Андрей Кокорев - Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта начала XX века
Шатаясь, несчастный идет к выходу. У дверей его догоняет лакей и просит, во-первых, заплатить за чай, а во-вторых, вынуть из бокового кармана пальто стакан. Он покорно платит, возвращает стакан и дает в придачу кусок свежепросоленного огурца, неизвестно каким образом тоже очутившегося в кармане.
Публика смотрит на него с сочувствием. Два сердобольных господина обмениваются мнениями.
– Готов.
– Еще денек продержится.
– Едва ли.
– Жалко беднягу».
Читатель, видимо, уже догадался, что «красный билетик» – объявление о сдаче квартиры, которое домовладелец вывешивал возле подъезда или ворот дома. О наличии свободной комнаты извещали объявления зеленого цвета. Такой порядок, установленный в 1908 году градоначальником Адриановым, помогал «обреченным» экономить силы – до введения столь полезного новшества им приходилось бросаться к каждой бумажке, белевшей на заветном месте. Что же до сути этих «хождений по мукам», то она объяснялась просто: 100 лет назад найти в Москве подходящую квартиру было крайне сложно.
В область преданий отошли рассказы старожилов о том, как москвичи в 70—80-е годы XIX века «...в начале августа обыкновенно ездили каждый день с дачи в город, чтобы найти себе помещение, что в то время не составляло особого труда, потому что билетики о сдаче квартир можно было увидеть на любой улице или в любом переулке, поблизости от места службы съемщика квартиры»[103]. Однако уже с середины 90-х печально зазвучали слова: «Совсем квартир нету в Москве»[104].
Исключением, судя по сообщению газеты «Русское слово», был только 1900 год: «В июне и июле домовладельцы просто в ужас приводили редких в эти месяцы нанимателей квартир, заламывая безумные цены и все угрожая им: „вот погодите, придет август – не то еще заломим“. Но вот и август перевалил за половину, началось великое переселение дачников в город, и тем не менее чуть ли не все дома продолжают пестреть билетиками: „отдаются квартиры внаем“. Этот неожиданный реприманд, видимо, произвел на домохозяев сильное впечатление; зародилось опасение, как бы значительное число билетиков не осталось на всю зиму, как это было в прошлом году в Петербурге; домохозяева сделались уступчивее, сговорчивее и уже не с такой уверенностью высчитывают доходы от повышения цен на квартиры по случаю устройства канализации, необходимости покрыть результаты неосторожных увлечений и т.д.
– Экая оказия! – сокрушался на днях один очень крупный домовладелец, обладатель нескольких домов с двумястами квартирами. – Решил я накинуть на жильцов по случаю канализации; этак немного накинуть – рубликов по пяти в месяц на средние квартиры, в 500—700 рублей. Тысчонок девять лишних уже считал в кармане и – что же вы думаете?! Почти все жильцы ушли. Тут же почти рядом с моими домами наняли квартиры, и много дешевле, чем у меня.
– Эх! – вздохнул он из глубины своего алчного сердца. – Придется, кажется, не набавлять, а сбавлять в цене с квартиры».
Однако спустя десять лет корреспондент «Голоса Москвы», освещая жилищный кризис, констатировал: «Не ищите. Квартир больше нет! Эта фраза по отношению к москвичам вовсе не звучала бы неуместной шуткой. Свободных квартир по цене, приемлемой человеком среднего достатка, действительно нет в Москве. И нет уже не первый год».
Обратите внимание на замечание журналиста об отсутствии квартир для людей «среднего достатка». Оно связано с тем, что в так называемых доходных домах, строившихся в то время, квартиры были большими и дорогими. Это позволяло домовладельцам при минимуме хлопот получать огромные прибыли. Выражение «барская квартира» в газетных объявлениях о сдаче жилья означало, что цена его значительно выше средней. Вот только не находилось достаточного количества желающих вселиться в роскошные апартаменты – проведенная в 1907 году жилищная перепись показала, что в Москве пустовало 7% квартир.
Конечно, люди со средствами могли решить жилищный вопрос в любое время и без особых мучений. Им не приходилось рыскать по городу, а достаточно было подать в газеты объявления вроде: «Нужна барская квартира, дом-особняк. Не менее 12 комнат, 4 комнаты для прислуги, помещение для гаража, квартиру для шофера, прачечную. Желательно красивый вестибюль и, по возможности, с голландским отоплением. Сдать квартиру не позднее 1-го июня. На удобный дом аренда может быть многолетняя».
