иностранных спецслужб». Оказывается, его книги «написаны разными людьми, скорее группами людей», участие В. Суворова «обнаруживается лишь в отдельных литературных приемах, жаргоне, междометиях»[99].
…. В отличие от своих маститых оппонентов, В. Суворов понял, хотя и не занимался специально, механизм власти сталинского режима, основной принцип деятельности Сталина в политике — по возможности не оставлять документов, не оставлять следов, окружать правду «батальонами» лжи»[100].
«В советское время историки не только не имели доступа к секретным материалам партийных и государственных органов, но и воспитывались на строгом соблюдении принципов партийности и классового подхода. Это предполагало следование той интерпретации событий, которая была заложена в самих источниках. В результате в трудах историков воспроизводилась идеология и логика документа. Основная трудность в преодолении советского историографического наследства заключалась в том, чтобы научиться вскрывать подлинный смысл событий, которые по-своему отражали оставшиеся документы советской эпохи — секретные и несекретные. Надо отдать должное В. Суворову, проявившему себя в книге «Ледокол» как историк-разведчик, сумевший раскрыть главную тайну советской военной политики и истории. Сделал он это, опираясь в основном на опубликованные советские источники, которые были им сопоставлены, переосмыслены, очищены от идеологической маскировки и маркировки»[101].
* * *В 1995 году в Москве в издательстве «Прогресс-академия» вышла книга израильского историка Габриэля Городецкого «Миф «Ледокола». Издана она была в Москве, но печаталась в Берлине, и весьма большим тиражом. Я узнал об этом случайно, просто оказалось, что жил тогда прямо напротив берлинской типографии, выполнявшей заказ, и в случайном разговоре сотрудники типографии о нем рассказали. Если московское издательство в середине 90-х заказывает печатание некоей книги в Берлине, значит, денег у него на эту книгу имеется немерено. И легко догадаться об источнике этих денег. Книга Городецкого рекламировалась как научное достижение иностранного историка, которому удалось сделать то, на что оказались неспособны российские. Городецкого пригласили в Москву работать в закрытых архивах и оказывали ему всяческую официальную поддержку. Расчет простой — в России традиционно верят больше иностранцам, говорящим нечто выгодное властям, чем собственным казенным ученым, поскольку их дрессированность и зависимость от власти заведомо очевидны.