Однако основная часть москвичей по устойчивой традиции были сезонными квартирантами. Для них «страда» начиналась именно в августе, а стоимость аренды имела решающее значение. Городская управа, проведя в 1910 году анкетирование своих работников, выяснила, что служащие с жалованьем около 1300 руб. в год вынуждены отдавать за квартиру почти половину заработка. Вдобавок им приходилось ежегодно менять место жительства, поскольку домовладельцы постоянно повышали плату. О динамике роста квартплаты поведал в том же году «Голос Москвы»:
«Квартиры, стоившие пять-шесть лет назад 50 рублей в месяц, теперь нельзя снять меньше 80—100 руб. Сравнительно недавние цены на квартиры из двух небольших комнат с кухней рублей в 30 в месяц – теперь уже не существуют. Теперь это стоимость чердачного помещения или двух комнат без кухни на фабричной окраине.
Не преувеличивая, можно сказать, что процентов 50 или 60 – это типичная для Москвы разница в смысле повышения квартиры всякого рода, сравнительно с расценкой 1904—1905 гг.»
В той же публикации была отмечена еще одна особенность жилых помещений: «Все сараи и амбары, даже конюшни переделаны на квартиры и даже „хорошо отделаны“, но в них жить нельзя. Но только такие квартиры и сдаются, а сколько-нибудь порядочные переходят из рук в руки по наследству или знакомству». Понятно, что бывший сарай, превращенный в жилье, при всем желании не может иметь свойств настоящего дома. Чаще всего москвичи жаловались на сырость и холод в квартирах. Поскольку эти недостатки проявлялись с наступлением холодов, во время найма будущим квартирантам приходилось полагаться на заверения домовладельца.
В начале XX века качество квартиры определялось прочностью здания, удобной планировкой (длинные анфилады комнат старых дворянских особняков не пользовались спросом) и наличием таких достижений цивилизации, как водопровод и канализация. Дома, которые владельцы не спешили приспособить к требованиям современности, становились объектом критики газетных фельетонистов.
«На днях мне пришлось быть в д. Афремова на Долгоруковской улице, – писал один из них в популярной газете „Русское слово“. – Вот домик-то, могу сказать! Построен по утвержденному плану, конечно, 3-этажный, во дворе, квартир дешевле 50 рублей в месяц нет, и в квартиры ход один: он и парадный, он и для помоев. Просто, удобно для кухарки и по утвержденному плану. На парадной лестнице запах, разумеется, но ведь запах не обозначается на представляемом в управу плане какими-либо архитектурными линиями, а утвердителям плана сообразить это не было времени. Подземной канализации в доме еще нет, а наружная действует превосходно, к улице двором склон даже приспособлен для этого.
Там же недалеко, в Тихвинском переулке, есть еще дом некоего г. Левкиевского; этот деревянный, впрочем, но тоже с канализацией, как у Афремова. Домику этому весной еще год будет, а стены расползлись уже, и почти все печи дали трещины. Бедные жильцы мерзнут, от дыма задыхаются, а домовладельцу и дела нет; он только ходит по квартирам да уговаривает не выдавать его, что он 27 рублей в месяц берет».
В незавидном положении оказывались обитатели домов, грозивших обрушением. По распоряжению властей им приходилось спешно покидать обжитое жилье, а на поиски подходящей квартиры времени почти не отводилось. В 1910 году такое случилось с квартирантами дома на Пречистенке, принадлежавшего домовладельческому строительному обществу. Они заметили глубокие трещины в стенах, а полиция, прибывшая по вызову, вдобавок обнаружила провис потолков и разрушение стены брандмауэра. Тут же с жильцов была взята подписка о немедленном выезде, а дом приговорен к сносу в семидневный срок. Хорошо, что это случилось в июле, когда еще не начался квартирный дефицит.
Что касается оборудования домовладений водопроводом и канализацией, то особенно интенсивно это происходило в первые годы двадцатого столетия. В 1903 году городской голова счел необходимым специально обратиться к москвичам с просьбой «примириться с временными неудобствами», поскольку для прокладки подземных коммуникаций и трамвайных путей было одновременно разрыто множество улиц. Стоит отметить, что до 1917 года к канализации удалось подсоединить лишь половину домовладений и только в центральной части города[105]. Там, куда она не успела дойти, жители по– прежнему обходились простыми устройствами: помойными и выгребными ямами, земляными и пудр-клозетами[106].
